Розмэри Сатклифф - Факелоносцы

• Название: Факелоносцы
• Автор: Розмэри Сатклифф
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02013-9

Всемирную славу знаменитой писательнице Розмэри Сатклиф принесли ее исторические романы о суровых, героических временах покорения Британии Древним Римом. «Орел Девятого легиона», получивший широкую известность благодаря одноименному фильму, вышедшему в России в 2011 году (режиссер Кевин МакДональд), и его продолжение «Серебряная ветка» уже снискали любовь и признание российских читателей. В настоящем издании представлен роман «Факелоносцы», завершающий римскую трилогию Розмэри Сатклиф.

Главный персонаж, потомок героев двух предыдущих книг, волею судьбы обречен на тяжелые испытания. Потеряв отца и сестру, он оказывается в плену у беспощадных варваров. Гордый римлянин, в котором течет кровь великих воинов, завлечен в самый центр знаменательных исторических событий, готовясь не только карать мечом дерзких нарушителей римской воли, но и нести погрязшим в невежестве и жестокости варварам свет культуры и цивилизации.

В 1959 году роман «Факелоносцы» принес Розмэри Сатклиф почетную премию «Медаль Карнеги» в области литературы.

---

Он догадывался, где ее можно найти, — скорее всего, она в небольшой ложбинке, в расщелине, поросшей по краям кустарником, где он когда-то застал Арта с его псом, — они выслеживали ужа. А недавно он застал там Нэсс, и она ему сказала: «Это хорошее место. Оно глядит на юг. Когда я закрываю глаза и горы исчезают, я вижу, как цветут яблони в отцовском саду».

Стало совсем темно, хотя плоские облака, скопившиеся над перевалом, который вел к побережью, все еще отливали медно-розовым. В воздухе не было свежести, он прилипал к лицу, как теплый шелк, а звезды окутаны волокнами грозовых туч. Надвигается буря, подумал Аквила. Обогнув гору под нижним бастионом, он нырнул в извилистую расщелину между скалами. Тонкий серебристый всплеск под папоротниками прозвучал неестественно громко в ночной тишине, до него донесся слабый медовый запах терновника. Осторожно спускаясь, он все время поглядывал вниз и неожиданно различил неясное бледное пятно — словно пена на темной воде там, где цветущие ветки терновника склонились друг к другу над маленькой выбоиной в скале, и вдруг увидел еще одно бледное пятно и разглядел расплывчатые очертания лица, повернутого к нему.

— Нэсс? Что ты тут делаешь? — крикнул он, застыв неподвижно. — Сейчас будет гроза.

— Я люблю грозу, — ответила спокойно Нэсс.

— И поэтому пришла сюда ее дожидаться, вместо того чтобы быть в пиршественном зале?

Он не видел ее лица, видел только совсем бледное пятно на фоне более прозрачного цветущего терна, но он услыхал в ее голосе привычный для его слуха вызов.

— А почему я должна быть в зале? Я не ясновидица, чтобы знать, когда мой повелитель вернется домой.

— Но ты уже знала об этом прежде, чем прийти сюда, правда? Ты ведь мне все приготовила в доме.

— Тогда на что ты жалуешься? Тебя что, никто не накормил?

— Женщина принесла мне холодного мяса и лепешку и подливала мне вино в чашу, — сказал он со сдержанной злостью. Он разозлился, сам не понимая почему. — А когда я поглядел на нее, оказалось, что это Корделла, жена Сенфирта, а вовсе не ты.

— Удивляюсь, что ты заметил разницу.

Встав на одно колено, Аквила склонился еще ниже к ней. Он решил отплатить ей той же монетой.

— Это объясняется просто, — сказал он. — Корделла улыбалась мне, вот я и подумал, что это не можешь быть ты.

Нэсс вскочила, точно разъяренная горная кошка.

— А почему я должна тебе улыбаться? От радости, что ты увез меня из отцовского дома?

— Ты же знаешь, почему я взял тебя в жены, — сказал он, помолчав.

— Да, ты говорил мне. Чтобы укрепить связь между твоим народом и моим. — Она задыхалась от ярости, в темноте неясно проступило искаженное злобой лицо, поднятое к нему. — Я же знаю, что я тебе была не нужна, впрочем, как и ты мне. Нам обоим это все навязали. И дело не в том, что ты взял меня в жены, а в том, как ты это сделал. — Она расхохоталась резким издевательским смехом так, что ему захотелось ударить ее.

И словно этот дикий смех вызвал в природе какие-то стихийные силы, словно существовало родство между ней и надвигающейся бурей, по лощине со вздохом пронесся затяжной пронизывающий ветер, пропитанный запахом грозы и тонким медовым ароматом цветущего терновника, и тут же, осветив темную громаду гор, блеснула молния.

— И когда ты смеялся над Раянид, опять же дело в том, как ты смеялся. Всегда главное не в том, что ты делаешь, а как ты это делаешь. Ты забрал меня от отцовского очага, будто взял собаку, да нет, даже не собаку. Я видела, как ты теребил уши Кабаля и чесал его внизу под мордой. Скорее, как сундук или горшок для варки, который для тебя не представляет никакой ценности. Ты никогда не думал о том, что я могла бы в одну прекрасную ночь пырнуть тебя твоим же кинжалом и скрыться в темноте? Тебе ни разу не пришло в голову, что я могла кого-то любить из своего племени, а он, может быть, любил меня?

Наступило долгое молчание, заполненное беспокойным шелестом крепчающего ветра. Злость Аквилы медленно испарялась, уступая место невероятной усталости.

— А что, был такой человек, Нэсс?

В ней тоже угас огонь, и голос звучал тихо, безжизненно.

— Да, был, — ответила она.

— Я очень сожалею, — сказал напряженно и неловко Аквила.

— Теперь это не имеет значения. Его уже нет в живых. Он погиб на охоте тому уж девять дней. Раянид передала мне это через вестника, который приходил вчера к Амбросию.

— Очень сожалею, — вновь сказал Аквила. Больше он не нашелся что добавить.

Он знал, что она пристально смотрит на него, будто для нее не существует темноты.

— Сомневаюсь, так ли это, — наконец проговорила она. — Сомневаюсь, способен ли ты вообще сожалеть о чем-нибудь или радоваться…

— Когда-то мог, — сказал он резко и беспомощно махнул рукой. — Через два дня мы выступаем в поход против саксов, и, может быть, ты скоро освободишься от меня. А сейчас идем обратно в дом, пока не разразилась гроза.

Она слегка отступила назад:

— Ну, так кто тебе мешает, иди и спи в тепле на сухих шкурах. А я люблю грозу, я ведь тебе уже сказала. Это моя буря, и мне с ней лучше, чем с тобой.

Порывы ветра становились все более затяжными, и ветки терновника вытягивались как плети и струились по воздуху. Белая вспышка молнии на мгновение осветила Нэсс — она прижалась к скале, и ее распущенные волосы взлетали над головой. Она казалась неразделенной частичкой этой бури, и он просто не знал, как справиться с Нэсс, особенно сейчас, когда злость ушла. Но он должен справиться, в нем росла решимость не поддаваться ей, однако к решимости примешивалось и более доброе чувство — не мог же он бросить ее здесь под проливным дождем и хлещущим ветром. Он наклонился к ней и схватил за запястье.

— Пошли, Нэсс, — сказал он. Притянув ее к себе, он сжал ей другое запястье, совсем не уверенный, что она не всадит ему в спину его же собственный кинжал, стоит только отпустить ее.

Она стала отчаянно вырываться, но это продолжалось какие-то мгновения, а потом она вдруг обмякла, будто у нее кончились силы. Она устало приникла к нему, и, будь на ее месте Раянид, он подумал бы, что она плачет, тихо плачет от горя и отчаяния. Но Нэсс — в этом он не сомневался — не умела плакать. Первые глухие раскаты грома уже грохотали в горах.

— Пошли, Нэсс, — повторил он. Он отпустил одну ее руку и, все еще крепко сжимая вторую, двинулся к крутому подъему — с тяжелым мучительным вздохом Нэсс последовала за ним.

Однако ощущения, что он одержал победу, у него не было.

14 Честь первой крови

Перед ним уходила в гору главная улица Дуробрив — в лучах предвечернего солнца она была совершенно пустынна. Людей в городе за последние годы сильно поубавилось, и он постепенно приходил в упадок, как это случилось с большинством городов вблизи сакских земель, а сейчас, перед угрозой вторжения, его покинули и те немногие жители, которые еще тут оставались. Леденящее душу безлюдье заставило Аквилу неожиданно вспомнить Рутупии в ночь, когда последние Орлы улетели из Британии. В Дуробривах теперь не осталось ничего живого, кроме полудикой желтой кошки, сидящей на стене; тишина была такая глубокая, что даже тень пролетевшей чайки, мазнувшая по булыжникам, показалась событием.

Это все Аквила видел перед собой. А позади него и горстки смельчаков, стоявших у въезда на мост с городской стороны, стучали топоры, трещали бревна, раздавались хриплые громкие команды — звуки лихорадочной деятельности, усилий, направленных на то, чтобы успеть вовремя. Вовремя… Аквила бросил взгляд через плечо поглядеть, как идет разборка моста. Люди толпились на длинном деревянном настиле — остатки горожан и кельтские воины трудились бок о бок. Он видел блеск топоров в вечернем свете — они поднимались и опускались, сокрушая дерево. Катигерн, второй по старшинству из Молодых Лисов, стоя в центре, руководил работами, и вечернее солнце превращало в полыхающее пламя его рыжую голову. Неистовый закат горел за низкими лесистыми полями, окрашивая леса, болота, илистые отмели своим звенящим золотом и воспламеняя воду.

Бросив беглый взгляд на картину у себя за спиной, Аквила подумал — это даже хорошо, что сражение начнется, когда за ними будет закат.

Дорога за их спиной на сакском берегу, как и все вокруг, окрашенная золотом, постепенно поднималась по уступу холма к вершине и пропадала в горящей дали. Аквила представлял, как она уходит все дальше и дальше, в Дэву, Кановий, к древней крепости в горах Арфона…

В Дэве к ним присоединились три брата, три Молодых Лиса. Там же, зная, что Хенгест будет сразу же оповещен, едва они выступят в поход, и что главная задача нынче — не упустить времени, Амбросий разделил свое войско на две половины: быстроногую конницу и конных лучников он направил прямо на варваров, а сам с более медлительной пехотой двинулся на юг к Глеву и дальше через бывшие владения своего отца, подбирая на марше ждущие его там отряды. Это было последнее, что они слышали об Амбросии, и в ближайшие дни вряд ли могли услышать что-нибудь новое. А пока им предстояло удерживать реку.