Лиля Брик - Пристрастные рассказы

• Название: Пристрастные рассказы
• Автор: Лиля Брик
• Издательство: Деком
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-89533-226-9

Эта книга осуществила мечту Лили Брик об издании воспоминаний, которые она писала долгие годы, мало надеясь на публикацию.

Прошло более тридцати лет с тех пор, как ушла из жизни та, о которой великий поэт писал — «кроме любви твоей, мне нету солнца», а имя Лили Брик по-прежнему привлекает к себе внимание. Публикаций, посвященных ей, немало. Но издательство ДЕКОМ было первым, выпустившим в 2005 году книгу самой Лили Юрьевны. В нее вошли воспоминания, дневники и письма Л. Ю. Б., а также не публиковавшиеся прежде рисунки и записки В. В. Маяковского из архивов Лили Брик и семьи Катанян. «Пристрастные рассказы» сразу вызвали большой интерес у читателей и критиков. Настоящее издание значительно отличается от предыдущего, в него включены новые главы и воспоминания, редакторские комментарии, а также новые иллюстрации.

Предисловие и комментарии Якова Иосифовича Гройсмана. Составители — Я. И. Гройсман, И. Ю. Генс.

---

Мы дружили с известной актрисой Г.[16] Это самая смешная и талантливая женщина на свете — игровая насквозь. Я присутствовала при одной из тяжелейших драм ее жизни, она вызвала меня ночью по телефону оттого, что боялась оставаться одна в таком тяжелом состоянии. Я примчалась и застала ее перед зеркалом, всю в слезах. Она сидела в кресле из карельской березы, завернутая в изумительнейший халат, и на музейнейшем столике собирала письмо, изорванное в клочья, письмо любимого к его жене, с которой, он клялся, что больше не переписывается. Она страдала, плакала и принимала позы и вызвала меня оттого, что без публики это делать скучно.

Екатерина Гельцер

После этого неслыханного предательства она прогнала его и рассказывала, что через несколько недель встретила его случайно на улице. Я спросила: «Сознайтесь, сердце всё-таки ёкнуло?» Она окинула меня гордым взглядом и ответила: «Ёку никакого, но впечатление потрясающее!» У нас это осталось поговоркой.

Романы свои она называла «навертами» и, когда ей нравился какой-нибудь мальчик, просила: «Навертите меня ему». Все наверты начинались по одному шаблону: навертываемому посылалась городская телеграмма в сто слов и букет цветов с вложенными в него фотографическими карточками во всех ролях и позах.

Главной подругой и навёртчицей была Надя. Надя навертывала исступленно, и молодой человек не подозревал, когда объяснялся в любви, что Надя сидит за ширмой и проверяет свой наверт. Она уморительно рассказывала об одном навернутом французе, который объяснялся стоя на коленях и то выкрикивал страстные слова, то переходил на лирический шепот и обнимал ее ноги, а она, в зависимости от этого, восклицала: «Мусье, мусье, не кричите так, mon mari, мусье Б.!» Мусье недоумевал, а она, оказывается, жила в одной квартире со своим мужем А., и нельзя было шуметь, а роман у нее был с Б., который дико ревновал ее.

С Г. познакомились мы у Ф. — отец немец, мать еврейка, а дети этакие метисы, расчетливые и очень темпераментные. Они собирали старинные вещи, у них был один из первых автомобилей в Москве, огромный английский белый бульдог, змея и обезьянка.

Семейство очень эксцентричное. Любовники м-м Ф. дарили ей бриллианты, и муж был в восторге, когда она под Новый год потеряла брошь каратов в тридцать.

Называл он ее die Bildshöne, и она действительно была красавица. В кабинете висела огромная картина в золотой раме: лежащая голая женщина со спины. Ф. подводил каждого к этой картине и спрашивал: «Как вам нравится моя жена?» Гости хвалили. Я пришла как-то к ним и постучалась в комнату Софьи Николаевны.

— Войдите.

Вхожу, лежит Софья Николаевна в царственной кровати из красного дерева, а поверх постели, поперек, Карл Иванович в голубых подштанниках — гостей принимают.

К животным в этой семье относились как к людям, обезьянке делали маникюр и водили ее к хиромантке, и когда она укусила девочку во дворе и с Ф. требовали штраф, он ни за что не соглашался платить и орал: Lass der Affe sitzen![17] Обезьянку звали Гайдэ в память второй жены Дон Жуана, к ней приходила в гости обезьянка мальчишки-болгарина — Яшка, они часами сидели, обнявшись на окне, смотрели на улицу и разговаривали.

С дочкой Ф. никогда не бывало скучно; вчера она увлекалась Фрейдом, сегодня изобретала шапку-невидимку, а завтра уговаривала нас всех ехать в Африку и в складчину выстроить кинематограф между Александрией и Каиром. «Подумайте, как выгодно, в городе пятьсот тысяч жителей и ни одного кино». Она была влюблена в Казанову[18] и мечтала попасть в ад для того, чтоб с ним там встретиться. Последний ее роман в России был с женщиной в брюках и пенсне, которая говорила: «Я был, я пошел» и целовала дамам ручки. Ося видел ее недавно на улице, беременную, и даже испугался.

После революции Ф. удрали за границу. Матери автомобилем отрезало обе ноги, и она вскоре после этого умерла. Дочь я видела в 23-м году в Париже, но совершенно не помню, какая она, должно быть, было совсем не интересно.

Эти два года, что я прожила с Осей, самые счастливые годы моей жизни, абсолютно безмятежные.

Потом была война 14-го года, мы с Осей жили уже в Петербурге. Я уже вела самостоятельную жизнь, и мы физически с ним как-то расползлись…

Прошел год, мы уже не жили друг с другом, но были в дружбе, может быть, еще более тесной. Тут в нашей жизни появился Маяковский.

Редакторская врезка

Как считает исследователь Б. Янгфельдт, «Описывая первые прожитые с Осипом годы как „самые счастливые“, Лиля наверняка имела в виду не только их любовь, но и предоставленную ей Осипом и неприемлемую для большинства мужчин свободу, без которой жизнь для нее была немыслима».[19] И Лиля, и Осип придерживались общих взглядов относительно свободы выбора в любви и сексе. К тем же воззрениям она пыталась приобщить и Маяковского.

Позиция Лили Брик была не только свойством ее свободолюбивого характера, но отражала также социальные явления — борьбу женщин за равные права с мужчинами: право на образование, труд, свободу выбора в браке и т. д. После революции 1917 года в России создались предпосылки их реализации. В 1920-е годы в среде советской молодежи бытовала теория «стакана воды». Ее авторство приписывали Александре Коллонтай, борцу за равноправие женщин и свободу сексуальных взаимоотношений. Приверженцы этой теории говорили, что утолить жажду, выпив стакан воды — это то же, что совершить половой акт с выбранным сексуальным партнером.

Надо сказать, что из своих увлечений она никогда не делала тайны. Так было и в петербургский период жизни, и в более поздние годы.

«Она была хороша собой, соблазнительна, знала секреты обольщения, умела заинтересовать разговором, восхитительно одевалась, была умна, знаменита и независима. Если ей нравился мужчина и она хотела завести с ним роман — особого труда для нее это не представляло. Она была максималистка, и в достижении цели ничто не могло остановить ее. И не останавливало. Что же касалось моральных сентенций…

Романы Лили Юрьевны! Ее раскованное поведение и вольные взгляды порождали массу слухов и домыслов, которые передавались из уст в уста и, помноженные на зависть, оседали на страницах полувоспоминаний. Даже в далекой Японии писали: „Если эта женщина вызывала к себе такую любовь, ненависть и зависть — она не зря прожила свою жизнь“».[20]

Но об этом мы еще будем говорить в следующих главах.

Штрихи к портрету автора

ЭЛЬЗА ТРИОЛЕ (1896–1970)

Эльза Юрьевна Триоле, урожденная Каган, — младшая сестра Лили Брик. С Маяковским познакомилась в 1913 году, впоследствии у них завязался роман. Именно Эльза была инициатором встречи Маяковского с Бриками и чтения новой поэмы на их квартире в Петрограде. Ее план показать своего талантливого возлюбленного удался, но если бы она только знала, что эта победа закончится еще одним поражением в непростых взаимоотношениях со своей сестрой.

<…> У нее большой рот с идеальными зубами и блестящая кожа, словно светящаяся изнутри. У нее изящная грудь, округлые бедра, длинные ноги и очень маленькие кисти и стопы. Ей нечего было скрывать, она могла бы ходить голой, каждая частичка ее тела была достойна восхищения. Впрочем, ходить совсем голой она любила, она была лишена стеснения. Позднее, когда она собиралась на бал, мы с мамой любили смотреть, как она одевается… Я немела от восторга, глядя на нее.

(цит. по: Янгфельдт Б. Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг)

<…> В июле умер отец. Лиля приехала на похороны. И, несмотря ни на что, мы говорили о Маяковском. Она о нем, конечно, слыхала, но к моему восторгу отнеслась скептически. После похорон, оставив мать с теткой на даче, я поехала к Лиле в Петроград, и Маяковский пришел меня навестить к Лиле, на улице Жуковского. В этот ли первый раз, в другую ли встречу, но я уговорила Володю прочесть стихи Брикам, и думается мне, что тогда, в тот вечер, уже наметилась судьба многих из тех, что слушали «Облако» Маяковского… Брики отнеслись к стихам восторженно, безвозвратно полюбили их. Маяковский безвозвратно полюбил Лилю. <…>

Ни одна женщина не могла надеяться на то, что он разойдется с Лилей. Между тем, когда ему случалось влюбиться, а женщина из чувства самосохранения не хотела калечить своей судьбы, зная, что Маяковский разрушит ее маленькую жизнь, а на большую не возьмет с собой, то он приходил в отчаяние и бешенство. Когда же такое апогейное, беспредельное, редкое чувство ему встречалось, он от него бежал.

Из воспоминаний «Заглянуть в прошлое» (в книге «Имя этой теме — любовь!» М.: Дружба народов, 1993. С. 51) СОФЬЯ ШАМАРДИНА (1894–1980)

Софья Сергеевна Шамардина, или Сонка, как ее называл Маяковский, в юности принадлежала к футуристическим кругам, участвовала в поэтических вечерах. Их отношения с Маяковским относятся к 1913–1914 годам, причиной трагического разрыва послужила клевета на Маяковского, пущенная из ревности К. И. Чуковским. Софья Шамардина и Мария Денисова послужили основными прототипами собирательного образа Марии — героини поэмы «Облако в штанах». Первый фрагмент воспоминаний относится к возобновлению встреч в Петрограде и Москве в 1915 году.