Владимир Рудный - Гангутцы

• Название: Гангутцы
• Автор: Владимир Рудный
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1970

Роман «Гангутцы» воскрешает в памяти читателя героические страницы Великой Отечественной войны — оборону полуострова Ханко. С документальной точностью и большой художественной силой Рудный описывает, как в течение почти шести месяцев советские моряки и солдаты на маленьком клочке суши дни и ночи отражали вражеские атаки. Живыми предстают перед нами многие защитники Гангута — командиры, политработники, матросы и солдаты, — мужественные воины, достойные вечной славы.

---

— Поддерживаю, — сказал Расскин. — У нас впереди трудные дни, и смех нам нужен злой, уничтожающий. Солдат хочет смеяться над врагом. Пусть все знают, что Гангут смеется над врагом и бьет его. А материалом снабдим с избытком: и линолеумом и темами…

Расскин выложил на редакционный стол номер финской провинциальной газеты «Вострам Нуланд», отобранный у одного из пленных, и пачку писем на ханковский фронт из финляндского тыла.

Газета, предназначенная для населения западного побережья Финляндии, в некрологе сообщала:

«В городе Ганге на восемьдесят пятом году жизни тихо скончалась вдова Хедвиг Локс».

— Бильярдисты называют такой прием «от борта — в угол», — рассмеялся Фомин. — Читатели должны из этого заключить, что Гангут занят финскими войсками…

— И что усилиями маннергеймовского правительства здесь даже созданы условия для тихой смерти финских старушек, — подхватил Пророков.

— Вот вам и начало для отдела «Гангут смеется», — решил Расскин. — Сатира может открыть огонь на поражение.

— Тут еще один блестящий материал, — сказал Пророков, перебиравший письма с приложенными к ним переводами. — Слушайте, что пишет финская дама мужу на фронт: «Дорогой Юган. На днях мы слушали радио о том, что скоро нас направят на жительство в Ганге. Говорят, задержка происходит исключительно из-за русских мин, которые еще не убраны. Что же ты мне не пишешь — собираться или обождать?»

— Пусть немного обождет.

— Препятствий, черт возьми, действительно много.

— Это можно графически изобразить в трех рисунках, — предложил Пророков. — Первый — «частые бомбовые осадки»; второй — «непроходимые леса советских штыков»; а третий — «дороги, испорченные фашистскими могилами»…

— Замечательно! И все это назвать: «Естественные препятствия на подступах к Ханко».

— Я вижу, вы специалист по заголовкам, товарищ бригадный комиссар, — улыбнулся Пророков. — У нас в «Комсомольской правде» дать хороший заголовок считалось особым искусством.

— Люблю я вас, газетчиков, — сказал Расскин. — Гордая и боевая профессия; большевистский журналист Ленин был вашим великим коллегой.

— И мы любим свое скромное дело, — тихо сказал Фомин. — Но мало нас. Нет поэта. Нужен специальный корреспондент…

— С вами начнешь по-хорошему говорить, так вы сразу забываете про субординацию и стонете в присутствии начальства.

— Наоборот, Арсений Львович, мы помним, кого и о чем надо просить!

— Нет у меня людей! — рассердился Расскин. — Вот Борис Иванович Пророков обучает Шпульникова. Ищите и вы поэтов среди матросов. Сейчас стихи пишет весь гарнизон. Привлекайте актив. Репнину закажите какую-нибудь историческую статью. Вашему приятелю Томилову… Помощников у вас много… — Расскин заторопился к выходу, словно спасаясь от новых просьб.

Глава шестая Над Гангутом

Летчики собрались у самолета Петра Игнатьева. Стоя на плоскости машины, Игнатьев сказал:

— Мы слишком многое позволяем противнику. Командование приказывает проявлять смелость, инициативу, сметку, свойственные нашему народу. Это значит — не ждать, пока враг придет сюда, как мы ждем. Надо врага искать. Какие будут суждения?

— Я скажу, — попросил слова Белоус. — Мы открыли счет мести за лейтенанта Кулашова. Я предлагаю продолжать счет. Проси у начальства разрешения на свободный полет.

— Согласен, Леонид Георгиевич, — поддержал Игнатьев. — Это будет наш боевой ответ командованию.

Игнатьев позвонил Расскину:

— Товарищ бригадный комиссар, летчики требуют: искать врага и навязывать ему бой. Разрешите уйти в свободный полет?

— Всем?

— Кроме дежурных.

— Пока пусть вылетает одно звено. Для остальных есть другое дело. Сейчас переговорю с генералом и приеду к вам…

В свободный полет отправился Белоус с двумя летчиками своей эскадрильи. Слово «месть» Белоус впервые произнес после исчезновения «И-16» летчика Кулашова. Кулашов исчез ночью, когда «юнкерсы» бомбили полуостров. По старинке считалось невозможным взлететь, когда противник над стартом. Кулашов на «И-16» взлетел, погнался за «юнкерсом» в открытое море и не вернулся.

Белоус сказал: «Открою счет мести!» Он превратил несколько финских казарм в костры и, возвратясь, сообщил Гранину координаты зажженных целей, чтобы Гранин не давал финнам гасить пожары. А теперь, уйдя в свободный полет, Белоус и его товарищи искали врага далеко в море. Они увидели четыре немецких торпедных катера, атакующих пассажирский транспорт. «Семьи с Эзеля», — мелькнула догадка, и на миг Белоус увидел лицо Катюши, обиженной, что отец снова уговаривал ее уехать в тыл. «Что ты, папа, у нас медсестра Люба ребенка ждет, и то осталась. Все говорят: лучше на фронте воевать, чем плыть беззащитными на пароходе…» Белоус набросился на катера, сбивая их с боевого курса. Один из катеров Белоус сжег. Торпеды противника прошли в стороне от транспорта. «Мало! — думал Белоус, возвращаясь на аэродром. — Три катера все же ушли… О каком же новом задании генерала говорил Расскин?..»

Когда минувшей ночью город внезапно подвергся сильному огневому налету, Кабанову доложили, что противник ввел в бой тяжелую батарею, расположенную на острове Эрэ.

Среди ночи Кабанов вышел из ФКП. Ночь была туманная, сырая. После каждого разрыва над землей повисало облако гари; оно сразу не таяло, медленно ползло к морю, обволакивая побережье, словно дымовая завеса.

Кабанов долго стоял на скале, вслушивался в протяжный, все нарастающий гул и тревожной мыслью провожал каждый вражеский снаряд: «А не в госпиталь ли?.. Еще не всех упрятали под надежные накаты. Не задел бы летчиков, — тяжела их жизнь…» Он настойчиво слушал, смотрел, вглядывался: откуда стреляют?..

Зарницы загорались далеко над черным ночным морем и действительно там, где находился остров Эрэ. Но как только вспыхивало пламя залпа на Эрэ, так тотчас же, точно отблеск, пробегали огоньки по всей цепи островов, с юга и запада окружающих Гангут. Это били по Гангуту батареи меньших калибров, поддерживая калибр главный. Да, именно главный калибр.

Кабанов вернулся в штаб, зашел в оперативную комнату, где еще бодрствовал Барсуков.

— Так говорите, Игорь Петрович, с Эрэ ведут огонь?.. Чепуха. Хотят нас обмануть. Прикажите доставить мне к утру побольше осколков.

Утром матросы принесли уйму осколков, собранных в разных воронках. Кабанов сам разбирал, сортировал, сличал; по бесформенным кусочкам стали он будто читал карту расположения батарей противника: вот щербатый, массивный — из Булакса, оттуда двухорудийная 152-миллиметровая батарея бьет по Утиному мысу; вот шрапнельный — полевая батарея в Грунсунде; вот головка от немецкого фугаса с острова Стурхольм.

А вот и то, что нужно: куски, кусочки и даже донная часть от дальнобойного снаряда с броненосца, — по восемь орудий такого калибра должно быть на каждом из двух финских броненосцев береговой обороны. Только у них такие снаряды: на донной части клеймо — якорь и цифра «254». Калибр пушек, установленных шведским заводом «Бофорс» на этих броненосцах.

Очевидно, где-то поблизости в шхерах скрывается «Ильмаринен» или «Вейнемейнен». Ночью под прикрытием береговых батарей он ведет огонь. Кабанов теперь был в этом убежден и приказал летчикам найти броненосец.

Когда Белоус вернулся из свободного полета на аэродром, Игнатьева там уже не было. Он улетел на поиски броненосца «Ильмаринен», который, по сведениям штаба базы, скрывался поблизости в шхерах.

Белоуса встретил Расскин:

— С победой вас, Леонид Георгиевич. Хороший сегодня почин.

Они прошли к землянке КП и присели на гранитный валун.

— Почин почином, — сказал Белоус, — а три катера ушли. Скоростные машины будут?

Расскин положил руку на его плечо:

— Будут, Леонид Георгиевич. Все будет. А сейчас надо максимум выжать из того, что есть.

Белоус вздохнул:

— Трудно за ними гоняться. «Юнкерсы», новые «фоккеры», «мессеры» скоростные. Нам бы скоростенки добавить.

— Ишь вы какой! — рассмеялся Расскин. — Недаром Кабанов в летчиках души не чает. «Жить, говорит, будут у меня как боги. Построим подземные ангары. Все сделаем, чтобы сберечь людей. Это, говорит, наши глаза и уши».

— Глаза и уши, — повторил Белоус. — Только глаза слепнут от дыма, а уши глохнут от снарядов.

— Леонид Георгиевич, будет и тяжелее. Но мы сделаем все, чтобы вам помочь. У финнов есть батареи, дежурные по нашему аэродрому. Кабанов приказал Гранину вести против них борьбу. Гранин же ваш приятель. Научили его летать?

— Война помешала, не успел.

— Я вам еще одного учлета присылал.

— Булыгина? Из него летчика не выйдет. Земной человек.

— Вот те на! А вы небесный народ, боги воздуха!