Владимир Рудный - Гангутцы

• Название: Гангутцы
• Автор: Владимир Рудный
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: О войне
• Год: 1970

Роман «Гангутцы» воскрешает в памяти читателя героические страницы Великой Отечественной войны — оборону полуострова Ханко. С документальной точностью и большой художественной силой Рудный описывает, как в течение почти шести месяцев советские моряки и солдаты на маленьком клочке суши дни и ночи отражали вражеские атаки. Живыми предстают перед нами многие защитники Гангута — командиры, политработники, матросы и солдаты, — мужественные воины, достойные вечной славы.

---

Среди многочисленных рапортов, поданных командиру береговой базы торпедных катеров о назначении в десант, находилась решительная просьба главного старшины Ивана Петровича Щербаковского.

На Ханко он только что прибыл, и никто его как следует еще не знал. В прошлом торговый моряк, он облазил весь свет и знал любую службу на корабле — от палубного матроса, кочегара и машиниста до второго механика. Но корабли ушли в район Эзеля и Даго, и Щербаковского зачислили шофером полуторки. Был он черен, как цыган, быстр и резок в движениях и разговоре, роста среднего, но жилистость и худоба делали его высоким. Щербаковский уверял — и в это нетрудно было поверить, — что именно в котельной он навеки почернел, а палящие лучи тропического солнца выдубили его кожу до такого состояния, что ни одна финская или немецкая пуля не способна ее пробить. На этом основании он требовал немедленно зачислить его в гранинский отряд и обязательно включить в список добровольцев под номером первым; так и написал он в рапорте.

— Странно, почему вы настаиваете, чтобы вас зачислили первым? — выслушав его доводы, сказал командир базы торпедных катеров. — Передо мной рапорты краснофлотцев и старшин из плавающего состава, которых я знаю добрых семь лет. А вы шофер, без году неделя в соединении — и хотите быть первым. Не могу. Я должен быть уверен, что никто из десантников не посрамит чести нашего соединения.

— Иван Петрович не посрамит бригады! — вспыхнул Щербаковский, как обычно, величая себя по имени и отчеству. — Это мое слово. А уж если Иван Петрович…

— Главстаршина Щербаковский! — оборвал его командир. — Здесь ваши разглагольствования неуместны. Согласно вашему желанию я зачисляю вас в команду десантников. Но список будет составлен по алфавиту. Ваше место в нем на «Щ». Понятно? Можете идти.

Щербаковский повернулся кругом и выбежал из штаба.

Выходя из ворот базы, он что-то вспомнил, вернулся, разыскал штабного писаря и заискивающе осведомился, у кого из матросов фамилия начинается на букву «А».

Писаря удивил странный вопрос. Он сообщил, что список личного состава в данный момент открывается фамилией Бархатова: все матросы на «А» ушли в море.

Щербаковский пошептался с писарем и вышел.

В назначенный час возле штаба торпедных катеров в полном вооружении построилась команда добровольцев. Провожать пришел весь офицерский состав.

Начальник строевой части приступил к перекличке.

Он развернул список и выкликнул:

— Щербаковский Иван Петрович!.. — Осекся, пожал плечами и закончил: — Главный старшина…

— Есть! — радостно откликнулся Щербаковский, благодарно оглянулся на писаря и тотчас же под сердитым взглядом командира базы вытянулся так, словно кто-то вогнал в него жердь.

— Бархатов Борис… — продолжал начальник строевой части. — Макатахин Михаил… Никитушкин Николай…

Когда перекличка кончилась, начальник политотдела произнес напутственное слово:

— Поздравляю вас с большой честью, которая выпала на вашу долю. Родина доверяет вам оружие, и вы достойно примените его в бою. Есть среди вас горячие головы, которые думают: на корабле — дисциплина, сошел на берег — гуляй, душа. Для нас берег Гангута — палуба великого родного корабля. Железная корабельная дисциплина поможет вам всем стать героями. Помните: ваши матери, сестры и жены верят в ваше мужество и стойкость. За победу! За полную победу над фашизмом!..

Катерники строем двинулись к Рыбачьей слободке, где их поджидал «Кормилец».

Опять выкликали по списку, и Щербаковский первым прыгнул на буксир. Он поморщился, увидев Алешу, стоящего без дела возле рубки, и протянул ему автомат:

— Подержи, сынок, машинку! Приготовимся нырять с вашей шаланды в залив…

Щербаковский стал заправлять флотские брюки в скрытые под ними сапоги.

Алеша простил ему даже «шаланду», приняв на хранение автомат. Справившись со своим туалетом, Щербаковский забрал оружие и покровительственно произнес:

— Нравится?

— Нравится, — подтвердил Алеша.

— Какого года?

— Тысяча девятьсот двадцать третьего.

— Сосунок еще. Ну ничего, в твоем возрасте Иван Петрович Щербаковский весь свет обошел, исключая Албанию и Китай, и даже побывал в таком государстве — Таи, где императором его величество Пу И.

Матросы хохотали, но Алеша, при всем уважении к незнакомому моряку, поправил:

— Император Пу И в Маньчжурии. — И для убедительности добавил: — Мы это еще в седьмом классе проходили.

— Ты, сынку, с Иваном Петровичем никогда не спорь, — настаивал Щербаковский, взглянув на окруживших его десантников. — Я, возможно, лично разговаривал с императором.

— О чем же вы с ним говорили, главный старшина? — подхватил длинный Никитушкин.

— Подарил ему краткую биографию покойника Николая Второго с надписью: «И ты там будешь»…

— Берегись! — крикнул из рубки Шустров.

Буксир круто вильнул от очередного снаряда. Все присели, кроме Щербаковского. Его обдало волной, но он стоял, как влитый в палубу.

Довольный собой, он протянул Алеше автомат:

— Хочешь такой иметь?

— Очень.

— Так в чем же дело? Плюнь на свою шаланду и пойдем со мной. Возьму тебя к себе адъютантом. Завтра же раздобудем автомат, гранаты и все прочее…

— Зачем, главный старшина, дисциплину подрываешь? — возмутился десантник Бархатов. — Паренек на должности, а ты его сбиваешь с пути.

— Подумаешь, должность — болтаться на старой шаланде. Ты, сынку, айда за мной. Приму тебя под свое командование.

«Кормилец» ссадил катерников на Хорсен.

На пристани пополнение встретил Пивоваров и тут же стал распределять — кого в оборону, кого на Старкерн, кого в резерв.

Щербаковский предстал перед Пивоваровым во всей своей красе. Где-то он уже разжился пулеметной лентой, опоясался ею, заткнул за пояс гранаты и заломил мичманку.

Пивоваров оглядел его с головы до ног, покачал головой и не спеша сказал:

— Ленту сдать в боепитание для пулеметчиков. Вам привести себя в порядок — и в резерв.

— Как в резерв?! — опешил Щербаковский. — Я воевать пришел, а вы меня в резерв!

— Прекратить разговоры! — одернул его Пивоваров. — Принимайте отделение первого взвода и направляйтесь в распоряжение лейтенанта Фетисова. Кр-ру-гом!

Резервная рота только формировалась. Ей отвели пещеру возле Кротовой норы — командного пункта отряда. Соседство с Граниным, которого Щербаковский еще не видел, но знал заочно, его утешило. Лейтенант Фетисов заверил, что резерв — главная ударная сила на Хорсене.

Но в роте Щербаковского ждало новое огорчение. Ротный писарь, ни о чем не подозревая, внес его в списки по алфавиту — на «Щ».

Щербаковский обиделся:

— Все равно добьюсь в бою, что Щербаковский будет первым в роте после командира.

Пока что его фамилия стояла первой лишь в списке еще не нюхавшего пороха отделения.

* * *

Гранину пришлась по душе суровая жизнь на Хорсене. Он спешно сколачивал боевой отряд, превращая остров в главную базу для будущих десантников на западном фланге Гангута.

Ко всему Гранин присматривался глазом хозяина и уже видел, чем страдает разношерстный островной гарнизон. «Флотских побольше надо, — размышлял он, — моряков с подплава и катерников. Это будет ядро, опора». Каждое пополнение он изучал, подолгу беседовал с матросами, ходил по землянкам, советовал, как лучше устроиться. Появились соратники по финской войне. В отряд тянулись все бывшие гранинцы. Гранин подбирал подходящее место каждому. Из командиров рот ему больше всего нравился Анатолий Фетисов, судьба которого сложилась необычно: он окончил военно-морское училище, но финскую войну провел на суше и с тех пор никак не мог вырваться на корабль. В роте Фетисова Гранину приглянулся Щербаковский. «Этот для дерзких ударов в тыл, — подумал Гранин. — Если не врет!» — и решил при случае проверить его удаль.

Но любимцами Гранина стали разведчики. В разведку он определил Богданыча. Капитан сам отбирал для этого дела людей ловких, смелых, отчаянных. И все знали, что попасть в число избранных не легко.

Возле командного пункта Гранин встретил странно одетого бойца: на ногах обмотки и ботинки, брюки армейские, бушлат флотский, латаный, из-под бушлата выглядывает тельняшка, а на голове не то бескозырка, не то фуражка с оторванным козырьком, повязанная флотской ленточкой с надписью: «Торпедные катера».

Катерников Гранин уже знал наперечет. Народ это все подтянутый, на острове никто из них не позволил бы себе появиться в таком нелепом костюме.

— Кто такой? — резко спросил Гранин.

— Василий Камолов, бывший боец железнодорожного батальона, ныне моряк из десантного отряда капитана товарища Гранина! — лихо отбарабанил солдат. Но под белесыми ресницами не было в тот миг и признака лихости; он смотрел на Гранина с такой мольбой, что Гранин уже не сомневался: перед ним стоял очередной доброволец.