Марлена де Блази - Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман

• Название: Тысяча дней в Венеции. Непредвиденный роман
• Автор: Марлена де Блази
• Издательство: Эксмо, Мидгард
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-44724-4

Венеция — город романтиков, и где, как не в Венеции, можно встретить любовь всей своей жизни? Именно это и произошло с Марленой де Блази, американкой средних лет, влюбившейся в итальянца и бросившей все — дом и ресторан, в котором она работала шеф-поваром, — чтобы начать новую жизнь. И эта жизнь оказалась полной невероятных открытий, а город — настоящая Венеция — совсем не таким, каким его видят туристы.

Эта книга — история любви, развернувшаяся на фоне великолепного города и замечательной итальянской кухни.

---

Я любовалась на его узкие сутулые плечи, на лицо, полное беспокойства. Он встал, чтобы поправить одеяло, я смотрела, как он склоняется надо мной, тощий человек, одетый в шерстяное белье, ходячая реклама стимулятора мышц, и думала, что он — самое красивое, что я когда-либо видела.

Я спросила:

— Ты решил — я собралась умирать?

— Нет. Но я испугался. Ты была очень больна, и сейчас больна, и нуждаешься в отдыхе. Но ты должна знать, если случится так, что ты умрешь раньше меня, я придумал способ, как найти тебя. Я не желаю ждать еще пятьдесят лет и пойду к святому Петру, спрошу, где кухня, точнее, дровяная печь. Как думаешь, в раю пекут хлеб? Если да, то ты будешь там, обсыпанная мукой и пахнущая розмарином.

Он говорил мне все это, расправляя сбитое постельное белье, пытаясь выровнять непослушные углы простыни. Когда конечный результат его удовлетворил, он подсел поближе, мой венецианский незнакомец, похожий на Питера Селлерса и немножко на Рудольфо Валентино, и глуховатым баритоном запел колыбельную. Ласково коснувшись моего лба, он произнес:

— Ты знаешь, я всегда мечтал, что кто-то споет мне, но теперь думаю, что еще лучше, когда сам можешь спеть кому-то.

Следующим утром, ориентируясь на запах его горящей сигареты, я вышла в гостиную.

— Ты не должна становиться вверх, — сообщил он по-английски, пытаясь загнать меня обратно в кровать. Он лег рядом, и мы заснули как дети.

Утром того дня, когда он должен был улетать в Венецию, мы решили не сидеть дома, даже кофе не допили. В кафе мы тоже не пошли. Говорили мало. Мы долго гуляли по парку, затем нашли скамью, чтобы отдохнуть. Стаи диких гусей с прощальными криками кружились в холодном прозрачном небе.

— Скоро они полетят на юг? — спросила я.

— Скоро, — ответил Фернандо. — Наверное, дожидались отставших или надеялись обрести потерянных. Важно, что теперь они уже в пути. Как мы.

— Ты поэт, — сказала я ему.

— Несколько недель назад я даже не обратил бы на них внимания, не услышал бы их крика. Теперь я по-другому чувствую. Да, я чувствую себя связанным обетом. Так точнее. Я чувствую себя уже женатым на тебе, будто всегда был на тебе женат, только не мог найти. Мне даже кажется лишним делать официальное предложение. Лучше сказать, пожалуйста, не исчезай из жизни моей. Стань ближе. Ближе насколько можешь.

Тихий голос мальчика, делящегося тайной.

Вернувшись тем вечером из аэропорта домой, я зажгла огонь в камине спальни и бросила на пол подушки, потому что он так делал каждый вечер. Я сидела там, где обычно сидел мой незнакомец, натянув его шерстяную фуфайку на ночную рубашку, и чувствовала себя хрупкой и потерянной. Мы обо всем договорились. Он должен начать собирать документы, чтобы мы могли зарегистрировать брак в Венеции. Я собиралась завершить свои дела в Америке и приехать в Италию так быстро, как смогу, держа в уме июнь в качестве крайнего срока. Я решила спать у огня, стянула с кровати одеяло и свернулась под ним.

Рубашка пахла его телом. Я наслаждалась этим запахом.

— Я люблю Фернандо, — повторяла я себе, глядя в огонь.

Я была ошеломлена переменами в моей жизни, причем скорее их стремительностью, чем самой сутью. Я искала причины этого folie a deux, безумия на двоих. И не находила. Все это любовное сумасшествие не давало возможности судить объективно.

Ни в каком туманном сне юности меня не сажал на белого коня кудрявый деревенский парень, «человек, которому суждено быть королем», мой «дорогой, любимый, единственный». Земля никогда не уходила у меня из-под ног. Никогда. Мое нынешнее чувство — тихое. За исключением первых часов в Венеции, не было беспорядка, сумятицы, никаких метаний, свойственных женщине среднего возраста перед решительным поступком в ее жизни. Все двери открыты, и из них струится теплый свет. Это не просто новая перспектива, но единственно возможное действие, зависящее только от меня, решительный шаг, который я никому не позволю помешать мне сделать. Фернандо. Я не должна была убеждать себя в своей любви, взвешивать его достоинства и недостатки. И при этом не хотелось еще раз напоминать себе, что я не становлюсь моложе, что должна быть благодарна за внимание еще одного «очень хорошего человека».

Как часто мы не позволяем себе простых ответов. Мы нарушаем естественный ход вещей, принося жертву практическим соображениям, а потом бредем, опустив голову в безнадежных поисках страсти и чувства. Позвольте невозможному стать возможным. Я люблю его. Тощие ноги, узкие плечи, печаль, нежность, красивые руки, красивый голос, морщинистые колени. Нелюбовь к саксофону. Никаких самолетов. Призраки иезуитов.

Сон сбежал от меня. Было уже почти три утра, когда я вспомнила, что через пять с половиной часов брокер по недвижимости с кучей помощников нагрянут, чтобы оценить дом. Я размышляла о визите в итальянское консульство в Сент-Луисе, в котором работают злые сицилийцы. Я понимала, сколько проблем возникнет в моей жизни из-за встречи с незнакомцем, но независимо от того, что могло еще случиться, я была влюблена впервые в своей жизни.

Глава 3 ПОЧЕМУ Я HE СМОГУ ЖИТЬ НА КРАЮ АДРИАТИЧЕСКОЙ ЛАГУНЫ С НЕЗНАКОМЦЕМ, ЧЬИ ГЛАЗА — ЦВЕТА ЧЕРНИКИ?

Меня разбудил ошеломляющий холод. Унылый тусклый зимний свет пробивался сквозь белые кружевные занавески. Белый на белом, и Фернандо нет. Я вскочила прибавить термостат, потом бросилась назад к окну, чтобы не пропустить зрелище. Террасу уже покрывал снег. Интересно, приедут ли агенты по недвижимости? Должна ли я начать наводить глянец? Я блуждала по комнатам, казавшимся непривычно пустыми, свободными от его открытых чемоданов, ботинок и груд разноцветной одежды. Мне недоставало беспорядка, ушедшего с ним. Как непохоже на меня. Я вспоминала июньское утро, когда въехала в этот дом. Я изображала придирчивого начальника, проводя руками по поверхностям, неодобрительно цокая языком из-за краски, разбрызганной на коричнево-красных блестящих полах, угрожала прекратить работы, потому что подъемное устройство дверей гаража вело себя странно.

Ремонт дома вылился в годовую эпопею, которой я десять месяцев руководила из Сакраменто.

— Камин в кухне, в спальне и в гостиной? — презрительно усмехался подрядчик во время нашей первой встречи.

В течение заключительных двух месяцев работы я жила у Софи — моей новой приятельницы, женщины в поисках себя, которая нуждалась в общении не меньше, чем в деньгах, зарабатываемых сдачей в аренду комнат в ее заплесневелом старом доме. Я каждый день пропадала на строительстве, погружаясь в мельчайшие детали или контролируя рабочих. Я вспомнила мятеж великих художников-маляров в то утро, когда начала объяснять:

— Смотрите, мне надо, чтобы каждая комната была окрашена в почти неощутимые переходы оттенков терракоты.

Я вытряхивала полный мешок разноцветных пробников на пол.

— А столовая должна быть выдержана в ясном, ярком оттенке истинно красного, — продолжала я, размахивая образцом.

— Красного, как ваша помада? — спросил один из них недоверчиво.

— Точно. Как помада, — я улыбнулась, весьма довольная достигнутым пониманием.

Кроме того, что может быть странного в красном цвете? Красный — земля и камень, закат, амбары, школьные здания, и почему бы не быть красными стенам небольшой, освещенной свечами комнаты, где люди вместе садятся за ужин?

— Потребуется нанести шесть, возможно, восемь слоев, даже покрыть более темным оттенком, мэм, — предупредил другой. — Это зрительно уменьшит пространство, сомкнет его, — продолжил он.

— Да, появится ощущение тепла, атмосфера гостеприимства, — подхватила я, как если бы мы были во всем согласны.

Я не забыла, как навещала маляров в течение всего процесса, принося им холодный чай и первые сочные зрелые вишни с дерева Софи, еще теплые от солнца. Когда труды были завершены и почти все, кто у меня работал, приодетые и благоухающие, прибыли на новоселье, это была команда единомышленников-живописцев, которая фотографировала комнаты с сотни ракурсов, двое из них возвращались снова и снова, чтобы запечатлеть игру оттенков в меняющемся освещении. Драгоценный маленький дом, созданный с такой любовью, оказался, несмотря на страстную привязанность, не долгим пристанищем. Все, к чему я теперь стремилась, не позволяло захватить с собой багаж прошлого, все приходилось бросать ради дома, которого я никогда не видела, ради места, которое Фернандо, морщась, описал как «очень маленькую квартиру в послевоенном кондоминиуме, которая нуждается в серьезном приложении сил».

— Что нужно делать? — спросила я живо. — Покраска и мебель? Новая обивка?

— Точнее, там многое придется приводить в порядок.

Я ждала. Он вынужден был продолжить:

— Ничего особо и не делалось со дня постройки в начале пятидесятых. Мой отец арендовал эту квартиру. Я унаследовал право аренды.