Вильгельм Гумбольдт - 94 Избранные труды по языкознанию

• Название: 94 Избранные труды по языкознанию
• Автор: Вильгельм Гумбольдт
• Издательство: Издательская группа «Прогресс» 2000
• Жанр: Психология
• Год: 2000
• ISBN: 5-01-004661-Х

Вильгельм фон Гумбольдт (1767–1835) — выдающийся немецкий мыслитель-гуманист — является создателем теоретических основ науки о языке. В представленных в настоящем сборнике работах затрагиваются важнейшие проблемы общеязыковедческого и философского характера, которые являются предметом оживленных дискуссий почти во всех странах мира. Многие поставленные В. фон Гумбольдтом задачи и высказанные им идеи еще не получили разработки в современном языкознании; они потребуют новых усилий гряду¬щих поколений ученых-мыслителей, и не одних только лингвис¬тов. Книга предназначена для лингвистов, литературоведов, философов, этнопсихологов и лиц, занимающихся проблемами теории и философии культуры

---

Ёремени возникает собственно грамматическое время — темпус) Ветанкурт в своей мексиканской грамматике [60] называет вторую из приведенных выше мексиканских форм темпусом, обозначающим обычное действие. Это, очевидно, ошибочное мнение, так как подобная глагольная форма не могла бы быть темпусом, но должна была бы спрягаться в различных темпусах, что реально не наблюдается. Однако из точного определения значения данного выражения, которое приводит Ветанкурт, видно, что оно представляет собой не что иное, как соединение местоимения и имени с опущенным глаголом быть. 'Я люблю' имеет чисто глагольное выражение; 'я есмь любящий' (то есть 'я обычно люблю') не есть в собственном смысле глагольная форма, но предложение. Однако язык в известной степени относит эту конструкцию к глаголу, так как в ней допускается употребление только глагольного местоимения. Тем самым язык поступает с атрибутивом как с глаголом, допуская также наличие у него управляемых слов: ni-te-tla-namaca-ni'я (есмь) кому-то что-то продающий', то есть обычно продаю, являюсь торговцем.

Миштекский язык (также из Новой Испании) различает случаи, когда атрибутив рассматривается как просто относящийся к существительному и когда он прилагается к нему лишь через глагольное выражение посредством взаимного расположения обеих частей речи. В первом случае атрибутив должен следовать за существительным, во втором — предшествовать ему: nahaquadza'злая женщина', quadzanaha'женщина зла' [61].

Неспособность к выражению связующего понятия бытия непосредственно глагольной формой в названных выше случаях приводит к полному отсутствию такого выражения; но эта же неспособность может, напротив, вызвать его материальное присутствие там, где оно не должно-проявляться подобным способом. Это происходит, когда к реально атрибутивному глаголу (он идет, он летит) бытие присоединяется посредством настоящего вспомогательного глагола (он есть идущий, он есть летящий). Но это средство тем не менее не может вывести языкотворческое сознание из затруднения. Поскольку этот вспомогательный глагол сам должен иметь форму глагола и поэтому сам может быть только соединением бытия с энергическим атрибутивом, постольку это соединение возникает вновь и вновь, и различие заключается лишь в том, что если в других случаях такое соединение присуще каждому глаголу, то здесь оно закреплено лишь за одним. Чувство необходимости подобного вспомогательного глагола говорит о том, что языкотворчество, хотя оно и не в силах придать правильное выражение истинной функции глагола, все же постоянно осознает последнюю. Нет необходимости приводить примеры данной ситуации, часто представленной в языках иногда во всей глагольной системе, иногда в отдельных ее частях. Но я остановлюсь на некоторое время на более интересном и редком случае, а именно на том, когда функцию вспомогательного глагола (присоединение бытия) принимает на себя не сам глагол, а другая часть речи — местоимение, причем в остальном ничего не меняется.

В языке яруро, народности, живущей на Касанаре и в нижнем течении Ориноко, спряжение образуется простейшим способом — путем соединения местоимения с темпоральными частицами. Эти соединения сами по себе представляют глагол быть, а в суффиксальном положении — флексии последнего. Собственный корень, не относящийся к местоимению или к темпоральным частицам, у глагола быть полностью отсутствует, и поскольку презенс не имеет собственной частицы, то лица последнего представляют собой лица самих местоимений, отличающиеся от самостоятельных местоимений только более краткой формой Таким образом, три лица единственного числа глагола быть звучат que, me, di\ а в буквальном переводе — просто я, ты, он. В имперфекте к этим слогам пре- фигируется ri(ср. ri-que'я был'), а в соединении с именем — uiri-di'вода была' (в наличии), но уже в качестве глагола: jura-ri-di'он ел'. Отсюда следует, что queобозначало 'я есмь' и эта местоименная форма выражала собственно глагольную функцию. Однако в настоящее время данное соединение местоимения с временными частицами не может применяться само по себе. Оно употребляется лишь тогда, когда другое слово, которое может быть любой частью речи, с его помощью образует предложение. Que, diникогда сами по себе не обозначают 'я есмь, он есть' — в противовес uidi'это есть вода', jura-n-di(с эвфоническим п) 'он ест'. Таким образом, при более пристальном рассмотрении грамматическая форма этих выражений оказывается не тем, о чем я здесь говорю, — то есть не воплощением понятия бытия в местоимении, а являет собой обсуждавшийся выше случай опущения и мысленного восстановления глагола бьииь при соположении местоимения с другим словом. Упомянутая выше временная частица ri— это не что иное, как слово, указывающее на отдаленность. Ей противостоит частица ге, приводимая в качестве характеристики конъюнктива. Это ге, однако, представляет собой просто предлог 'в', находящий аналогичное применение во многих американских языках. Эта частица образует аналог герундия: jura-re'за едой, edendo'; и если перед таким герундием ставится самостоятельное местоимение, он превращается в конъюнктив или оптатив: 'если бы я ел' или 'чтобы я ел'. Здесь понятие бытия связывается с характеристикой конъюнктива, а неизменно связанные с ним в прочих случаях личные глагольные суффиксы отпадают, так как появляется префигировапное самостоятельное местоимение. Форнери включает re, ri-reв качестве герундиев настоящего и прошедшего времени в свою парадигму глаголабыть и переводит их следующим образом: 'если бы я был, если бы я был (раньше)'.

Итак, хотя из рассмотренного нами примера мы видим, что язык обладает специальной формой местоимения, с которой постоянно и исключительно связывается понятие бытия, однако выдвинутое нами требование о том, чтобы это понятие воплощалось в местоимении как таковом, выполняется не вполне. Не вполне выполняется оно (хотя ситуация там несколько иная) также и в языке уастека, на котором говорят в одной из областей Новой Испании. Здесь также местоимения (однако только самостоятельные) соединяются с временной частицей, исключая тем самым глагол быть. По своему значению они еще более приближаются к последнему, так как в отличие от аналогичных сочетаний в языке яруро могут стоять совершенно отдельно: nana-itz'я был', tata-itz'ты был' и т. д. При атрибутивном глаголе лица выражаются другими местоименными формами, весьма близкими к притяжательному местоимению. Но происхождение частицы, присоединяемой к местоимению, слишком неясно, чтобы можно было судить о том, не содержится ли в ней собственно глагольный корень. В настоящее время она служит в этом языке для характеристики прошедших времен, в имперфекте — постоянно и без исключений, в других временах — по особым правилам. Однако горные жители, язык которых, вероятно, наиболее архаичен, используют эту частицу более широко и присоединяют ее так же в настоящем и в будущем времени. Иногда она присоединяется даже к глаголу, чтобы выразить усиленный характер действия, и в этом смысле в качестве показателя эмфазы (ср. также во многих языках сопровождение перфекта усилительной редупликацией) она может постепенно превратиться в основную характеристику прошедших времен \

В языке майя, на котором говорят на полуострове Юкатан, напротив, в чистом и полном виде представлена именно та ситуация, которую мы сейчас обсуждаем Этот язык обладает местоимением, которое при самостоятельном употреблении заменяет собой глагол быть и с весьма примечательной последовательностью всегда обозначает истинную функцию глагола особым, специально для этого предназначенным элементом. Местоимение распадается здесь на два типа. Первый тип сам вводит понятие бытия, второй не обладает этим свойством, но может также соединяться с глаголом. Первый из этих типов делится на две разновидности, из которых одна вводит понятие бытия только при соединении с другим словом, вторая же содержит это понятие непосредственно в себе. Эта последняя разновидность в полном виде представляет глагол быть, ибо она соединяется также с временными частицами (отсутствующими, однако, в презенсе и перфекте языка майя). В двух первых лицах единственного и множественного числа эти местоимения имеют форму Pedroen'я есмь Петр' и так далее, аналогично: ech, on, ex; с другой стороны: ten'я есмь', tech'ты ecu', toon'мы есмы', teex'вы есте'. Помимо трех названных здесь типов, какие бы то ни было самостоятельные местоимения отсутствуют; для выражения их значений используются местоимения, выступающие одновременно и в качестве глагола 'быть' (tenи т. д.). Местоимения, не вводящие понятия бытия, всегда выступают только в аффиксальной форме, и enне употребляется ни в какой функции, кроме описанной выше. Если глагол не сочетается с первым типом местоимений, он регулярно соединяется со вторым. В последнем случае, однако, в глагольных формах обнаруживается элемент (в двух видах — cahи ah, — чередующихся по определенным правилам), остающийся после отделения всех элементов, обычно сопровождающих глагол (лица, времени, наклонения и т. д.). Таким образом, en, ten, cahи ahвыступают во всех глагольных формах, но всегда при этом один из этих слогов исключает употребление остальных. Уже отсюда следует, что все они выражают глагольную функцию, так что какой-либо из них обязательно должен присутствовать в глаголе, однако наличие одного делает излишним употребление остальных. Использование их подчиняется определенным правилам. Enприменяется только при непереходном глаголе, причем во всех временах, кроме презенса и имперфекта, ah— при переходных глаголах с тем же распределением по временам, cah — при всех глаголах, безразлично к их переходности, но только в презенсе и имперфекте. Теп обнаруживается только в одном и как будто бы аномальном спряжении. При ближайшем рассмотрении последнего оказывается, что оно привносит значение обычного характера действия или продолжающегося состояния, и формы глагола в этом спряжении после отбрасывания частиц cahи ahполучают окончания, частично использующиеся также для образования так называемых герундиев. Здесь, таким образом, происходит превращение глагольной формы в именную, а последняя, чтобы опять стать глагольной, нуждается в глаголе быть как таковом. В этом отношении такие формы полностью совпадают с рассмотренным выше мексиканским темпусом обычного действия. Я должен еще заметить, что при таком представлении переходными глаголами можно назвать лишь те, которые действительно управляют внешним по отношению к себе объектом. Глаголы, употребляемые неопределенно, реально активные, такие, как 'любитъ\ 'убивать', а также глаголы, которые, подобно греч. oixo8opico,содержат сами в себе управляемый объект, трактуются как непереходные.