Владимир Разин - В лабиринтах детектива

• Название: В лабиринтах детектива
• Автор: Владимир Разин
• Жанр: Публицистика
• Год: 2000

---

В вышедшем сравнительно недавно сборнике “Чисто русское убийство” сюжеты большинства произведений выдающихся писателей XIX века, содержащие криминал, взяты из уголовных дел. Если великие и выдающиеся “заимствовали”, то что же говорить о средних и малых литераторах? Впрочем, и сейчас многие громкие детективные авторы не чураются порыться в милицейских делах. Вспомним, как пример, “Тайну Кутузовского проспекта” Ю.Семенова. Кстати, многие его произведения цикла “Экспансия” имеют документальную основу. Да и вряд ли у Э.По, А.Конан-Дойля или Дж. Х.Чейза найдешь какие-либо следы документалистики. Это, прежде всего, особенность нашего детектива.

Наконец, четвертой особенностью русского уголовного романа можно, пожалуй, назвать сюжетное построение произведения. Если в западном детективе сыщики старательно, долго, терпеливо идут по следу, разыскивая преступника, и мы узнаем его имя в последней главе, то русские писатели предпочитают чуть ли не с первых страниц указать на лицо, совершившее преступление, а остальное место отвести, например, социально-психологическому анализу действий преступника и обстоятельств, приведших его к преступлению.

Так и поступил А.Шкляревский, признанный законодатель уголовной моды в небольшой повести “Что побудило к убийству?” Этот пример оказался заразительным. Ему следовали многие современники плодовитого писателя — А.Соколова, Н.Гейнцэ, А.Зарин, Н.Животов и другие. Впрочем, о структуре и поэтике разновидности нашего детектива — русского уголовного романа — разговор еще предстоит.

“Ужасное это дело…”

Мы не случайно обозначили название этой главы словами, открывшими известную повесть Ивана Бунина “Дело корнета Елагина”. В российском детективе, как, впрочем, и во всяком другом, принято было с первых же страниц нагнетать атмосферу загадки, страха, необъяснимого явления. Впрочем, по мере того, как перелистывались страницы, все становилось на свои места. Гроб, который необъяснимым образом появился в жалкой лачуге, оказывается, был спрятан приятелем, у которого за долги могли описать имущество. Раскрывается и секрет появления трупа в запертой комнате. Выясняется, каким образом исчезли бриллианты у некой барыни старинного дворянского рода. “Все тайное становится явным” — первая заповедь писателей, работающих в жанре уголовного романа. Кстати, почему именно романа? Ведь русская ветвь детектива являла миру немало образцов разных жанров: и судебные очерки, и короткий рассказ и небольшую повесть, и, конечно же, роман, и целую антологию повестей и романов, связанных едиными героями. Взять ту же “Шведскую спичку” А.Чехова, украсившую одну из популярных зарубежных антологий детектива. Это рассказ. А сборник “Трущобные люди” В.Гиляровского отнесен к жанру очерков. Произведение М.Ордынцева-Катрицкого под названием “Тайна Несетова” являет собой короткую повесть. В отличие от масштабного романа, точнее, сборника четырех романов “Царица хунгузов” А.Лаврова.

Если говорить о жанровом многообразии, то, на наш взгляд, российская ветвь детектива явила миру многие образцовые жанры, которых нет, пожалуй, и в зарубежной литературе.

Впрочем, оставим это исследователям жанра. А сами попытаемся провести хотя бы условную квалификацию того, что попытались писать в жанре детектива. Если понимать жанр в широком его значении, то нельзя не выделить разбойничий роман, самый ранний по времени его появления (М.Комаров. Повесть о Ваньке Каине). Сам же детектив берет свое начало с уголовных или судебных очерков второй половины XIX века (Н.Соколовский, А.Соколова, В.Гиляровский, П.Степанов и др.). В 1872 году вышли в свет первые собственно уголовные романы (А.Шкляровский, Н.Ахшарумов, Ф.Иванов и др.).

Следует выделить еще и такие подвиды как авантюрный роман (Л.Кормчий “Дочь весталки”), в котором сильно детективное направление, а также — появившиеся в конце прошлого — начале XX века сериалы (П.Никитин “Шерлок Холмс в России”), а также военные и шпионские детективы (Н.Брешко-Брешковский “Шпионы и герои”, “В паутине шпионажа”…)

Думается, что другие исследователи смогут определить и другие подвиды детективного повествования. Ведь в дореволюционной России было написано (и напечатано) более двухсот произведений этого жанра. Самых разных и, как уже говорилось, не только романов.

“Что есть такая тайна великая ся…”

Каждый автор — хозяин своего слова. Каждый автор пишет в силу своего таланта, умения и понимания. Поэтому так неровно и смотрятся на детективной карте гребни и вершины литературных произведений. Высочайшая вершина, конечно, “Преступление и наказание”. После Федора Михайловича все было ровнее и глаже. Литераторы-уголовщики не сумели подняться до высот гуманистических проблем великого писателя. Они убрали философские пласты, до предела укоротили стиль изложения, схематизировали характер действующих лиц. А менталитет читающей российской публики был таков, что чем страшнее повествование, чем оно проще, тем большим успехом пользовалась книга, тем охотнее она раскупалась, что, собственно, и требовалось. Даже в наши дни, читая уголовные произведения таких известных мастеров слова как Л.Андреев (“Мысль”), Н.Лесков (“Интересные мужчины”), В.Даль (“Хмель, сон и явь”) и др., невольно убеждаешься, что и для маститых писателей романы на уголовные темы были делом второстепенным. Впрочем, многие исследователи совершенно справедливо полагают, что для всего литературного мира России писание книг о расследовании преступлений было делом чуть ли не постыдным. Многие литераторы поэтому и называли свои книги документальными: “Записки следователя” (И.Соколов), “Рассказ судебного следователя” (П.Крушеван) и т. д. Большинство произведений российской литературы пыталось морализировать, воспитывать, учить, в то время как уголовный роман “всего-навсего” приглашал читателя принять участие в расследовании какого-нибудь преступления. Как будто это не есть воспитание простого народа. Ведь детектив читали и купцы, и гимназисты, и фабричные рабочие, и даже аристократы.

Да, детективный роман имел широкое распространение в России. Его издавали не только отдельными книгами или собраниями сочинений (как, к примеру, произведения главного сочинителя уголовных романов прошлого века А.Шкляревского), но и активно печатали на страницах газет, в подвалах газетных полос (“Свет”, “Гражданин” и др.), и в тонких журналах — с продолжениями (“Нива”, “Живописное обозрение”, “Родина”). Если тиражи книг не превышали 2–3 тысяч экземпляров, то газеты и журналы печатались тиражами и 20, и 40, и 80 тысяч экземпляров, а с приложениями разовый тираж многих изданий достигал 120 — 130 тысяч экземпляров. И во многом такие тиражи достигались публикацией романов-преступлений. Получалось, что критики, литературные генералы, дружно ругали уголовный роман, а широкий читатель запоем читал о похождениях разбойника Чуркина или о том, как расследовал преступления “русский Шерлок Холмс” — сыщик Путилин…

Между тем, произведения этой тематики писались достаточно легко. Вот, что рассказал о нравах прошлого века известный журналист и не чуждый уголовной тематики писатель Владимир Гиляровский:

“…Одним из главных магнитов, привлекающих простодушного читателя “Листка” были ежедневно печатавшиеся в газете романы-фельетоны… наконец сам Н.И.Пастухов (редактор “Листка” — В.Р.) “загремел своим романом “Разбойник Чуркин”… Он начал печатать своего “Разбойника Чуркина” по порядку протоколов, сшитых в деле, украшая каждый грабеж или кражу сценами из старых разбойничьих романов, а Ваську Чуркина преобразил чуть ли не в народного героя… Газета в первый месяц удвоилась, а потом все росла, росла…

Московские газеты стали намекать, что описание похождений Чуркина развращает молодежь, учит, как воровать и грабить… Слухи и жалобы заставили генерал-губернатора В.А.Долгорукова вызвать к себе Н.И.Пастухова:

— Вы что там у меня воров и разбойников разводите своим Чуркиным? Прекратить его немедленно, а то газету закрою.

…Струсил Н. И. Пастухов. На другой день появился последний фельетон: конец Чуркина, в котором свои же разбойники в лесу наклонили вершины двух деревьев, привязали к ним Чуркина и разорвали его пополам…”

Таковы нравы прошлого века. Так или почти так писались и многие уголовные романы, которые столь страстно ждала и читала публика. Писатели-детективщики, биографии многих из которых мы не знаем и по сегодняшний день, были чаще всего выходцами из простого люда, что по большей части можно определить по манере письма (языку, стилю), и знали мрачную уголовную среду, в которой вращались их герои. Но из правил бывают исключения. И мрачный мир героев подземелья иной раз сменялся просторными дворцами, в которых жили кавалеры и дамы с утонченными манерами. Авторы утверждали, что преступники не только, и даже не столько, простолюдины — они есть и среди светских дам и кавалеров. Все это прекрасно укладывалось в концепцию, о которой мы писали выше: русский уголовный роман (примем распространенное название жанра) чаще всего населялся преступниками не алчущими добычи, а людьми, преступившими закон из-за неразделенной любви, ревности, мести… Видимо, именно это и влияет на то, что зачастую западным сыщикам с их привычным дедуктивным (Шерлок Холмс) мышлением весьма трудно понять логику поступков российского преступника.