Роман Ким - Девушка из Хиросимы

• Название: Девушка из Хиросимы
• Автор: Роман Ким
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1956

---

Бедная Яэтян, — прошептала Сумико.

Ясаку пошевелил острым носикам и подмигнул:

— Пригодились накидка и угощение?

Это Ясаку–са–н принес? — Сумико поклонилась. — Спасибо.

Он замахал руками:

— Это вовсе не я. — Он приставил руку ко рту: — Это… Кацу Гэнго.

Сумико подняла брови, улыбнулась и еще раз поклонилась. Она стала просматривать напечатанные листы. Вначале шло стихотворение о борьбе жителей деревушки Утинада в префектуре Исикава против американского полигона — о том, как крестьяне и их жены сели на дорогах, не пропуская грузовики со снарядами, и как на помощь крестьянам пришли из городов отряды рабочих и студентов.

После стихотворения шел очерк. В нем рассказывалось–о событиях на крохотном островке Осима, у полуострова 1Кии. Узнав о том, что на их островке аме хотят построить радарную станцию, местные жители сели на берегу, сплели руки и не пропустили аме. На помощь жителям Осима прибыли железнодорожники с красными флагами.

— У нас тоже начали что–то делать, — сказала Сумико. — Уже вспахали дорогу.

Ясаку привстал и поднял руку:

— Удар внезапный враг нанес, как будто в ухо спящему брызнули водой. И заполыхает пламя гнева… по всей стране…

Хэйскэ прыснул и низко наклонился над гариба–ном. Ясаку покосился на Сумико и, заметив, что она тоже закусила губу, заговорил обычным голосом:

— Помнишь, тогда на собрании учитель Акаги предупреждал насчет наступления «Инолы»? Оно началось. Мы должны дать отпор! Поэтому будем печатать в «Нашей земле» и «Кормовом весле» стихи и очерки о том, как дерутся патриоты в Утинада, на Осима и в других местах. Пусть местные жители пойдут по их пути. Деревенский староста и председатель деревенского муниципального совета вчера поехали в город для переговоров с чиновниками, приехавшими из Токио. Посмотрим, что будет дальше…

Рюкити вошел в шалаш без всякого сигнала.

— Сумитян!.. — Он остановился у входа и испуганно посмотрел на нее. — Похудела как… Я видел Матао на собрании, он мне сказал…

Он вытер совсем мокрое лицо утиральником, засунутым за пояс.

— Рютян тоже… совсем черный стал. — Она улыбнулась и наклонила голову набок. — Совсем обуглился…

Ясаку пошевелил носом — стал совсем похож на лисичку.

— Ты же сказал, что будешь ночевать в городе. — Он подмигнул и посмотрел на Сумико. — Мы тебя не ждали…

Рюкити ничего не ответил. Он подошел к бочонку и стал жадно пить воду.

— Все напечатали? — спросил он у Ясаку. — Сейчас придет сюда Цумото.

Остались только письма читателей и рекомендательный список литературы.

Надо вставить сообщение насчет Такеда Юкио. Памяти борца…

Ясаку вскочил и схватился за волосы. Сумико вскрикнула:

— Умер?

Умер, — сказал Рюкити. — В доме предварительного заключения. Сказали — от чахотки…

Он сел на солому рядом с Сумико и, опустив голову, протяжно вздохнул. Все молча смотрели на него.

— А Сугино?.. — тихо спросил Ясаку.

Сугино выпустят, — сказал Рюкити. — Полиция объявила, что всех, кто дрался тогда в лесу, выпустят. Они не хотят сейчас будоражить народ, потому что начинают расширять базу. Пока неизвестно, остановятся ли у круглой скалы, или пойдут дальше. — Помолчав немного, он добавил: — А учителю Акаги и дедушке придется зарыт£>ся еще глубже, их ищут вовсю.

Когда Сумико собралась домой, Рюкити сказал, что одной ей итти нельзя. Солдаты с базы шныряют все время по шоссе, ездят даже ночью. Итти одной по лощине около шоссе опасно. Можно было бы пройти по другой тропе — через долину перед Черепашьей сопкой. Но здесь придется переходить ущелье по висячему мосту, а проделывать это в темноте опасно.

Пошептавшись с Ясаку и Хэйскэ, Рюкити сказал:

— Иди через лощину. Тебя проводит Хэйскэ. На минутку…

Он кивнул ей, и они вышли из шалаша.

— Вот что… — Он откашлялся в ладонь. — Слушай хорошенько. Теперь дело пойдет всерьез, начнем бороться по–настоящему. Будет очень опасно. Поэтому, может быть, тебе… — Он запнулся и, помолчав немного, продолжал: — Если схватят, будет трудно стерпеть все. Даже мужчинам. Поэтому надо хорошенько подумать. Может быть, на некоторое время… Сумитян останется в стороне. Так лучше будет.

Она посмотрела на него исподлобья:

— Значит, Рютян… — Не договорив, она повернулась к нему спиной и приложила рукав к лицу. Ее плечи стали вздрагивать.

Сумитян, не надо обижаться. — Он притронулся к ее плечу. — Боюсь за тебя, только поэтому…

Она вдруг упала ничком в траву и громко заплакала. Из шалаша высунулись две головы. Рюкити сел на корточки рядом с Сумико и шепнул:

— Я говорил с Кантяном. Он тоже считает так…

Сумико зарыдала еще громче. Ясаку вышел из

шалаша.

— Тише! Услышат внизу, — шепнул он.

Плач мгновенно прекратился. Она лежала молча, не двигаясь. Потом молча поднялась, отряхнула шаровары и быстро пошла вниз. Рюкити бросился за ней и, долнав, схватил за рукав. Она вырвалась и повернулась <к нему. Она тяжело дышала и вздрагивала.

— Меня сделали калекой… — Она ткнула себя пальцем в плечо. — Я хочу бороться, я не боюсь!

Она задохнулась и поднесла руку к горлу. По ее ли–цу текли слезы. Увидев приближающегося Хэйскэ, она быстро вытерла щеки.

— Пошли! — буркнул Хэйскэ, проходя мимо.

Я думала, Рютян умный, — она повела головой и всхлипнула, — а Рютян дурак!

Он опустил глаза и тихо сказал:

— Я дурак.

Первый в мире дурак! — Она топнула ногой и пошла за Хэйскэ.

Они спустились с горы и прошли вдоль водоема к насыпи около шоссе. За насыпью стояли новенькие столбы, их освещал прожектор, установленный на крыше крайнего барака. На одном из столбов была прибита квадратная доска с большими черными буквами: «KEEP OUT»; и сбоку иероглифы: «Проход воспрещен».

— Закрыли дорогу, — пробормотал Хэйскэ. — Теперь в город придется топать кругом, через Куротани. Втрое дальше.

Из–за дуба у дороги появился японский полицейский. Шлем у него был низко надвинут на глаза, в руках — дубинка. Он пошел вразвалку, остановился у столба, широко расставил ноги и, закинув руки за спину, стал вертеть дубинкой.

2

Деревенский староста и председатель деревенского муниципального совета виделись в городе с чиновником министерства иностранных дел, приехавшим из Токио, и подали ему челобитную от имени жителей трех поселков. В прошении говорилось, что передача американской стороне участка префектурного шоссе от развилки до круглой скалы привела к закрытию прямой дороги в город и это поставило местных жителей в крайне тяжелое положение.

Чиновник обещал передать прошение кому следует и сказал, что ответ будет непременно.

Обо всем этом было написано в извещении, наклеенном на доске у входа в деревенскую управу в Старом поселке.

Но через день на стене управы, на плетнях трех поселков, на телеграфных столбах и деревьях появились листочки с заголовком «Бюллетень № 1 журналов «Наша земля» и «Кормовое весло». В этом бюллетене сообщалось о том, о чем умолчал староста.

Оказывается, токийский чиновник сказал:

«Участок до круглой скалы с самого начала был включен в зону полигона «Кэмп Инола», и этот вопрос вряд ли может быть подвергнут пересмотру. Следует также иметь в виду, что при заключении соглашения

о предоставлении американской стороне территорий для полигона предусматривалась возможность проведения в дальнейшем дополнительных строительных работ, необходимых для обеспечения безопасности местного населения. И эти дополнительные работы могут потребовать соответствующих изменений границ «Кэмп Инола».

Вот что сказал чиновник из Токио.

Далее в бюллетене говорилось:

«А в переводе на обычный человеческий язык слова чиновника означают: аме решили расширить военную базу. Это совершенно точно Но в какую сторону будут расширять, к Старому поселку или к Новому, пока неизвестно. Как только узнаем, известим всех.

Читайте наши бюллетени и тем, кто не читал, рассказывайте своими словами. Не давайте срывать бюллетеней и листовок. За свободу и независимость! За всеобщий мир!»

Эти листочки были содраны деревенскими полицейскими, но многие жители успели прочитать, и тревожная весть распространилась по поселкам.

3

Теперь’Сумико ходила на гору по так называемой задней тропе — со стороны долины перед Черепашьей сопкой. Отправлялась еще засветло. Итти туда было нетрудно, но возвращаться приходилось одной поздно ночью. Никто не мог провожать ее: Рюкити и Ясаку должны были сейчас же нести напечатанные экземпляры в одно место, а Хэйскэ оставался дежурить в шалаше.

Было очень страшно переходить висячий мост в темноте. Веревки качались, скользкие деревянные брусья отстояли далеко друг от друга, и легко можно было оступиться, кружилась голова, замирал дух: вот–вот старые соломенные веревки оборвутся — и полетишь вниз головой в пропасть.