Леонид Леонов - Унтиловск

• Название: Унтиловск
• Автор: Леонид Леонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Будет кстати сообщить подслушанный мною разговор Буслова с только что приехавшим Манюхиным. К сожалению, я застал только конец его.

- ...Вот так же ловят слонов, - говорил Буслов, глядя в пол. Подпиливают дерево, а когда слон приходит почесаться, дерево падает, и слон валится на специальные колышки...

- Их ведь тоже как-то и в ямы ловят! - деликатно посочувствовал Манюкин.

- И в ямы... - свистел носом Буслов.

Я же, подслушивая, с удовлетворением вспомнил, что я еще и раньше самого Буслова сравнивал его с пойманным слоном. Впрочем, о том, что тут было обозначено колышками, я только смутно догадывался.

Переходя к течению повести моей, я припоминаю, какую сверхъестественную радость испытывали мы в последующие дни, примирившись с мыслью о редкозубовской женитьбе. Доброе редкозубовское сердце, прости нас! Но всех нас обступала и коробила мертвящая скука - так же вот острый мороз после гнилой осени скоробит уцелевшие на дереве листки. Вместе с тем замешательство незнания охватило нас: кто, какое сверхъестественное существо нанесло любовную рану редкозубовскому сердцу?.. Илья молчал и подмигивал; только благодаря логике о. Ионы и неоднократным выслеживаньям, произведенным мною, удалось наконец выяснить имя загадочного сего существа. То была Агния Ларионна, вторая отрасль некоего гравера Лариона Пресловутого, сосланного к нам в давние времена по недоразумению фальшивомонетного свойства. Первая отрасль сего Пресловутого была тоже Агния, но в момент появления второй на свет Пресловутого как раз судили в окружном. В суматохе забыли про первую дочь, и вторая получила имя первой. Какие забавности случаются на наших глазах, а мы и не замечаем!

Неоднократно встречал я Агнию Ларионну в потребиловке, где заведовал Редкозубов. Я ходил туда за сахаром и табаком, но по рассеянности как-то не замечал ее. Впрочем, знаю, что сия востроглазая блюла себя ретиво, в противоположность старшей своей сестре, которая, уже утеряв надежду на замужество, просто стремилась хотя бы пощекотаться о встречного мужчину. Сплетня - самое приятное и дешевое времяпрепровождение унтиловцев неспроста связывала имя старшей Агнии с унтиловским юродом, остававшимся как исторический пережиток от раскольничьих времен. Юрода сего подкармливали унтиловцы, храня для развлечения. И он жил, славя Бога во святых его, поедая тугие унтиловские яства, вещая о сроках времен и царствий, терпеливо переходя через зимние стужи чуть не босиком, имея странное и даже дикое прозвище: Фонька-Рыжий-Каретой-Едет. О нем упоминаю только для придания красочности унылой этой странице.

Старшая эта привлеклась было редкозубовскими прославленными бровями, столь развесистыми, будто он их мазал усатином. Но недаром славился он также и неуязвимостью своею в амурную пяту. Вот тогда-то и приметил его косоватым взглядом Пресловутый. Он стал чаще ходить в потребиловку, и я уже не знаю, какие штуки он выделывал с Ильею и чем он так пленил намеченную жертву. Если Илья прямотой души и слова походил на нож, то перо мое само собой уподобляет Лариона Пресловутого маслу. И вот, выражаясь поэтически, масло приступило к ножу, и нож стал рубить масло. Но масло обступало и стыло, и вот уже торчала из масла ножовая рукоятка, с победоносной наглядностью показывая тщету всяческих земных борений... Я хочу сказать, что Илья спасовал перед второю Агнией.

На тайном совещании поэтому мы и решили устроить достойные проводы бровастого холостяка в сладкие тенета второго пункта. Размер празднества устанавливался чрезвычайный, а именно - три с половиной аршина. Началом торжества определены были шесть часов пополудни, а местом назначалась бусловская квартира. Собравшись за час до срока, мы бегали, размещали на столе установленные аршины, чуть не елозили с опасностью для жизни по стенам, приукрашая их елью.

Отклоняясь чуточку в сторону, замечу почти мельком, что настоящие вина до нас никогда не доходили, застревая в губернских и уездных городах. Да мы и не грустим об этом: никакие Лиссабоны и гобарзаки не сравнятся в крепости удара и изяществе вкуса с напитками унтиловского производства. Некоторые семьи достигли теперь апогея, так сказать, в области приготовления крепких жидкостей. Этому немало способствовало запрещение вина и елея в общегосударственном масштабе: прадедовское уменье умудрилось ухищреннейшим опытом. В случае вторичного запрещения пьянства полагаю, что значение Унтиловска весьма возрастет и густая унтиловская бражка выйдет из берегов своих, бурно, как половодная река, разливаясь по всей стране.

Подобающе украсив внешность, мы принялись и за содержание и не без успеха выполнили задачу. Посреди стола возвышалось Ионино сооружение: пушка из бутылок всевозможных калибров. Смысл ее был написан на бумажке и приклеен к бутылке пшенного самогона, славного глубиной и сладостью вкуса. Левый фланг занят был сибирским пирогом, еще не пропеченным, так как он употребляется в раскаленнейшем виде. Из распоротого желтого стерляжьего брюха выглядывали мелкие рыбки, повязанные бантиками, в чем заключался особый намек на отличие жизни холостой от жизни семейственной. Затем, вдоволь порадовавшись плодам нашего воображения, мы подкрепили утраченные силы и сели поодаль в ожидании героя.

- Вот уж и снежок! - сказал я с зевком, начиная дружескую беседу.

- Снежок хорошо, - зябко ерошась, согласился Буслов и пошел открыть отдушину уже истопленной печки.

- Снежок! - подзевнул Манюкин.

Предавшись настроениям, мы помолчали приличный срок, что никогда не тяготит нас, ибо приятно внимать убегающим минуткам.

- Как повалит, как повалит, так нас всех и завалит! - опять начал я, еле справляясь со смыкающимися глазами.

- Да уж повалит, - сказал Радофиникин и, подобрав рясу, выглянул зачем-то в окно. - Не идет еще! - объяснил он и покрестил зевок свой.

Я встал и пошел неспешно к пианино взглянуть на ноты. Страница была прежняя, беспокойству не было причин. Я крепко потянулся, чтоб скинуть с души непонятное томление духа.

- Вчера последний пароход ушел... - дрожащим голосом сообщил Манюкин. Еще не привыкнув к молчанию, он заговорил опять: - А вот почему бы это... к нам пароходы еле ползут, а от нас так прямо в одну минутку скрываются? Ах да, течение в ту сторону! - непомерно быстро догадался он.

Тут мы сидели в ожидании, кто ковыряя в зубах, кто - например, Радофиникин - щупая себе ногу сквозь сапог, возле большого пальца.

- Ишь ведь... навья кость из мене лезет, - удивлялся сам про себя Иона. - А ведь раньше и не было, а теперь вот какая... - Он встал и налил себе из средней бутыли, темного. - А у мене новые постояльцы, - вдруг похвастался он, садясь на бусловский келькшоз, каковым словом называлось подобие дивана, сделанное из поленьев и серого войлока. - Очень приятная женщина, а супруга, ки-ки, хмурится! - Он выпил, а вслед за ним выпили и мы и опять расселись полукругом.

- Чего ж ей хмуриться-то? - вставил я. - Не медовый уж месяц!

- А что ж, я еще в соку мужчинка! - потормошился Иона и убавил голоса. - Удивительно, как это можно... Даже к обоям ревнует!

- Ну-у, врё-ошь! - зевал Буслов.

- И по-моему, невозможно, - решился Манюкин.

- Не нанимался я врать-то, дурачки-и! - засмеялся Иона. - Ссыльный у нас жил, всю он комнату и зарисовал девочками! В разных видах...

- Очень интересно поглядеть! - заключил я и потянулся до хруста в суставах.

Разговор прервался, а тут вошел бусловский пудель и сел у пианино. Он был уже очень дряхл, и мне показалось, что он и сам знает оставшееся количество своих дней. Кстати, его звали Хвак.

- Глядите, глядите... тоже зевает! - вскричал Манюкин о собаке.

Приятельская беседа наша вскоре после того приобрела научный оттенок, причем Манюкин похвалился новостями в науке: будто где-то в Москве собираются случить молодую французскую женщину с обезьяной - для антирелигиозной пропаганды. Имея в виду поддразнить Иону, я тут же начал высказываться в очень крутом стиле сперва об электромагнитных материях, а потом и по поводу небытия Бога. Я очень люблю такие темы, потому что от нечего делать можно допустить тысячу толкований, накручивая их и с той и с другой стороны. У меня при этом даже как-то в пальцах зудит.

Внезапное появление Редкозубова прервало меня на полуслове. Он ворвался, полный жгучей жизнерадостности, он обнял нас всех по очереди, каждому дыша в щеку из прокуренного рта.

- Паша, - вскричал он мне, - как я рад тебя видеть!

Воистину, доброта этого человека была беспредельна. Ионе он сказал, что всю ночь видел его во сне, Буслову - что готовит ему сюрприз, Манюкину - что сегодня утром снова прослезился о его судьбе. О, великое сердце, зачем я познал тебя до конца!

- Прямо от нее! - расплываясь в лице, самодовольно подмигнул всем нам Илья. - С тестем о делах говорили! - сказал он почти сурово, но и через суровость перехлестнула доброта. - Ах, какой это... это...