Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

• Название: 94 Избранные труды по языкознанию
• Автор: Вильгельм Гумбольдт
• Издательство: Издательская группа «Прогресс» 2000
• Жанр: Психология
• Год: 2000
• ISBN: 5-01-004661-Х

Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) — выдающийся немецкий мыслитель-гуманист — является создателем теоретических основ науки о языке. В представленных в настоящем сборнике работах затрагиваются важнейшие проблемы общеязыковедческого и философского характера, которые являются предметом оживленных дискуссий почти во всех странах мира. Многие поставленные В. фон Гумбольдтом задачи и высказанные им идеи еще не получили разработки в современном языкознании; они потребуют новых усилий гряду¬щих поколений ученых-мыслителей, и не одних только лингвис¬тов. Книга предназначена для лингвистов, литературоведов, философов, этнопсихологов и лиц, занимающихся проблемами теории и философии культуры

---

Должен заметить, что я всегда отделяю то в языках, что возникло исторически в ходе их последовательных изменений, от их первичной — насколько она нам доступна, — исконной формы. Круг подобных праформ, по-видимому, замкнулся, и на той стадии, какую сейчас проходит развитие человеческих сил, возврат исконного состояния невозможен. Ведь как ни укоренен язык в недрах человече-

1 Ср. мою работу „О задаче Историка" в „Трудах историко-филологического отделения Берлинской Академии наук" за 1820–1821 гг.

ской природы, он обладает еще и независимым, внешним бытием, которое властно над самим человеком. Чтобы снова возникли исконные формы языка, народы должны были'бы вернуться к своей прежней обособленности, которая теперь уже немыслима. Возможно также — и это еще более правдоподобно, — что для зарождения новых языков в жизни всего человечества, как и в жизни отдельного человека, вообще отведена только одна определенная эпоха.

Действие незаурядной духовной силы

Цивилизация, культура и образование

6. Вторжение духовной силы, исходящее из ее глубины и полноты, в ход мировых событий есть подлинное твор ящее начало в том скрытом и как бы таинственном поступательном развитии человечества, о котором я говорил выше, противопоставляя его развитию явному, скрепленному видимыми причинно-следственными связями. Исключительная самобытность духа, раздвигающая наши представления о человеческом интеллекте, выступает всегда неожиданно и в самой глубине своего действия необъяснимо. Ее отличает то, что все ее создания становятся не просто фундаментом, на котором можно продолжать строительство, но несут в себе еще и породившее их вдохновение. Они сеют вокруг себя жизнь, потому что сами вырастают из полноты жизни. Творящая сила, породившая их, действует со всей напряженностью и в полном внутреннем единстве, но вместе с тем и поистине творчески, то есть воспринимая собственную порождающую способность как для себя самой необъяснимую природу; здесь не просто случайно улавливается что-то новое и не просто расширяется круг уже известного. Таково возникновение египетского пластического искусства, которому удалось создать облик человека из органического средоточия его пропорций и произведения которого были поэтому впервые отмечены печатью подлинного искусства. Столь же непредвиденным образом индийская поэзия и философия, с одной стороны, и классическая античность — с другой, обнаружили при всем их близком родстве различие в своем характере; а в классической античности почти столь же различными оказались греческий и римский образ мысли и способ художественного изображения. Таким же образом в более позднее время основы современной нам культуры и образованности сложились на почве романской поэзии и той духовной жизни, которая с закатом латинского языка внезапно развилась на европейском Западе, обретшем самостоятельность. Где подобных явлений не происходило или где они были задавлены неблагоприятными обстоятельствами, там благороднейшие порывы, однажды стесненные в своем естественном развитии, уже не в силах были снова создать ничего великого, как мы это видим на примере греческого языка и огромного древнегреческого художественного наследия, увядших в Греции после того, как она не по своей воле на долгие века погрузилась в варварство. Прежняя форма языка в подобных условиях дробится и смешивается с чужеродными элементами, ее природный организм распадается, а теснящие его силы не могут направить его по пути перестройки и вдохнуть в него новое зажигающее жизненное начало.

Объясняя подобные феномены, можно указывать на благоприятные и противодействующие, ускоряющие и замедляющие обстоятельства. Человек всегда опирается на то, что уже есть в наличии. Взяв любую идею, чье открытие или осуществление придает человеческим порывам новый размах, вдумчивое и кропотливое исследование способно показать, что она уже и раньше, постепенно укореняясь, присутствовала в умах. Но если индивиду или народу не хватает живительных способностей гения, то жар этих мерцающих углей никогда не разгорится ярким пламенем. Как ни мешает непостижимая природа творческих сил заглянуть в их существо, мы все-таки можем понять, что господствующую роль здесь всегда играет способность овладеть изнутри всяким заданным материалом, превратить его в идею или подчинить его идее. Уже на самых ранних стадиях своего развития человек выходит за пределы текущего момента и не успокаивается на чисто чувственных наслаждениях. У самых неразвитых племенных орд мы находим не только любовь к нарядам, пляске, музыке и пению, но и предощущения загробного будущего, связанные с этим надежды и заботы, предания и сказки, уходящие обычно в глубь времен вплоть до эпохи возникновения человека и места его обитания. Чем сильней и ярче самодеятельная духовная сила, следуя собственным законам и формам созерцания, проливает свой свет на этот мир прошедшего и будущего, каким человек обволакивает непосредственный момент своего существования, тем чище и вместе с тем разнообразнее формируется вся масса человеческих представлений. Так возникают наука и искусство, и постоянной целью прогрессивного саморазвития человечества становится слияние того, что самодеятельно порождено им изнутри, с внешней данностью, причем и то и другое должно быть взято в своей чистоте и полноте и подчинено такому порядку, какого требует по своей природе каждое человеческое стремление.

И все-таки, изобразив здесь духовную индивидуальность как нечто выдающееся и исключительное, мы вместе с тем можем и должны рассматривать ее, даже когда она достигает высшей ступени, как известное ограничение общей природы, как определенный путь, на который так или иначе вынужден вступить человек, ведь любое своеобразие может стать таковым только благодаря перевесу какого-то одного, а значит, исключающего все прочие начала. Но именно благодаря такой концентрации сила возрастает и напрягается, а исключение всех других возможностей может руководствоваться принципом цельности таким образом, что несколько самобытных индивидуальностей потом опять образуют единство. На этом покоится в своих сокровеннейших основах всякое возвышенное единение людей в дружбе, любви или великодушном сотрудничестве, посвященном благу родины и человечества. Не вдаваясь в дальнейшее рассмотрение того, каким образом именно ограничение, присущее индивидуальности, открывает человеку единственно возможный для него путь неуклонного приближения к недостижимой целостности, я удовлетворяюсь здесь лишь указанием на то, что сила, делающая человека действительно человеком и являющаяся поэтому простой дефиницией его сущности, соприкасаясь с миром, — действуя, так сказать, в недрах вегетативной жизни человеческого рода, развертывающейся как бы механически по заданной колее, — обнаруживает себя в отдельных проявлениях, а свои многообразные стремления— в новых формах, расширяющих ее смысл. Одной из таких новых форм в математической сфере человеческого духа было, например, изобретение алгебры, и подобные примеры можно указать в каждой науке и в каждом искусстве. Ниже мы будем с большей детальностью отыскивать их в сфере языка.

Действие незаурядной духовной силы не ограничивается областью мысли и художественного изображения, оно совершенно исключительным образом сказывается на формировании характера. В самом деле, то, что исходит от цельности человеческого духа, не удовлетворяется ничем, пока не возвратится снова к цельности, и характер, то есть вся совокупность внутреннего опыта, чувственности и душевного настроя, пронизывающая своими лучами внешний мир и связанная с ним через внешний опыт и ощущение, должен становиться все более явственным откровением всей полноты человеческой природы по мере того, как усиливается влияние пронизывающих его единичных устремлений. Именно в этой возрастающей близости между характером и человеческой природой вообще источник его общезначимой действенности, всего более способной возвысить человеческий род до его наивысшего достоинства. И именно язык, это средостение, в котором, сообщая друг другу свои внешние замыслы и внутренние переживания, сближаются разнообразнейшие индивидуальности, состоит с характером в теснейшем и оживленнейшем взаимодействии. Души самые могучие и всего легче ранимые, самые глубокие и самые богатые в своей внутренней жизни, насыщают язык своей силой и нежностью, глубиной и сердечностью, и он возвращает из своего лона родственные звучания, способные воссоздавать в других те же настроения. Облагораживаясь и утончаясь, характер выравнивает и объединяет разрозненные стороны человеческого духа, придавая им, подобно тому как это делает изобразительное искусство, цельный образ, предстающий уму законченным единством и вместе с тем каждый раз все яснее вырисовывающийся из сокровенной глубины всеми своими чертами. И именно языку с его тонкой гармонией, в деталях часто неуловимой, но пронизывающей собою всю его удивительную символическую ткань, дано воплотить в себе этот цельный образ. Действие сформировавшегося характера, правда, несравненно трудней оценить, чем плоды чисто интеллектуальных достижений, потому что оно опирается на те загадочные влияния, которые связывают одно поколение с другим.