Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

• Название: 94 Избранные труды по языкознанию
• Автор: Вильгельм Гумбольдт
• Издательство: Издательская группа «Прогресс» 2000
• Жанр: Психология
• Год: 2000
• ISBN: 5-01-004661-Х

Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) — выдающийся немецкий мыслитель-гуманист — является создателем теоретических основ науки о языке. В представленных в настоящем сборнике работах затрагиваются важнейшие проблемы общеязыковедческого и философского характера, которые являются предметом оживленных дискуссий почти во всех странах мира. Многие поставленные В. фон Гумбольдтом задачи и высказанные им идеи еще не получили разработки в современном языкознании; они потребуют новых усилий гряду¬щих поколений ученых-мыслителей, и не одних только лингвис¬тов. Книга предназначена для лингвистов, литературоведов, философов, этнопсихологов и лиц, занимающихся проблемами теории и философии культуры

---

IV.

В главе, где говорится о „внутренней форме языка" („innereSprachform"), дефиниция данного понятия эксплицитно не дана, что послужило поводом для противоречащих друг другу интерпретаций у различных языковедов, а также психологов и философов. Всякая попытка раскрыть смысл этого основополагающего понятия по тексту, и тем более в духе Гумбольдта, должна отвечать по крайней мере трем требованиям:

Внутренняя форма является именно внутренней, а не внешней формой (это подразумевает, что ее исследование должно осуществляться по содержательным параметрам, а не по тем принципам, которые формировались в процессе исследования внешней формы);

Являясь внутренней, она тем не менее не лишенная формы субстанция, а именно форма;

Она является внутренней формой именно я з ы к а, а не вне- языкового содержания.

Трудно назвать учебник, где бы не рассматривался вопрос о внутренней форме языка, хотя нередко это понятие смешивается с внутренней формой отдельного слова. В России этому содействовали труды и авторитет А. Потебни, который в интерпретации Гумбольдта не был свободен от влияния психологизма Г. Штейн- таля *. Понятие внутренней формы слова он применил в сравнительном анализе славянских языков и в изучении мифов, заложив тем самым в России начало исследованиям в той области, которую в широком смысле этого слова можно было бы назвать этнолингвистикой.

Сила этой традиции сказывается и в заглавии книги русского философа Г. Шпета: „Внутренняя форма слова" [16].

Сведению внутренней формы языка к внутренней форме слова [17], — что не соответствует основному направлению гумбольдтовского учения, — способствовало и следующее обстоятельство: доказывая, что даже в случае «телесного», «чувственно-воспринимаемого предмета» «слово не эквивалентно» предмету, а лишь эквивалентно «пониманию (Auffassung) его в акте языкового созидания» (Spracherzeugung), Гумбольдт в данной главе приводит пример из санскрита, в котором «слона называют то дважды пьющим, то двузубым, то одноруким… тремя словами обозначены три разных понятия». (VII, 90; с. 103).

Такое сужение гумбольдтовского понятия „внутренней формы" вновь доказывает, насколько неоправданно толковать отдельные его высказывания в отрыве от общего идейного контекста. Исходная идея, пронизывающая все учение Гумбольдта, состоит именно в том, что обозначение предмета словом — это не изолированный акт словотворчества, а часть единого процесса языкового созидания. Об этом свидетельствует и последующая фраза из текста: «Поистине язык представляет нам не сами предметы, а всегда лишь понятия о них, самодеятельно образованные духом в процессе языкотворчества». (VII, 90; с. 103; разрядка наша. — Г. Р.) [18].

Такая же участь постигла и другое высказывание Гумбольдта, встречающееся в начале упомянутой главы: «Эта целиком внутренняя и чисто интеллектуальная сторона языка и составляет собственно язык». (VII, 86; с. 100).

Разные исследователи (лингвисты, философы, психологи), толкуя понятие «внутренней формы», выражение «чисто интеллектуальная часть в языке» выносят за пределы самого языка, забывая, что «интеллектуальную часть» не следует понимать как вне- языковую, чисто логическую структуру. Она имманентна языку («составляет собственно язык»). Поэтому отнесение ее к логическим или к психологическим категориям противоречит основному замыслу гумбольдтовской концепции внутренней формы языка. Подвергая критике логистическую ориентацию «общей, философской грамматики» из-за «поверхностно и несовершенно проделанной дедукции», Гумбольдт пишет: «Под понятия aprioriподгоняют то, что невозможно было бы найти априорным путем. И этот односторонний, наполовину философский метод наносит языковедению гораздо больше вреда, нежели… односторонне исторический метод, который хоть собирает нужный материал, в то время как вышеупомянутый метод ничего не оставляет, кроме беспочвенной и пустой теории». (VI, 344).

То, что „интеллектуальное" у Гумбольдта не означает универсально-логическое, об этом свидетельствует еще и его понимание грамматики и введенное им понятие „грамматического видения" (grammatischeAnsicht). «В грамматике, — пишет Гумбольдт, — нет ничего телесного, осязаемого…» Она, в отличие от слов — более осязаемых единиц языка, — «состоит исключительно из интеллектуальных отношений». (VI, 337).

И там же добавляет: «Поскольку грамматические различия языков заключаются в различии грамматических видений», то «грамматика более родственна духовному своеобразию наций, нежели лексика». (VI, 338). И здесь налицо корни внутренней формы языка.

На этом фоне становится очевидным, насколько сомнительны попытки некоторых современных представителей формальной лингвистики, утверждающих, будто у Гумбольдта доминирующим являются универсально-логические свойства грамматик языков.

Несостоятельна также традиция психологистического толкования, берущая свое начало в комментариях X. Штейнталя к тексту Гумбольдта. Штейнталь ставит в один ряд понятия: внутренняя форма — значение — представление (языковое понятие) — слово. Исходными являются психические представления, которые (полученные путем чувственного восприятия) закрепляются в языковых значениях и воспроизводятся в речевом употреблении.

Такой психологизированный и атомистический подход, оказавший сильное влияние на последующие поколейия не только в Германии, но и далеко за ее пределами [19], отвлек внимание лингвистов от задач, поставленных Гумбольдтом перед теоретическим языкознанием.

Проблема внутренней формы языка приобретает особую актуальность с 20-х годов нашего столетия. В. Порциг в своих статьях „Понятие внутренней формы языка" (1923) и „Языковая форма и значение: критическое рассмотрение философии языка А. Марти" (1928) выступил против философа А. Марти (1847–1914) и его ученика англиста О. Функе, критически разбирая введенные ими понятия „фи-уральная внутренняя форма" и „конструктивная внутренняя форма". В. Порциг выделяет четыре подхода в современных ему теориях о внутренней форме языка: 1. Позитивистская точка зрения, полностью игнорирующая данное понятие; 2. Психологистическая интерпретация, согласно которой внутренняя форма языка — это психический процесс, определяющий внешнюю форму говорения (В. Вундт); 3. Феноменологическое толкование, усматривающее в ней главным образом соотношения «чистых» значений: насколько адекватно удается говорящему посредством языка воспроизвести «идеальные» содержания (Э. Гуссерль); 4. Упомянутая концепция Марти, касающаяся принципа выбора конкретных языковых средств, которые должны быть использованы для передачи подразумеваемого смысла.

В своей ранней статье „Проблема внутренней языковой формы и ее значение для немецкого языка" (1926) Л. Вейсгербер придерживается того мнения, что внутренняя форма языка охватывает понятийные и синтаксические возможности того или иного языка, являясь ключом к оценке всего, что мыслится и высказывается в Данном языке. Этого мнения он придерживается и по сей день.

В последние годы своей жизни грузинский психолог Д. Узнадзе, заинтересовавшись учением В. Гумбольдта, в своей статье „Внутренняя форма языка" (1948 г.) попытался применить понятие „внутренней формы" для обоснования им же созданной психологической теории установки.

В своей работе „Аспекты теории синтаксиса" американский лингвист Н. Хомский говорит о возможной связи внутренней формы языка с „глубинной структурой", предполагая, что введенные им понятия „глубинная структура" и „поверхностная структура" соответствуют „внутренней форме" и „внешней форме" языка Гумбольдта [20].

Недавно проблемы внутренней формы языка вновь коснулся В. А. Звегинцев, интерпретируя ее в рамках общей теории формы языка В. фон Гумбольдта [21].

Идея внутренней формы языка — скорее задача для новой ориентации целостного рассмотрения языка, нежели объект или следствие ортодоксального аналитического мышления; этой лингвистической идее соответствует такое духовное состояние, которое неописуемо в терминах сциентистски ориентированного мировоззрения. Ее коррелятом выступает не формально-логическая схема мышления, не сухой и холодный рассудок, а совокупность всех функций нашего духа в их живом взаимодействии.

V.

Известен тезис Гумбольдта «Язык есть не продукт деятельности (Ergon), а деятельность (Energeia). Его истинное определение поэтому может быть только генетическим». (VII, 46; с. 70).

С первого взгляда может показаться парадоксальным тот факт, что термин „энергейя" впервые встречается именно в главе „Форма языков" (§ 8 „Введения"). Как будто не должно быть ничего общего между „энергейей" и „формой", обычно понимаемой статически.

Рассмотрение же представленных именно в этой главе отдельных высказываний Гумбольдта приводит нас к убеждению, что его концепция формы языка с необходимостью связана с идеей „энер- гейи". Поскольку понятие формы истолковывается по-разному, Гумбольдт считает необходимым с самого же начала разъяснить, в каком смысле он его употребляет, тем более что оно имеет принципиальное значение для построения сравнительного языковедения («Чтобы… сравнение характерных особенностей строения различных языков было успешным, необходимо тщательно исследовать форму каждого из них и таким путем определить способ, каким языки решают главную задачу всякого языкотворчества».) (VII, 45; с. 70).