Энн Файн - Пучеглазый

• Название: Пучеглазый
• Автор: Энн Файн
• Издательство: Самокат
• Жанр: Детская проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91759-033-2

Тихоня Хелен приходит в школу расстроенная, огрызается на вопрос, что с ней случилось, — и выбегает из класса. Учительница отправляет утешать ее Китти, которая вовсе не считает себя подходящей для такой миссии. Но именно она поймет Хелен лучше всех. Потому что ее родители тоже развелись и в какой-то момент мама тоже завела себе приятеля — Пучеглазого, который сразу не понравился Китти, больше того — у нее с ним началась настоящая война. Так что ей есть о чем рассказать подруге, попавшей в похожую ситуацию. Книга «Пучеглазый» — о взрослении и об отношениях в семье.

***

Джеральду Фолкнеру за пятьдесят: небольшая лысина, полнеет, мелкий собственник, полная безответственность в вопросах борьбы за мир во всем мире. Прозвище — Пучеглазый. И к тому же мамин новый бойфренд. У мамы сияют глаза, когда он приходит в гости, и ядерное разоружение уже не так сильно волнует ее, как раньше.

Младшая сестра его сразу признала. Но Китти Киллин, старшая, не сдается и объявляет персональную войну Пучеглазому, пуская в ход любое оружие: школьные сочинения, язвительные фразочки, презрительные взгляды и прочие мелкие пакости.

---

Мама так и подскочила. Она никому на десятки миль вокруг не разрешает даже намека на то, что когда-нибудь я вырасту настолько, что смогу зайти в паб и меня не выставят оттуда и не отправят домой спать. Да попробуй кто только обмолвиться, хотя бы просто из вежливости, что я уже вот-вот вырасту из шипучки — уж она терпеть не станет! И тут тоже мама поспешила сменить тему, одернула оборки на блузке, разгладила брюки и спросила нас обоих:

— Нормально?

— Да, — кивнула я. — Нормально. (Я все еще злилась на нее.)

Тогда она повернулась к нему.

— Джеральд?

Он склонил голову набок.

— Мило, — сказал он. — Да что я — сногсшибательно! Ты великолепно выглядишь. Но не могла бы ты меня чуть-чуть побаловать? Надень-ка тот синий костюм с продолговатыми деревянными пуговками, черные блестящие чулки и лакированные туфли с бантами.

Во дает! Я вытаращила на него глаза. Он что, гардеробный извращенец какой? Отец прожил с мамой много лет, но не смог бы описать ни один из ее нарядов, ему проще было бы летать научиться. По правде сказать, думаю, он вовсе не замечал, что на маме надето. Конечно, если она спускалась вся разнаряженная ради какого-то особого случая, он говорил: «Отлично выглядишь». Но попросить ее переодеться в костюм, который ему больше нравится? Вы что, шутите?

А мама? Покраснела, пожала плечами, а потом повернулась и, высоко держа бокал, послушно затрусила наверх переодеваться. Неужели это моя мама?

— Тебе повезло, что сегодня Вечер по заявкам, — прочирикала она с верхней площадки.

Нет! Это не моя мама. Я в ужасе смотрела вслед этому видению, но тут Джеральд Фолкнер обнял одной рукой Джуди, а другой меня и повел нас в гостиную.

Я стряхнула его руку. Он отошел и сел на диван. Джуди устроила себе гнездо в кресле-мешке. А я осталась стоять с хмурым видом.

— Итак, — сказал он, — значит, ты тоже в этом замешана?

Хоть я и понятия не имела, о чем речь, мне показалось, что он обращается ко мне.

— Замешана в чем?

— Сама знаешь, — ухмыльнулся он. — Отряд Вязаных Шапок. «Закройте Электростанцию! Запретите Бомбы!»

«Приехали», — подумала я. Вот и отлично! По мне так просто здорово.

Моя мамочка принаряжается наверху, превращая себя в жеманную куклу Барби ради вот этого мужчины — да она таких типов за версту всегда объезжает! А я тут торчу внизу с политически невежественным неандертальцем.

— Да, я участвую в кампании за ядерное разоружение.

Я это произнесла таким ледяным тоном, можете поверить — холоднее не бывает. Но этот Джеральд Фолкнер словно бы и не заметил. Ему лишь бы высказать, что он сам думает.

— Ядерная энергия — важное научное открытие, — заявил он. — Глупо это отрицать. Не можете же вы его отменить.

— И тиски для пыток тоже нельзя отменить, — огрызнулась я. — И газовые камеры. Но их можно демонтировать. И это необходимо сделать.

Он развел руки.

— Но зачем? Ядерное оружие — наше лучшее средство обороны.

— Никакой обороны вообще не существует, — возразила я. — Бомбы, которые отравляют землю, где мы живем, — разве это защита? Вы не можете использовать их. Это будет форменное самоубийство.

Джеральд Фолкнер подался вперед и озарил меня улыбкой. Видно было, что он увлекся нашим спором.

— Но и не надо использовать их, — возразил он. — Чтобы поддерживать мир в Европе, достаточно их просто иметь.

Бесполезно пытаться переубедить того, кто решил твердо придерживаться иной точки зрения. Таким хоть кол на голове теши. Только сам распалишься, а они упрутся на своем, и все. К тому же — это колоссальная трата времени. Я столько часов угробила на споры с упрямыми старыми придурками на улицах, меж тем как десятки потенциальных моих сторонников прошли мимо и даже не заметили кружки для пожертвований, которой я могла бы погреметь перед их носом. Но я так взъярилась, что просто не могла удержать язык за зубами.

— Некоторые сорок лет курили самые вредные сигареты, но не заболели раком легких, — сказала я. — Что с того? Это может случиться с ними в любой момент. На следующей неделе или через месяц. В конце концов расплата наступит, так ведь? И это вы называете миром?

— Такому, как я, подходит, — ответил он коротко.

И, словно желая показать, что этот разговор окончен, повернулся к Джуди, угнездившейся в кресле-мешке и спокойно набивавшей живот мятными шоколадками.

Мне бы не лезть в бутылку, но я уже не могла остановиться. Ненавижу, когда люди сначала сами заводят с тобой спор, а как увидят, что сила аргументов не на их стороне, стремятся поскорее прекратить его.

— Подходит для такого, как вы? — повторила я. — Может, вы хотели сказать, такого старого, как вы? Эгоистично не думать о будущем планеты только потому, что вас на ней уже не будет!

На его щеках вспыхнули пунцовые пятна. Теперь-то я его задела за живое!

— Ты, наверное, забыла, — произнес он холодно. — Такие старые, как я, помнят иные времена. Времена, когда бомбы не были такими ужасными, как нынешние, так что странам не приходилось заботиться об осторожном с ними обращении, чтобы не разразилась огромная мировая война. Времена, когда практически в любом городе Европы дети-сироты рылись в кучах вонючих дымных отбросов!

Джуди подняла голову и уставилась на нас. Джеральд Фолкнер стал пунцовым как рак. Видимо, он наконец сообразил, что вступил на шаткую почву, мало подходящую для первой дружеской встречи.

— Не волнуйся, Джуди, — сказала я. — Мистеру Фолкнеру, возможно, не слишком плохо жилось во время войны. Может, он провел это время в каком-нибудь безопасном бомбоубежище.

— Я потерял на войне отца. Разве этого недостаточно? — рявкнул он.

Мне бы тут сквозь землю провалиться, знаю. Я должна была бы смутиться, устыдиться своих слов. Но я уже закусила удила. Я просто лопалась от злости и чувствовала себя обманутой: словно он в последний момент выудил кролика из шляпы и ловким трюком перетянул доказательства на свою сторону. Мне не хотелось с ним больше разговаривать. Я уставилась себе под ноги и начала носком ботинка выдавливать какой-то сложный узор на ковре. Но тут Джуди прошептала:

— А сколько тебе тогда было лет?

— Примерно как тебе, — ответил Джеральд Фолкнер.

Глаза Джуди расширились, но она ничего не сказала. И ему, кажется, тоже нечего было прибавить. Так что мы продолжали ждать в молчании, стараясь не смотреть друг на друга, пока мама не спустилась вниз, постукивая каблуками.

Она распахнула дверь.

— Та-ра-ра!

Наверняка мама приписала молчание, которым была встречена, своему эффектному появлению. Она и не заподозрила, что что-то не так. Вошла, дважды покружилась перед нами, а потом направилась к зеркалу, бормоча:

— Кажется, я неправильно застегнула эти пуговки.

Она выглядела потрясающе, честное слово! Никогда бы не подумала, что, надев по его совету все эти шмотки вместе, она станет такой раскрасавицей. Похоже, она и сама была поражена результатом.

— Ты гений, Джеральд! — заявила она ему, наклоняясь, чтобы понять, какую пуговицу она неверно застегнула. — Бросай-ка ты свою печатную контору да займись лучше дизайном одежды.

— Ты выглядишь очаровательно, Розалинда, — похвалил он ее.

Розалинда! Никто не зовет ее Розалинда. Я и не слыхивала, чтобы кто-нибудь так ее называл, с тех пор как бабушка ночевала у нас в ночь выборов и застукала маму, когда та обругала какого-то типа в телевизоре. Розалинда! Как вам это нравится: совершенно чужие люди без всякого приглашения вваливаются в ваш дом, даже не удосужившись выяснить, как зовут его обитателей.

— Маму зовут Рози, — сказала я Джеральду Фолкнеру. — А Джудит — Джуди.

После нашей стычки по поводу бомб я впервые открыла рот. Я произнесла это вполне любезно: ведь мама была в комнате и могла услышать, — и полагала, что Джеральд, по крайней мере, будет благодарен мне за информацию. Но он, представьте, ответил вот что:

— Не могу я звать твою маму Рози. Для меня она уже Розалинда, — потом наклонился к креслу-мешку, где угнездилась Джуди, и, не спрашивая разрешения, поддел кончиком пальца мятную конфету из ячейки. Та взлетела высоко вверх, а он поймал ее двумя пальцами, словно фокусник. Джуди хихикнула.

— И я не могу звать твою сестру «Джуди». Ведь Джудит — такое красивое имя! Я просто не в силах заставить себя обкорнать его.

Он улыбнулся. Мама, если бы увидела его отражение в зеркале, наверняка бы решила, что он просто старается вести себя любезно. Но я-то догадывалась, что скрывается за его словами: «И если ты их любишь, тоже не станешь их так называть».

Я отвернулась. Мама меж тем встала на цыпочки и почти влезла в зеркало, чтобы разобраться с пуговицами. Юбка ее задралась, открыв еще пару дюймов блестящих черных чулок. Я поспешила отвести взгляд.