Марлена де Блази - Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман

• Название: Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман
• Автор: Марлена де Блази
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44724-4

Венеция — город романтиков, и где, как не в Венеции, можно встретить любовь всей своей жизни? Именно это и произошло с Марленой де Блази, американкой средних лет, влюбившейся в итальянца и бросившей все — дом и ресторан, в котором она работала шеф-поваром, — чтобы начать новую жизнь. И эта жизнь оказалась полной невероятных открытий, а город — настоящая Венеция — совсем не таким, каким его видят туристы.

Эта книга — история любви, развернувшаяся на фоне великолепного города и замечательной итальянской кухни.

---

— Я не буду работать по пятницам, так что у нас каждый месяц будет четыре трехдневных уикенда для путешествий.

— Как это тебе удастся? — хотелось узнать мне.

— Что они сделают, сожгут меня? Мы можем доехать почти до любого места назначения на севере быстрее чем за десять часов, — объявил он, перескакивая своим искривленным пальцем через Италию, как если бы палец был шахматной фигурой.

Мы прочитали о маленьком отеле в Комельянсе, выставленном на продажу на бессолнечном горном хребте во Фриули недалеко от австрийской границы, и поехали его искать. Мы решили, что наша территория мечты расположена на север от Рима, и поэтому прошли три тысячи шагов по голым камням в Карнии, где в пятницу в августе температура в полдень — плюс три по Цельсию. Первое, что я заметила, — делянки для вырубки леса, то, что называется legna da ardere, заготовка дров, вдоль неровных извилистых дорог. Я попыталась представить себе здешний февраль. Мы заблудились и остановились, чтобы спросить, как проехать, владельца табачной фабрики, который еще и бакалейщик, и сыродел, и перегоняет местную граппу, а в тот момент был занят тем, что с помощью клина раскалывал огромное колесо плотного копченого карнианского сыра. Потрясая своим копьеподобным инструментом над нашими головами, он сказал: «Все время прямо». Одна из итальянских особенностей — манера давать указания. Они считают, что любое место назначения находится на прямой линии. Лично я уже утратила направление.

В отеле типа шале, построенном из камня и дерева, имелись двадцать спален и восемь ванных комнат, маленький бар, расположенный с одной стороны, и огромный камин, круглый и низкий, с другой, с очагом, не защищенным решеткой, fogolar на диалекте Фриули. Огонь уже прогорел, но нас приветствовал запах дерева, сгоревшего прошлой ночью.

Синьора хотела продать отель потому, что здешнее региональное и центральное финансирование дорожного строительства сократилось в конце семидесятых, и поэтому дорожные рабочие из Толмеццо, Удине и Порденоне, которые должны были ночевать в ее двадцати постелях и сидеть с рюмками граппы вокруг fogolar, те, кто должен был съедать десять килограммов колбасы, более десяти бифштексов за вечер и полный котел поленты, приготовленный синьорой из белой кукурузы и поданной на пару, на толстом деревянном блюде с бортами, защищающими от огня, — разъехались по домам. Она пообещала, что даст мне рецепт соуса из бараньих кишок и красного вина, который особенно вкусен с полентой. Фернандо спросил насчет туристов, и она ответила, что эти люди чаще останавливаются в Толмеццо или в окрестностях или в Сан-Даниеле дель Фриули, что туристов все равно не станет больше, даже если возить их в Комельянс, но немного потерпите, и рабочие вернутся. «Вот увидите», — повторила она, когда мы послали ей прощальный привет из машины.

Мы заехали в Верону, поскольку слышали о гостинице на восемь номеров, продающейся на Виа 2 °Сеттембре, и после стакана «Речото» из «Боттега дель вино» человек, одетый в замшу цвета виски, который открыто подслушивал наше эсперанто, вмешался в разговор. Он сказал, что ждет нескольких американских друзей к обеду и пригласил нас присоединиться. В Нью-Йорке это в порядке вещей, но тут выглядело странно и болезненно навязчиво для коренных веронцев, привыкших к сдержанности. Но так мы решили после следующего стакана вина и получасовой преамбулы к истории нашей жизни, прежде чем с благодарностью отказаться и обменяться визитками. Когда он нас покинул, бармен рассказал, что наш компаньон — граф, аристократ, хозяин фермы, чемпион по скачкам, который живет в поместье на холмах Сольферино в Ломбардии. Мы приятно удивились и отправились в Аль Кальмиери есть pastissada, карпаччо из конины, тушенное в томатах и красном вине. Когда мы вернулись в Венецию, граф уже прислал сообщение.

Нас приглашали провести следующий уикенд на его «ферме», и мы приняли приглашение. Он владел виллой XVIII века с полудюжиной коттеджей, загонами для лошадей и амбарами, разбросанными по бархатным, шелковым лугам, которыми некогда владели Гонзаго. Граф приглашал нас снова и снова. Он звал приезжать на уикенд, когда будут кататься на лошадях и охотиться, чтобы готовить еду ему и гостям и, если мы согласимся, съездить на рынки и к сыроварам и виноделам, чтобы запастись провизией на четырехдневный праздник. Я посмотрела на Фернандо, который удивил меня отношением к настойчивым приглашениям графа.

— Почему нет?

Гости графа в основном англичане, немецкая пара и два шотландца. Надев фартуки, мы с Фернандо раскатали тесто для tortelli и уложили его на большие, как чайные блюдца, куски жареной тыквы с тертым миндалем, приготовили хрустящее миндальное печенье и при помощи кусочков горчицы замариновали фрукты в горчичном масле. Мы поместили говядину в старый серый глиняный кувшин и залили «Амароне», приготовили гречневую поленту с тушеными перепелами и ризотто по-крестьянски, как его некогда готовили в поле. На ланч подобрали набор сыров, от жесткого «Франсикорта» до толстых влажных кусков горгонзолы, политых диким тимьяновым медом из запасов графа.

Гости катались верхом, ели и пили. На третий день все, кроме одного шотландца, оставили верховую езду и долгий сон, чтобы собраться за столом. Эти дни получились удачными. Когда граф предложил нам домашний очаг и прибыль, мы выслушали его, но объяснили, что нас привели сюда собственные идеи, а не работа в поместье. Эти несколько дней, кажется, изменили Фернандо. Он толковал о ножах, спрашивал о разнице между натуральным созреванием горгонзолы и искусственным способом, при котором дробь из медной проволоки ускоряет образование дурно пахнущих зеленых волокон сыра. Он был полон вдохновения.

Три, иногда четыре дня в неделю мы путешествовали по автостраде, извилистым горным дорогам и склонам, спускались к старым виноградникам и оливковым рощам, минуя табачные плантации, овечьи загоны и поля подсолнечника на пути к следующему городку, следующему поселку, следующей средневековой деревне. Мы проезжали через тосканские холмы Боттичелли, Леонардо да Винчи, Пьеро делла Франчески, через розовый песчаный склон, уставленный черными кипарисами, ожидая за поворотом землю цвета красной сиены в пыльном свете, акварельный пейзаж с шелковицами, фиговыми деревьями, оливами и виноградниками. Только моря не было, а я хотела видеть именно его. Но мы должны были найти дом в Тоскане.

Мы говорили с каждым агентом по недвижимости и туристическим менеджером, кого смогли найти, с каждым встреченным продавцом фруктов, пекарем и барменом. Мы подкрадывались и тайно выслеживали каждого, кто, как мы думали, мог бы нам помочь. Мы махали руками фермерам на тракторах, и когда те заглушали моторы, то отправляли нас к развалинам на отдаленных полях. И тогда, усталые и голодные до слез, мы находили маленькую остерию в конце неосвещенной гравийной дорожки, пересекающей пшеничное поле, где немолодая синьора подавала большой золотистый клубок пасты, которую она раскатывала дважды в день в течение полувека.

Мы не нашли дома, зато нашли изготовленное вручную объявление, которое гласило: «Сегодня подается дикая кабанина». Мы последовали за объявлением к отремонтированной конюшне, и жена фермера усадила нас на деревянные скамейки, пока тушился кабаний окорок с чесноком и помидорами в белом вине на костре под оливой. Мы ели и пили вместе с людьми, которые никогда не видели Венеции или Рима, никогда не жили нигде, кроме места, в котором родились. Мы не нашли дома, но мы нашли мельницу в каштановой роще, которая приводилась в движение деревянным гребным колесом в потоке воды, столь бурном, как если бы его мутили мастодонты. Мы встретили виноградарей, которые до сих пор давили урожай на вино при свете факелов, и фермеров, которые вручную снимали спелые зелено-пурпурно-черные оливки и давили масло старинными каменными жерновами, вращаемыми мулом. Получалось масло, зеленое, как трава, и полное мелких пузырьков. Оно пахло жареными лесными орехами, и когда его наливали на горячий жареный хлеб и посыпали морской солью, не было более совершенной еды в подлунном мире.

Уже более года, неделя за неделей, мы уставали от поездок под дождями, при жаре и от передвижения по полуразрушенным лестницам. Все еще не нашлось для нас ни малого отеля, ни дома при ферме, пригодного для реставрации, ни места работы, ни места для жизни. Наступал рождественский сочельник, мы возвращались в Венецию после очередного путешествия, когда Фернандо решил резко поменять курс.

— Как ты смотришь на то, чтобы провести Рождество в Австрии? — спросил он, копаясь в одном из атласов с шестьюстами картами. — Мы можем приехать в Зальцбург к шести.

Наши вещи были всегда готовы, сумка с принадлежностями для ночлега ночевала в машине. Разве тортеллини и индейка, запеченная в ореховом соусе песто, не могут дождаться нас по возвращении в Венецию? Фернандо обещал, что мы сможем праздновать Рождество хоть целую неделю. Наконец я надела сапоги и зеленую бархатную шляпку — обещали снег, — сказала: «Поехали», и мы покатили вдоль шоссе Росси под «Ночную тишину» в исполнении струнного квартета. Снег пошел.