Кристофер Райт - ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета

• Название: ОКО ЗА ОКО Этика Ветхого Завета
• Автор: Кристофер Райт
• Издательство: Коллоквиум
• Жанр: Культурология
• Год: 2010
• ISBN: 978–966–8957–18–5

Некоторые христиане разделяют весь ветхозаветный закон на предписательные моральные заповеди и необязательные в наше время заповеди обрядовые и гражданские. Другие и вовсе отвергают нравственное учение Ветхого Завета, считая его неактуальным, а обязательным для послушания — исключительно учение Нового Завета.

Крис Райт не согласен ни с тем, ни с другим взглядом, и убежден, что оба они умаляют первую часть Писания. Он предлагает совершенно новый подход и рассматривает богословскую, социальную и экономическую составляющие ветхозаветной этики, а затем разбирает ряд актуальных в любое время вопросов, применяя к ним результаты своего исследования: этика и экономика, земля и бедные, этика и экология, политика, закон и справедливость, общество, культура и семья, свобода и личность и другие.

После тридцати лет исследований и публикаций об этике Ветхого Завета Крис Райт собрал воедино свои выводы в этом обширном и легко читающемся учебном пособии, которое по праву можно назвать его самым выдающимся произведением. Оно должно занять первые строки в списках для чтения любого студента, преподавателя, служителя или прихожанина, интересующегося ролью Ветхого Завета в решении современных этических проблем.

Дэвид Бейкер

Тиндейл Хаус,

Кембридж

Кристофер Райт — директор Отдела международного служения «Лэнгем партнершип интернешнл». До этого был ректором «Христианского колледжа всех народов» и преподавал в библейской семинарии в г. Пуни (Индия). Из–под его пера вышло около двух десятков книг, включая «Уникальность Иисуса», «Миссия Бога», «Познавая Иисуса через Ветхий Завет» (СПб.: Мирт, 2010) и несколько ветхозаветных комментариев.

---

Бог

Бог, о котором говорится все это время, — не просто Бог. Его имя — Яхве. Впервые мы слышим его имя, когда читаем о событиях, предваряющих исход, а после этого оно становится символом, хоругвью израильского народа. Яхве — это Бог, выступивший против несправедливости и угнетения, специально инициировав исход, чтобы навести порядок. Поступив так, Бог Яхве вторгается в историю, в особенности в политическую историю, таким способом, который не был явным в повествованиях о патриархах. Трансцендентность Яхве вторгается в империю фараона и распахивает ее двери настежь. Брюггеманн (Brueggemann) убедительно высказывается о двойной значимости «моисеевой» альтернативы: что она известила о Боге и о человеческих политических возможностях.

Радикальный разрыв Моисея и Израиля с имперской реальностью можно назвать двухмерным разрывом с религией статичного триумфализма и политикой угнетения и эксплуатации. Моисей развенчал религию статичного триумфализма, разоблачив богов и показав, что на самом деле они не имеют силы и богами не являются. Таким образом, мифическая легитимность социального мира фараона разрушается, потому что показано, что на самом деле подобный режим хочет опираться на несуществующую поддержку. Мифические притязания империи остановлены раскрытием альтернативной религии свободы Божьей. Вместо богов Египта, созданий имперского сознания, Моисей раскрывает Яхве суверенного, который действует в Своей величественной свободе, выступает не из социальной реальности и не является пленником социального восприятия, но действует, исходя из Своей личности и для осуществления Своих целей.

В то же самое время Моисей разоблачает политику угнетения и эксплуатации, противопоставляя ей политику справедливости и сострадания… его труд как раз касался соединения религии Божьей свободы с политикой человеческой справедливости…. Яхве требует альтернативного богословия и альтернативной социологии. Пророчество начинается с различения того, насколько подлинной альтернативой он является.[191]

Яхве, Господь, освобождающий Бог справедливости затем воспринимается как царь. Центр теократии находится именно здесь, в том, что изначально Израиль не признавал другого царя, кроме Господа. То, что Израиль считал Господа царем с начала расселения (а не только со времени собственной монархии) ясно из нескольких древних текстов (напр. Исх. 15, 18; 19, 6; Чис. 23, 21; Втор. 33, 5). Вера в царствование божества не является уникальной для Ближнего Востока и существовала в древнем ближневосточном мире задолго до того, как появился Израиль.[192] Но если теократия в народе, который считает свое божество царем, не была уникальной, ее конкретное израильское проявление и опыт, несомненно, были уникальными. Ведь в Израиле теократия на протяжении нескольких столетий исключала человеческого царя.[193]

Причина, по которой царствование Господа в это время было несовместимо с человеческим институтом царей, состоит в том, что Господь полностью взял на себя две главные функции и обязанности царей древнего мира, а именно ведение войны и осуществление закона и справедливости. Конечно, осуществляя эти две функции, человеческие цари древнего Ближнего Востока играли наиболее сакральную роль; то есть они действовали от имени бога, которого представляли (или воплощали). Однако в Израиле сам Господь выполнял эти роли. Господь был главным военачальником и высшим судьей. Это означало, что соответствующее человеческое политическое руководство в данных сферах было решительно понижено в звании и нивелировано. Напротив, Израиль был народом завета с Господом, который отвечает за их защиту и справедливое упорядочение каждого аспекта их общественной жизни. И когда было необходимо, Господь воздвигал судей, которые выполняли одну или обе эти задачи: военное руководство и судебную власть. Судьи могли приходить и уходить (они не были царями), а владычество Господа продолжалось.

Итак, в этот период в истории Израиля на сцене появился подлинно радикальный и альтернативный политический выбор. И этот радикальный общественный выбор был приведен в действие во имя Яхве так, что религия Яхве не отделялась от социальных задач Израиля. Ведь Израиль не был только народом Божьим (многие народы претендовали на это в той или иной форме), но именно народом Яхве, а это само по себе означало преданность по завету определенному виду общества, отражавшему характер, ценности, приоритеты и цели Яхве.

Это эквивалентно тому, что теократия не является идеальной целью народа Божьего в его политических мечтах. Все зависит от того, кто и что есть theos, который будет править. Только образ Яхве (как Бога, подлинно раскрывшего себя) инициировал и поддержал конкретную форму теократии Израиля. Но, к сожалению, государство, подобно всем людям, склонно создавать своих богов по образу своему. Когда Израиль сам перешел от радикальной, альтернативной, поразительной теократии Яхве к организованной форме монархии, он сделал то же самое, несмотря на напоминание пророков о подлинной идентичности и призвании.

Историческое значение периода

Невозможно переоценить влияние рассказов об исходе и захвате земли на социальную и политическую историю. Для Израиля исход стал моделью и образцом, к которому обращались во все времена страдальцы и угнетенные в библейской истории. И конечно, для еврейского народа на протяжении их послебиблейской истории празднование Пасхи помогало сохранить рассказ живым и значимым, особенно в частые времена преследований. В ходе христианской истории исход воспламенял надежды и воображение, иногда плодотворно, иногда крайне неудачно. Конфронтационное отношение народа Божьего к государству, воспринимаемому как греховное, сатанинское, безбожное и так далее, подпитывало множество вариантов христианского утопизма, милленаризма и радикального нонконформизма. Подобные движения часто заканчивались «нереальными ожиданиями, фанатичной набожностью, иррациональным поведением, диктаторскими режимами и беспощадными репрессиями или уничтожением врага».[194] Их также обычно подпитывали апокалиптические верования, утверждавшиеся в некоей надисторической манере. В отличие от них исход и все последующие события оставались в рамках исторической реальности и, какими удивительными они б не были, ограничивались возможностями истории. После исхода для Израиля ход вещей не был совершенным, будь то в пустыне или в земле обетованной. Однако в рамках истории беспрецедентный акт справедливости и освобождения действительно произошел, и был рожден радикально иной вид общества.[195]

Такое использование истории исхода стало отчасти основой богословия освобождения, а также негритянского и феминистского богословия. Кроме того, эта история стала утешением и ободрением для многих верующих, страдающих в терпении, чаянии и надежде.

Период монархии. Организованное государство

Ко времени Самуила, когда внешнее давление на Израиль усилилось, теократия уже не казалась народу удачной формой. Ощущая обеспокоенность и незащищенность перед лицом филистимской агрессии, они более не хотели полагаться на кажущийся спонтанным характер защиты Господа посредством произвольно поставляемых судей. Парадоксально, что из–за страха перед окружающими народами они решили подражать им — создать централизованную и милитаризованную систему управления. Они выбрали монархию. Совершив этот фатальный поворот, им пришлось выживать при Сауле, служить Давиду, страдать при Соломоне, и, в конечном итоге, разделиться на два враждебных царства, каждое из которых в свое время претерпело плен и погрузилось в забвение. Такой, в общих чертах, была не очень славная история монархии в Израиле.

Народ Божий и национальное государство

На протяжении данного периода (от Саула, или хотя бы от Давида, до пленения) народ Господень был организованным государством с центральным управлением, границами, организованной военной обороной, правительственными департаментами и тому подобным. Тем не менее, отождествление народа Божьего с политическим государством никогда не было абсолютно уместным. В самом Ветхом Завете встречаются намеки на сознательное различение двух реальностей, несмотря на то, что существует формальная и кажущаяся тождественность.[196] Поэтому внутри самого Израиля существовала проблема отношений народа Божьего и государства. Более того, повествования об учреждении монархии рисуют нам амбивалентную картину, в которой событие представлено одновременно с негативного и позитивного ракурса. Поскольку повествование о монархии, с вплетенными в него хронологически пророческими текстами, наиболее явная политическая часть Ветхого Завета, мы уделим больше внимания изучению его тонких и сложных ракурсов.