Джеффри Линдсей - Декстер в деле

• Название: Декстер в деле
• Автор: Джеффри Линдсей
• Издательство: АСТ, Астрель, ВКТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-066865-6, 978-5-271-32003-3, 978-5-226-03424-4

Приключения очаровательного «джентльмена-маньяка» ДЕКСТЕРА МОРГАНА, который охотится исключительно на серийных убийц, продолжаются!

Декстер возвращается после незабываемого медового месяца в Париже. Семейная жизнь пошла ему на пользу: он предан супруге, наслаждается домашними обедами и уверен, что его зловещее хобби навсегда останется в прошлом.

Между тем Майами терроризирует таинственный преступник-художник, превращающий тела жертв в чудовищные арт-объекты.

Декстер не в силах остаться в стороне.

Он начинает поединок с противником, который не уступает ему ни интеллектом, ни жестокостью!

---

— Не в настроении, — прошептал мне Чатски. — Такое иногда случается после ножевых ранений.

Судя по шрамам на его лице и по всему телу, Чатски знал, о чем говорит, так что я лишь кивнул и приблизился к Деборе.

— Привет! — воскликнул я с наигранной жизнерадостностью, которую положено демонстрировать у постели больного.

Она повернула голову: безжизненное лицо, глубокая пустота в глазах — словно отражение ее отца, Гарри. Я уже видел такой взгляд прежде, из синей глубины поднялось воспоминание…

Гарри умирал. Странное для всех нас зрелище — поверженный Супермен. Он ведь должен быть выше человеческих слабостей. Но последние полтора года он умирал, очень медленно, приступами, и вот приблизился к финишной черте. Он лежал в хосписе, и медсестра задумала ему помочь. Она специально стала вкалывать все больше обезболивающего, доводя до смертельной дозировки, и впитывала умирание Гарри, наслаждалась тем, как он тает. Отец догадался и рассказал мне. О, счастье! Какое блаженство! Гарри разрешил мне сделать эту медсестру своей первой человеческой игрушкой, первой жертвой, которую я увлек с собой на Темную Игровую Площадку.

И я это сделал. Мне досталось несколько часов чуда, открытий и восторга, прежде чем Первая Медсестра повторила путь всего тленного. Наутро я отправился с отчетом в хоспис, к Гарри, переполненный алмазной темнотой от случившегося.

Я влетел, буквально не касаясь земли, в палату к Гарри; он открыл глаза, взглянул в мои и все увидел — увидел, как я изменился, как сделался тем, во что он меня превратил… И его глаза наполнились безжизненностью.

Я испугался, что отцу опять плохо.

— Что с тобой? Врача позвать?

Он закрыл глаза и медленно, слабо качнул головой.

— Что случилось? — Мне казалось, что, поскольку я еще никогда так хорошо себя не чувствовал, все остальные тоже должны хоть немного порадоваться.

— Ничего, — ответил Гарри затухающим, безвольным голосом. Потом снова открыл глаза и посмотрел на меня все тем же вымороженным, пустым синим взглядом. — Значит, ты все сделал?

Я кивнул и даже чуть покраснел от неловкости.

— А потом? — спросил он.

— Все чисто, — ответил я. — Я очень аккуратно.

— Никаких сложностей?

— Нет! Все было замечательно! — выпалил я и постарался его успокоить: — Спасибо, папа!

Гарри вновь закрыл глаза и отвернулся. Я почти не слышал следующих шесть или семь вдохов-выдохов. А потом он пробормотал:

— Что я натворил… О Боже, что я натворил…

— Папа? — Он никогда так не говорил при мне раньше, не призывал Бога, не выглядел таким измученным и растерянным, и все это было настолько тревожно, что даже слегка рассеяло мою эйфорию.

Но отец только покачал головой, ничего не добавив.

— Папа?..

Он все качал головой, болезненно, с усилием… и лежал тихо и молча долго, очень долго, целую вечность. Наконец открыл глаза и посмотрел на меня; именно тогда я увидел ту ледяную мертвую синь, без всякой надежды, без света.

— Ты то, — проговорил он, — что я из тебя сделал.

— Да! — согласился я, хотел опять его поблагодарить, но он мне не дал.

— Ты не виноват. Это все я.

Тогда я не понял, о чем он, и начинаю понимать лишь теперь, через много-много лет. Мне до сих пор жаль, что я ничего больше не сказал и не сделал, что-нибудь совсем простое, чтобы помочь Гарри уйти в окончательную темноту без тревог; несколько аккуратно продуманных слов, чтобы развеять его сомнения и наполнить синие пустые глаза светом солнца.

Вместе с тем, спустя долгие годы, я понимаю, что таких слов не существует — ни на одном известном мне языке. Декстер — изначально и навсегда вещь в себе, и если Гарри это увидел на закате жизни и испытал последний натиск ужаса и вины… что ж, мне очень жаль, но что тут поделать? Умирая, мы все приходим к болезненному осознанию, и далеко не всегда к осознанию какой-то особой истины… нет, просто приближающийся конец заставляет людей думать, что им открывается некое великое прозрение.

Можете мне поверить — уж я-то знаю, как ведут себя перед смертью. Если бы мне вздумалось записывать все то странное, что я слышал от своих особых товарищей по играм, когда я помогал им преодолеть черту, — получилась бы очень интересная книга.

Да, мне было жаль Гарри. Но что я — юное, неловкое, начинающее чудовище — мог сказать, как облегчить ему уход?

И вот, спустя годы, я увидел тот же самый взгляд у сестры, и меня опять окатила печальная волна беспомощности.

Дебора отвернулась от нас и стала смотреть в окно, а я был способен только растерянно ухмыляться.

— Ради всего святого, — сказала сестра, не поворачивая головы. — Хватит на меня пялиться.

Чатски уселся на стул по ту сторону кровати.

— Она сейчас не в духе, — сообщил он.

— Иди в жопу, — без всякого выражения проговорила Дебс, чуть дернув головой в сторону Чатски.

— Послушай, Декстер знает, где искать того, кто тебя ранил.

Она лишь моргнула.

— Вот… и мы с ним могли бы его поймать… Хотели с тобой посоветоваться, — продолжал Чатски. — Как тебе?

— Как мне? — переспросила Дебора спокойно и горько, посмотрев на нас с такой болью во взгляде, что даже я почувствовал. — Ты правда хочешь знать, каково мне?

— Тише, все хорошо…

— Мне сказали, что я у них на операционном столе умерла, — перебила она. — Так вот, я до сих пор как будто мертвая! Я не знаю, кто я, и зачем, и почему, я просто… — По ее щеке скатилась слеза. Мне стало страшно. — Наверное, он вырезал из меня все самое важное! Я не знаю, вернется ли это все снова!

Дебора опять отвернулась к окну. Мне самому хотелось плакать, а ведь я не такой.

— Я не плачу, ты же знаешь, Деке! Не плачу! — тихо всхлипывала она, а по щеке скатилась новая слеза, по еще влажной дорожке от первой.

— Все хорошо, — повторил Чатски, хотя что уж тут хорошего.

— Мне кажется, что я всю жизнь неправильно жила! — перебила она. — И я не знаю, можно ли теперь быть копом…

— Тебе станет лучше, — обещал ей Чатски. — Просто нужно подождать.

— Поймайте его! — воскликнула она и посмотрела на меня с намеком на свою прежнюю, привычную злость. — Поймай его, Декстер! И сделай то, что должен!

Дебс взглянула мне прямо в глаза, потом снова отвернулась к окну.

— Папа был прав, — прошептала моя сводная сестра.

Глава 30

Так оно и вышло, что на следующий день, рано утром, я оказался в небольшом здании на краю летного поля в Международном аэропорту Майами. Я сжимал в руках паспорт на имя Дэвида Марси, а одет был в наряд, который иначе, чем спортивным костюмом, и не назвать, причем зеленого цвета и с ярко-желтым ремнем. Рядом со мной стоял мой собрат по баптистской церкви и руководитель по миссионерской работе, преподобный Кэмпбел Фрини, в не менее чудовищном наряде и с улыбкой настолько широкой, что она как будто изменила форму его лица и скрыла некоторые шрамы.

На самом деле я не слишком озабочен модными нарядами, но даже у меня есть некоторые базовые понятия о пристойности… однако то, что было на нас надето, просто втаптывало все мои представления в грязь. Я, разумеется, пытался спорить, но преподобный Кайл объяснил мне, что выбора нет.

— Нужно выглядеть как положено, парень, — заявил он, оправляя свою красную спортивную куртку. — Баптисты-миссионеры одеваются именно так.

— Разве нельзя нам побыть пресвитерианцами? — с надеждой спросил я.

Чатски лишь покачал головой.

— Такая уж у нас легенда, придется следовать… И не поминай через слово Иисуса, они так не делают. Просто улыбайся почаще, будь доброжелателен, и все получится. — Он протянул мне еще один листок бумаги. — Вот, письмо из министерства финансов — разрешение поехать на Кубу для миссионерской работы. Не потеряй.

Все те недолгие часы, которые прошли с того момента, как он решил свозить меня в Гавану, до нашего утреннего прибытия в аэропорт, Чатски просто фонтанировал полезной информацией — даже не велел мне пить воду из-под крана (достаточно нелепо, на мой взгляд).

Я едва успел придумать для Риты правдоподобное объяснение: мол, у меня срочное дело, волноваться не о чем, и до самого моего возвращения возле дома будет дежурить коп. И хотя жене хватило ума не поверить в срочные дела по судмедэкспертизе, она приняла мое объяснение, успокоенная зрелищем припаркованной у нашего дома полицейской машины. Чатски со своей стороны тоже принял участие: он похлопал Риту по плечу и заявил:

— Не волнуйся, мы обо всем позаботимся.

Конечно, это еще больше ее запутало, поскольку Чатски уж точно не имел к судмедэкспертизе никакого отношения. Но в целом у нее как будто сложилось впечатление, что мы делаем какие-то жизненно важные вещи ради ее безопасности и что скоро все станет хорошо, так что Рита почти не плакала, только обняла меня на прощание.