Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

• Название: 94 Избранные труды по языкознанию
• Автор: Вильгельм Гумбольдт
• Издательство: Издательская группа «Прогресс» 2000
• Жанр: Психология
• Год: 2000
• ISBN: 5-01-004661-Х

Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) — выдающийся немецкий мыслитель-гуманист — является создателем теоретических основ науки о языке. В представленных в настоящем сборнике работах затрагиваются важнейшие проблемы общеязыковедческого и философского характера, которые являются предметом оживленных дискуссий почти во всех странах мира. Многие поставленные В. фон Гумбольдтом задачи и высказанные им идеи еще не получили разработки в современном языкознании; они потребуют новых усилий гряду¬щих поколений ученых-мыслителей, и не одних только лингвис¬тов. Книга предназначена для лингвистов, литературоведов, философов, этнопсихологов и лиц, занимающихся проблемами теории и философии культуры

---

Средства обозначения словесного единства. Изменение букв

Внутреннее единство слова по-настоящему проявляется только в языках, которые, облекая понятие в сопутствующие ему определения, расширяют звуковой состав слова до нескольких слогов и

допускают внутри него разнообразные изменения букв. Добиваясь красоты звучания, языковое чувство применяет тогда к этой внутренней сфере слова всеобщие и частные законы благозвучия и гармонического сочетания элементов. Но и артикуляционное чувство здесь тоже за работой, причем оно действует главным образом как роз на эти новые образования, то изменяя звуки для изменения смысла, то начиная употреблять для обозначения сопутствующих определений — и тем переводя в разряд флексий — звуки, которые имеют и самостоятельный смысл. Их исконное предметное значение становится тогда символическим, самый звук, подчинившись главному понятию, часто стирается до односложного элемента и, несмотря на разницу происхождения, тоже уподобляется по виду звукам чисто символическим, прямым созданиям артикуляционного чувства. Чем это последнее подвижней и деятельней в своей непрестанной работе слияния (Verschmelzung) понятия со звуком, тем скорей наступает такое уподобление.

Благодаря взаимодействию этих причин возникает, удовлетворяя одновременно и рассудку, и эстетическому чувству, такое строение слова, в котором строгий анализ, отправляясь от корня, должен стремиться дать отчет, с точки зрения смысла и фонетики, о каждой добавленной, опущенной или измененной букве. И эта цель реально достижима — хотя бы в той мере, в какой рядом с каждым таким изменением можно поставить объясняющие его аналогичные случаи в языке. Подобное строение слова более вместительно, гибко и более приемлемо для ума и слуха в тех языках, которые не накладывают на исконные словоформы раз и навсегда установленной печати единообразия и, желая обозначить сопутствующие определения понятия, предпочитают внутрисловесному изменению с его чистой символичностью суффиксальное оформление. Это последнее, по своему происхождению грубое и, казалось бы, примитивное, средство, которое иногда путают с механическим надстраиванием, будучи возведено обостренным чувством флексии на высшую ступень, обнаруживает несомненное преимущество перед внутренним изменением, при всей тонкости и искусности последнего. Нет сомнения, что главным образом именно из-за двухсложного устройства корня и боязни словосложений строению слова в семитских языках, несмотря на удивительную гибкость и изобретательность проявляющегося здесь флективного и артикуляционного чувства, все-таки еще очень далеко до санскритского строения слова, более гибкого, всеобъемлющего и лучше отвечающего всем целям языка.

Санскрит фонетически обозначает разные степени словесного единства, насколько внутреннее чувство языка ощущает потребность в их различении. Для этого он прежде всего по-разному трактует слоги, входящие в одно и то же слово в качестве различных элементов его понятия, и отдельные звуки в местах соприкосновения этих слогов друг с другом и с соседними словами. Я уже упоминал выше о том, что обращение с соприкасающимися звуками неодинаково на стыках отдельных слов и в середине слова. Язык идет еще дальше по пути этих разграничений, и если правила для двух названных случаев отнести к двум диаметрально противоположным классам, то он имеет указатели для нижеследующей градации словесного единства, в порядке перехода от более рыхлой к более прочной внутренней связи:

сложные слова;

слова с префиксами, в основном глаголы;

слова, построенные с помощью суффиксов (суффиксы taddhita) из имеющихся в языке основ;

слова, произведенные с помощью суффиксов из корней, то есть из слов, находящихся, собственно, вне языка (слова kri- danta);

грамматические формы склонения и спряжения.

Два первых вида слов подчиняются в целом правилам для присоединения отдельных слов, три последних — правилам для середины слова. Тут есть, разумеется, отдельные исключения, и в основе всей вышеприведенной градации лежит, естественно, не абсолютное различие правил для каждого вида, а просто большее или меньшее — но во всяком случае очень заметное — приближение к тому или другому из двух вышеназванных главных классов. Что касается исключений, то в них дает о себе знать опять-таки явственная склонность к большей прочности соединения. Так, у отдельных слов — за одним, да и то лишь кажущимся, исключением — конечный согласный предшествующего слова никогда, собственно, не вызывает изменения начальной буквы последующего, но у некоторых сложных слов и слов с префиксами это бывает, причем изменение иногда простирается вплоть до второго согласного от начала — например, когда agni'огонь' и stoma'жертва' соединяются в agni- shtoma'огненная жертва'. Этой отменой правил для сложения отдельных слов язык явственно дает знать, что он ощущает потребность в словесном единстве. И все же невозможно отрицать, что в остальном обычное обращение санскрита с конечными и начальными буквами, соприкасающимися внутри сложных слов, и отсутствие соединительных звуков, какими всегда в подобных случаях пользуется греческий язык, делает санскритские compositaслишком похожими на отдельные слова. Ударение, хотя оно нам и неизвестно, едва ли могло здесь что-нибудь исправить. Там, где первый член сложного слова сохраняет самостоятельное склонение, вся связь, по сути дела, опирается только на языковой узус, либо всегда сочетающий данные слова, либо никогда не допускающий от-. дельного употребления второго члена. Впрочем, и без склонения первого члена сложного слова его соединение со вторым фиксируется большей частью лишь в уме, не достигая той доходчивости Дня слуха, которая имеет место при слиянии звуков. Когда основная и падежная формы слова звучат одинаково, язык никак не показывает, стойт ли слово само по себе или входит элементом в сложение. Длинные санскритские compositaиз-за скудости грамматических указателей составляют поэтому не столько цельное слово, сколько цепочку грамматически не оформленных, приставленных друг к другу слов, и приходится признать, что греческпи язык следует верному чувству, никогда не давая своим compositeвыродиться из-за большой длины до такого состояния. Но, впрочем, и санскрит другими своими приемами тоже показывает, как мудро он умеет временами указать на единство этой цепочки — скажем, когда два или более существительных, какого бы рода они ни были, он сводит в одно существительное среднего рода.

Из трех видов слов, подчиняющихся правилам звуковых сочетаний для середины слова, слова типа kridantaи те, что имеют грамматическую флексию, наиболее близки друг другу; а если среди них искать признаков еще более тесной связи, то таковые, скорее всего, будут опираться на различие между падежными и глагольными окончаниями. Суффиксы kritведут себя совершенно так же, как эти последние. В самом деле, они оформляют непосредственно корень, впервые ими же, собственно, и вводимый в язык, тогда как надежные окончания, похожие в этом отношении на суффиксы tad- dhita, примыкают к уже имеющимся, употребительным в самом языке основам. Всего прочнее и глубже слияние звуков в глагольном спряжении, и тому есть основания, поскольку глагольное понятие и по смыслу тоже всего менее отделимо от своих сопутствующих определений.

Я собирался здесь показать только, как различаются между собой, отражая степень внутреннего единства слова, законы благозвучного слияния соприкасающихся букв. Нам надо, однако, остерегаться усматривания здесь какого-то специального намерения, равно как и вообще слово намерение применительно к языкам надо принимать с оговорками. Если подразумевать тут как бы предустановлен- ность и чисто волевое стремление к ясной предначертанной цели, то намерение языкам чуждо, и об этом надо непрестанно помнить. Оно выступает всегда лишь в виде какого-то изначально инстинктивного предощущения. Так или иначе, именно подобное ощущение понятийного единства, по моему убеждению, перешло в звук в рассматриваемом нами случае, причем не всюду в равной мере и на с одинаковой последовательностью именно потому, что было ощущением. Нередко применение в каждом случае разных законов вытекает, правда, фонетически из природы самих букв; и кроме того, поскольку все грамматически оформленные слова демонстрируют одинаковую связь конечных и начальных букв своих элементов, тогда как у отдельных и даже у сложных слов соприкосновения одного и того же рода повторяются бессистемно и нечасто, то в первом случае, естественно, легко складываются свои произносительные навыки, теснее сплавляющие все элементы, так, что, стало быть, ощущению словесного единства здесь можно приписывать и совсем другие причины, чем названные мною выше. Но все-таки первичным оказывается инстинктивное чувство единства — ведь только благодаря ему грамматические приставки вообще срастаются с основой, а не остаются, как в некоторых языках, обособленными. На фонетические же процессы заметно влияет то, что как падежные окончания, так и суффиксы начинаются только с определенных согласных и потому могут вступать лишь в определенное число сочетаний, которое для падежных окончаний всего ограниченней, для суффиксов kritи глагольных окончаний значительнее, а для суффиксов taddhi- taеще более увеличивается.