В Клембовский - Тайные разведки (военное шпионство)

• Название: Тайные разведки (военное шпионство)
• Автор: В Клембовский
• Издательство: Комиссионеръ Военно-Учебныхъ заведеній.
• Жанр: Публицистика
• Год: 1911

Рациональная постановка шпионства требует, как и всякая отрасль военного дела, предварительного основательного изучения вопроса.

Цель предлагаемой книги — помочь этому изучению.

В. Клембовский. 10 апреля 1911 г.

---

Во всяком случае, до казни шпиона необходимо постараться узнать через его посредство прочих неприятельских шпионов и организацию этого дела у противника. С этой точки зрения крайне ошибочны действия французов, расстрелявших в сентябре 1870 г. немецкого шпиона Шульца, несмотря на выраженную им перед казнью готовность передать в подробности организацию немецкого шпионства и указать на своих сотоварищей по ремеслу.

В войну 1904–1905 гг. особых учреждений для контршпионства у японцев, по-видимому, не существовало. От русских лазутчиков, весьма впрочем немногочисленных, они гарантировали себя установлением строгих правил относительно прохождения китайцев через их линию охранения и присутствия на биваках и позициях. Что же касается нас, то мы не только не препятствовали японскому шпионству, но всемерно облегчали его, объявляя в издававшемся на театре военных действий «Маньчжурском Вестнике» о прибытии и местонахождении частей войск, обозначая особыми указательными столбами принадлежность дорог тому или иному корпусу, дивизии или полку, и т. д.[109]

Для розыска и ареста неприятельских шпионов в распоряжение начальников тайных разведок при штабах армий и корпусов должны быть даны чины полевой полиции или жандармерии. Розыск шпионов возлагается также на обязанность армейских и корпусных комендантов, действующих в этой отрасли не иначе, как по соглашению с начальниками тайных разведок.

VI. Шпионство и шпионы (лазутчики) с точки зрения нравственной. — Шпион с точки зрения юридической (по законам русским, французским, германским, австро-венгерским и международным)

Почти все люди привыкли смотреть на шпионство, как на дело крайне безнравственное и позорное, а название «шпион» получило значение бранного слова. Однако подобное огульное осуждение шпионства и шпионов несправедливо, так как «само шпионство не преступление и не всегда безнравственное дело»[110]. Впрочем, в частности оно имело своих защитников в разные времена и в разных сферах. Все полководцы, философы и юристы, высказывавшие свои мысли и взгляды по этому поводу, могут быть подразделены на два лагеря: безусловных врагов шпионства и лиц, признающих его в некоторых случаях средством дозволенным, а лазутчиков — людьми не только честными, но даже достойными уважения и подражания.

Лишь один знаменитый писатель открыто признает себя сторонником шпионства во всех его видах: это Макиавелли. Исходя из того основного положения, что для защиты отечества все средства хороши, он говорит: «Хотя употреблять обман в жизни было бы отвратительно, тем не менее, на войне этот поступок становится похвальным и достославным; и тот, кто побеждает этим неприятеля, заслуживает такую же похвалу, как тот, который побеждает оружием. Подобное суждение высказывают все писавшие истории великих людей: они хвалят Ганнибала и всех полководцев, которые отличались подобным образом действий».

Совершенно противоположного мнения придерживались Паскаль Фиоре, утверждавший, что «применение шпионства — бесполезная низость», и Монтескье, находивший, что «шпионство было бы, пожалуй, терпимо, если б оно исполнялось честными людьми; но неизбежная подлость таких лиц дает возможность судить и о подлости самого дела»[111].

В том же смысле высказался и Ваттель, один из известнейших юристов последнего столетия. «Обыкновенно шпионов казнят самым суровым образом, — писал он, — и это справедливо, так как нет других средств, чтобы избавиться от вреда, который они могут причинить. Поэтому честный человек, не желающий погибнуть от руки палача, не возьмет на себя роли шпиона; к тому же он сочтет ее несовместной со своим достоинством, ибо это ремесло неизбежно связано с некоторой долей измены»[112].

«У нас народные массы менее дисциплинированы, чем в Германии, но зато средние классы менее способны на низость, — писал уже после франко-прусской войны г. Ренан. — К чести Франции надо сказать, что во время последней войны почти невозможно было найти француза, способного хотя бы удовлетворительно сыграть роль шпиона: ложь, низость и распущенность слишком противны нам»[113].

Комментатор Ваттеля, Пинейро Феррейра, относится к шпионству с большей терпимостью и клеймит позором только тех лиц, которые злоупотребляют гостеприимством приютившей их страны. «Человека, старающегося доставить своему правительству важные и интересные для него сведения и не злоупотребляющего при этом доверием, нельзя смешивать, — говорит он, — с тем, кто за великодушное обращение какого-либо государства отплачивает ему нанесением вреда»[114].

Почти такого же мнения придерживается Карро: «Шпионство — одно из подготовительных средств прусских побед. Оно состоит не в мало применяемом во Франции, хотя вполне законном, искусстве освещать себя на войне, захватывать противника врасплох и не давать захватывать себя. Под этим позорным словом Кант понимал совершенно иное, хотя он не знал столь усовершенствованного теперь искусства опутывать целые государства гигантскими сетями тайной инквизиции, вовлекая в них не только политику и законы, производительные силы, труды и промышленность народов, но и самые сокровенные вещи, частные стороны его жизни, врываясь в тайны его домашних очагов, ведя точный счет богатствам его граждан, анализируя его стремления, симпатии и антипатии, одним словом, вторгаясь в область всего, что может быть доверено другу, но должно быть тщательно скрываемо от любопытства того, кто может сделаться завтра врагом. Что сказал бы строгий моралист о тех фанатиках, которые в течение многих лет, шаг за шагом, путем неусыпных забот вторгаются в душу народа, нарушая его сокровеннейшие тайны? Подобное ремесло может быть облагорожено сопряженной с ним опасностью; но безнаказанность делает его низким. С горделивой иронией, более обидной, чем бранное слово, Бисмарк спросил однажды, что особенного заключает в себе французская честь и в чем состоит ее отличие от чести других наций? Такой вопрос был неосторожен. Несомненно, что французская честь несходна с прусской, так как ее возмущают подобные картины. Последний французский солдат с отвращением отказался бы от той роли, которая ставится так высоко в ваших штабах. В этом сказывается разница этих двух народов»[115].

Юрист Блюнчли, утверждающий, что по самому существу своему шпионство неразрывно связано с понятием о войне, выражается об нем так: «Действуя от имени своего правительства, шпионы могут быть искренны и полагать, что исполняют патриотический долг. Смертная казнь имеет целью устрашать их; принято даже позорным образом вешать шпионов. Однако такая мера должна применяться лишь в крайних случаях. Почти всегда она превышает степень преступности шпиона».

Еще больше сочувствия к шпионству военного времени слышится в следующих словах маршала Бюжо: «Английские, русские и американские офицеры, не колеблясь, переодеваются, принимают на себя какое-нибудь ложное звание или вымышленное занятие, чтобы проникнуть в тайны противника. Основываясь на таких действиях, можно ли обвинять их в лживости с большей справедливостью, чем обвинять в убийстве солдата, наносящего сабельный удар врагу? Нет! Они рискуют жизнью (так как лазутчиков вешают) за службу отечеству, и цель извиняет характер этой службы. Следовало бы поощрять их пример во французской армии, и тогда сведения, доставленные одним из своих, были бы полнее и вернее, чем сведения, добытые подкупленными евреями, женщинами и разносчиками… Если лазутчиками служат военные, то надо осыпать их чинами и наградами, ибо великое средство для достижения успеха на войне заключается в знании секретов противника, и если они раскрыли их, то этим оказали громадную услугу и проявили большую преданность». В другом месте Бюжо замечает, что «подкуп — печальное дело; но война влечет за собой целый ряд зол, нравственных и физических, а стараться разузнать путем подкупа, что делается у неприятеля, не преступнее, чем хитростью завлечь его в засаду для полного истребления»[116].

С нравственной точки зрения отнюдь нельзя подводить всех шпионов под один уровень; чтобы справедливо оценить каждого из них, необходимо всесторонне рассмотреть те поводы, которые побудили его взять на себя эту роль, и тот способ действий, которого он придерживается.

На первом плане надо поставить людей, занимающихся шпионством в пользу своего отечества и не ради денег, а из патриотизма или по чувству долга. В военное время такие лица не только не подлежат осуждению, но, наоборот, достойны поощрения. Их роль скромная, малозаметная и очень неблагодарная: успех какой-нибудь операции всегда и всецело припишут войскам и их начальникам; редко кто подумает о пользе, принесенной лазутчиком, на показаниях которого был построен план этой операции. А что ожидает лазутчика в случае неудачи? Не почетная смерть на поле сражения, на виду у товарищей и начальников, а позорная казнь в какой-нибудь глухой деревушке, вдали от своих, по безапелляционному решению двух-трех лиц! А имя его будет также быстро предано забвению, как имя бедняка, с голоду повесившегося где-нибудь на окраине многолюдной столицы.