Джордж Фрейзер - Флэшмен на острие удара

• Название: Флэшмен на острие удара
• Автор: Джордж Фрейзер
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-4986-4

В России Флэшмена ждет славная мясорубка! Крымская война и участие в безумной атаке легкой кавалерии.

Сэр Гарри хотел бы гаркнуть прямо в ухо своим венценосным землякам: «поПРАВЬ корону, БРИТАНИЯ! Куда прешь?!» Только кишка — тонка. Да и кто ж его услышит? Империя скорее шею свернет, но так просто не остановится.

Трусливому вояке предстоит окунуться в ураганный вой взбесившейся картечи, отведать русской бани и хорошего кнута с пряниками. Но и сам сэр Гарри в долгу не останется — ответит залпом на залп. В этой дикой стране Флэшмен удивит всех и не раз оправдает на деле свою громкоговорящую фамилию. Ну, русские, держитесь! Воистину это не человек, а фейерверк какой-то!

---

Некоторое время Раглан продолжал распинаться про долг, честь и мою оплошность, и про то, как ужасно запятнал я свой послужной список. При этом, обратите внимание, жирное пятно на своей карьере в виде тысяч солдат, положенных на Альме, этот бесталанный шут замечать не хотел.

— Боюсь, вам до конца жизни предстоит носить это клеймо, — заявляет он с мрачным удовлетворением. — Как это будет воспринято на родине? Не могу сказать. В данный момент мы должны думать о нашем долге в связи с предстоящей кампанией. Там, быть может, сумеем мы найти утешение, (насколько я мог судить, старикашка все еще думал о Флэши, мечтающем найти себе могилу). Мне жаль вас, Флэшмен, и может быть, из-за этой жалости я не пошлю вас домой. Вы останетесь при моем штабе, и я верю, что дальнейшее ваше поведение сделает возможным воспринимать этот промах — как бы ни были ужасны следствия оного — просто как ужасную ошибку, случайную халатность, которая никогда — ни при каких обстоятельствах — не повторится. Но пока я не в силах принять вас назад в то братство по духу, в котором пребывают члены моего штаба.

Ну, это-то я перенесу. Он оглядел свой захламленный стол и выудил несколько предметов.

— Вот несколько вещественных напоминаний о вашем… вашем погибшем товарище. Возьмите их и храните как ужасное напоминание о неисполненном долге, о неоправданном доверии, о чести — нет, я не буду говорить об уроне чести человеку, чья храбрость не вызывает ни тени сомнения.

Он посмотрел на вещи, среди них был медальон, который Вилли носил на шее. Раглан открыл его и всхлипнул. Потом с торжественным видом передал мне.

— Посмотрите на это милое, чистое личико, — возопил он, — и ощутите муки совести, которые вы заслужили. Это ранит вас больше всех произнесенных мной слов: лицо возлюбленной этого мальчика, такое непорочное, чистое и невинное. Подумайте об этом несчастном создании, которому вскоре, благодаря вашему небрежению, предстоит до дна испить горькую чашу печали.

Взглянув на медальон, я в этом усомнился. Когда я в последний раз видел это непорочное и невинное создание, на нем из одежды были только черные атласные башмачки. В целом свете только Вилли мог додуматься до идеи таскать на шее изображение шлюхи из Сент-Джонс Вуд. Он по ней буквально с ума сходил, маленький развратник. Приходится признать: исполни я свой долг, он до сих пор развлекался бы с ней каждую ночь, а не лежал бы на носилках с половиной черепа. Однако я не мог решить: станут ли причитающий Раглан и прочие благочестивые ханжи, родственники принца, так желать возвращения его к жизни, знай они всю правду? Бедный малыш Вилли.

IV

Что ж, возможно, я оказался в опале, зато пребывал в добром здравии, а только это имело значение. Ведь мог бы стать одним из трех тысяч трупов или тех раненых, чьи стоны доносились в сумерках с той ужасной линии обрыва. Медицинской службы, похоже, не было совсем — по крайней мере, у британцев — и множество наших солдат до сих пор валялись там, где упали, или умирали на руках товарищей, пытавшихся доставить их в развернутый на берегу госпиталь. Русские раненые кучами лежали вокруг наших бивуаков, они рыдали и стонали всю ночь — до сих пор в ушах стоит их душераздирающий вопль: «Пажалста! Пажалста!» По всему лагерю валялись ядра, обломки снаряжения были разбросаны среди луж засохшей крови. Черт побери, как хотел бы я взять кого-нибудь из этих министров, уличных ораторов или кровожадных отцов семейства, пожирающих свой завтрак, и приволочь его в такое место, как холмы на Альме! Не для того, чтобы показать — он просто пожмет плечами, примет сокрушенный вид, вознесет добрую молитву и выкинет все из головы, — а чтобы всадить в живот пулю с мягким наконечником и бросить, завывающего, подыхать на месте. Вот чего они заслуживают.

Не то чтобы меня заботили той ночью раненые или убитые. Мне хватало своих забот. Хоть и сетуя на несправедливость упреков Раглана, я пришел к выводу, что мне-таки конец. Гибель этого злосчастного немецкого балбеса разрасталась в моем воображении сверх всяких границ. Мне чудилось, как королева называет меня убийцей, принц Альберт обвиняет в государственной измене, а «Таймс» трубит о моей отставке. Только тогда я понял, что в армии есть еще о чем думать, помимо собственных удовольствий.

Я чувствовал себя одиноким, как полицейский с Херн-бей [XIV*], когда забрел в палатку Билли Рассела, обнаружив оного с пером в руке, что-то яростно строчащим при свете лампы. Рядом на ящике с боеприпасами сидел Лью Нолан, разглагольствуя в своем обычном стиле.

— Две кавалерийские бригады! — говорил он. — Две бригады: достаточно, чтобы преследовать и перебить их всех! И что они делают? Сидят себе на заднице, потому как Лукан боится отдать приказ о погоне без письменного распоряжения Раглана. Лорд Лукан? Чушь! Лорд, черт его побери, Выглядывающий Лук-он,[31] так правильнее будет.

— Хм-м, — протягивает Билли, ставя точку. — А, Флэш! Скажи: правда, что гайлендеры первыми ворвались в редут? Я говорю, что да, а Лью утверждает, что нет. [XV*] Стивене не уверен, а Кэмпбелла я никак не могу найти. Что скажешь?

Я сказал, что не знаю, а Нолан возмутился: какая-де разница, ведь это всего-навсего пехотинцы. Билли, видя, что ничего путного от Лью не дождешься, откладывает перо, зевает и говорит мне:

— Неважно выглядишь, Флэш. Все в порядке? Что-то случилось, приятель?

Я поведал ему про гибель Вилли, и он сказал, что ему жаль, хороший был парень. Потом я передал разговор с Рагланом, и тут Нолан, позабыв на миг про лошадей, взорвался:

— Господи, ну разве это не из ряда вон? Командующий положил добрую половину пяти бригад, а сам обрушивается на несчастного ординарца только из-за того, что маленький придурок, которому здесь вообще было не место, подставился под русские пули! Раз он так дорог ему, чего ради было тащить его за собой в самое пекло? А если тебя поставили охранять юнца, зачем тогда Раглан весь день гонял твою задницу по всему полю? Этот человек — идиот! Да, и плохой генерал, что еще хуже. Благодаря ему и этим лентяям-лягушатникам русская армия цела-целехонька, а ведь мы могли покончить с ней сегодня же! Говорю тебе Билли, этот парень должен уйти.

— Ладно тебе, Лью, он же выиграл битву, — отвечает Рассел, приглаживая бороду. — Скверно, что он напустился на тебя, Флэш, но мне сдается, не стоит так переживать. Полагаю, Раглан просто озвучил то, что опасается услышать в свой адрес. Впрочем, старик отходчив и зла не держит. Не пройдет и пары дней, как он обо всем забудет.

— Ты так думаешь? — восклицаю я, возвращаясь к жизни.

— Очень на это рассчитываю! — вмешивается Нолан. — Да неужто ему больше думать не о чем? Сейчас они с Луканом на пару упустили великолепный шанс, но когда Билли надоест потчевать английскую публику байками о том, как бесподобная Гвардия и бравые каледонцы обратили московитские орды в бегство остриями своих штыков…

— Интересно, — говорит Билли, подмигнув мне. — Мне нравится, Лью, продолжай — это вдохновляет.

— Ах, этот старый дурак воображает себя новым Веллингтоном, — заявляет Лью. — Ага, можешь смеяться, Рассел, но почему бы тебе не передать своим читателям мои слова про Лукана? Вот увидишь — их это заведет!

Этот разговор несколько взбодрил меня: важно то, что думает и пишет Рассел, а ему и в голову не придет упоминать в репортажах для «Таймс» имя Вилли. Позже мне пришлось услышать, как Раглан коснулся того случая, во время совещания генералов, и Кардиган — грязная свинья — как бы невзначай обронил, что удивлен назначением в качестве телохранителя принца простого ординарца. Но Лукан возразил ему, заявив, что только дурак может обвинить Флэшмена в смерти другого штабного офицера, а де Ласи Эванс заявил, что Раглан должен радоваться, потеряв Вилли, а не меня. Даже среди генералов встречаются толковые парни.

Прав оказался и Нолан: Раглану и остальным после Альмы хватало забот и без меня. Умные люди стояли за стремительный бросок на Севастополь, находившийся в каких-то двадцати милях, и, располагая отличной кавалерией, мы без труда могли овладеть им. Но лягушатники расквакались, как сильно они устали и измотаны, и время было упущено, а русаки тем временем успели запереть дверь на засов.

Что еще хуже, бойня на Альме и холера страшно ослабили нашу армию, транспорта не было, и к моменту, когда мы дохромали до Севастополя, нам не хватило бы сил ограбить даже курятник. Но осада должна была состояться, и вот Раглан, выглядевший с каждым днем все хуже и хуже, заставлял себя излучать веселье и энтузиазм, вопреки тому, что армия таяла, зима приближалась, а лягушатники все громче подавали голос. Ах, он был человеком храбрым, решительным и готовым преодолевать любые трудности — худшего сорта полководца и придумать нельзя. Я предпочитаю видеть во главе умного труса (вот почему, разумеется, из меня самого получился такой чертовски отличный генерал).