Эрнест Джонс - Жизнь и творения Зигмунда Фрейда

• Название: Жизнь и творения Зигмунда Фрейда
• Автор: Эрнест Джонс
• Издательство: Гуманитарий
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-89221-006-5

Эрнест Джонс (1879–1958) — известный психолог и психоаналитик, сыгравший основополагающую роль в становлении психоанализа в Англии и США, был учеником и одним из ближайших сподвижников Зигмунда Фрейда более тридцати лет. Данная книга составлена на основе написанной Э. Джонсом биографии Фрейда в трех томах и содержит обширную информацию о его жизни, научной деятельности и литературном наследии. Автору удалось совместить глубочайшее уважение к наделенной яркой индивидуальностью личности Фрейда с бесстрастным научным анализом его сложной жизни, эволюции его мышления и творчества.

Книга адресована как специалистам в области психоанализа, так и самому широкому кругу читателей.

---

Переписка Фрейда в этом году, хотя и уменьшилась по объему по сравнению с прошлым годом, является тем не менее ничуть не менее интересной. Следующие абзацы из письма Фрейда к Патнему, датированного 7 июля 1915 года, наводят на мысль об углублении проницательности Фрейда в отношении происходящих событий в обществе.

Моим основным впечатлением является то, что я намного примитивнее, скромнее и менее сублимирован, чем мой дорогой друг в Бостоне. Я представляю его благородное честолюбие, его сильное желание знания и сравниваю с*этим свою собственную ограниченность тем, что является ближайшим, более доступным и, однако, реальным малым, и со своим побуждением ограничиваться тем, что лежит в пределах возможного. Мне не кажется, что я не могу оценить, к чему Вы стремитесь, но что пугает меня, так это большая неопределенность всего этого; у меня, скорее, тревожный, нежели смелый темперамент, и я готов пожертвовать очень многим, чтобы ощущать себя на твердой почве.

Недостойность людей, даже аналитиков, всегда производила на меня глубокое впечатление, но почему прошедшие анализ люди должны быть в целом лучше других? Анализ позволяет стать цельным, но добрым сам по себе не делает. Яне согласен с Сократом и Патнемом, что все наши недостатки возникают из-за неточности и невежества. Мне кажется, что на анализ возлагается непосильная ноша, когда от него требуют, чтобы он реализовал в каждом его драгоценный идеал.

В этом же году Ференци рассказал Фрейду об опыте проведения анализа со своим командиром во время верховой езды вдвоем, который он назвал первым засвидетельствованным «тазовым психоанализом». Затем он высказал мысль, что у Фрейда есть много общего с Гёте, и привел большое количество их общих черт, таких, как любовь к Италии, которая, как можно предположить, обычна для большинства северян. Фрейд ответил: «Мне действительно кажется, что Вы оказываете мне слишком большую честь, поэтому от этой Вашей мысли я не получаю никакого удовольствия. Я не вижу какого-либо сходства между мной и этим великим человеком и не из-за своей скромности. Я достаточно люблю правду — или, лучше будет сказать, объективность, — чтобы обходиться без этой добродетели. Я сравниваю частично Ваше впечатление с тем, которое получает каждый, когда, например, видит двух живописцев, работающих с кистью и палитрой; но это еще ничего не говорит о равной ценности их картин. Кроме того, существует некоторое сходство в Вашем эмоциональном отношении к обеим личностям. Позвольте мне признаться, что я нахожу в себе только одно первоклассное качество — разновидность храбрости, на которую не оказывают влияние условности. Между прочим, Вы также принадлежите к этому продуктивному типу и, должно быть, заметили, чем это обусловлено в Вас самом: последовательность смелого полета фантазии и безжалостная реалистическая критика».

Однако Ференци никак не хотел отказываться от своей мысли и представил еще большее количество моментов сходства. После чего Фрейд ответил: «Так как Вы упорствуете в сравнении меня с Гёте, я лично могу внести в это сравнение несколько своих дополнений, как за, так и против этого сходства. За него говорит то, что мы оба останавливались в Карлсбаде, а также наше уважение к Шиллеру, которого я считаю одним из благороднейших людей немецкой нации. Против этого сходства говорит мое отношение к табаку, который Гёте просто ненавидел, в то время как я считаю табак единственным оправданием оплошности, совершенной Колумбом. В целом меня не угнетает какое-либо ощущение величия».

В другом письме Фрейд спросил Ференци, знает ли тот, что существует такая вещь, как преступление, обусловленное чувством вины, и что заикание может быть вызвано замещающим перенесением вверх конфликтов, связанных с экскриментальными функциями.

Наиболее важным вопросом, который Фрейд обсуждал в переписке с Абрахамом в 1915 году, была тема, представлявшая для них общий интерес, — психология меланхолии. Самым интригующим, однако, явилось его замечание о том, что он наконец достиг осознания основы детской сексуальности. Больше об этом ничего не было сказано, но можно предположить, что уже тогда он размышлял об изменении своих взглядов на садизм и мазохизм, которые высказал девять лет спустя и которые всегда сопутствовали его теории влечения к смерти.

В этом году Фрейду пошел шестидесятый год, и мысль о приближении этого возраста тяготила его. Он суеверно считал, что ему осталось жить еще лишь пару лет. Поэтому он хотел попытаться синтезировать свои самые глубокие психологические концепции и добавить к ним все, что, как ему казалось, он должен еще дать миру. Такое намерение зрело в нем в течение последних нескольких лет. Четыре года тому назад он сказал Юнгу, что в нем «зарождается великий синтез» и что он намеревается начать работать над ним следующим летом. Он давал различные заглавия этой книге: «Zur Vorbereitung der Metapsychologie» («Введение в метапсихологию»), «Abhandlungen zur Vorbereitung der Metapsychologie» («Вводные эссе no метапсихологии») и «Uebersicht der Uebertragungpneurosen» («Общий обзор неврозов переноса»).

Понятие «метапсихология» играет центральную роль в теории психики Фрейда. Этим понятием он хотел обозначать исчерпывающее описание любого психического процесса, которое будет включать оценку: а) его динамических признаков, б) его топографических черт и в) его экономического значения. Сам этот термин, который, насколько я знаю, был изобретен Фрейдом, впервые встречается в его письме Флиссу в 1896 году. Впервые он появился в печати в 1901 году, но больше не появлялся вплоть до 1915 года, в котором был опубликован фрейдовский очерк «Вытеснение»

Фрейд приступил к написанию серии этих эссе 15 марта 1915 года. В течение трех недель он завершил первые два очерка: «Влечения и их судьба» и «Вытеснение» Написание следующего очерка, «Бессознательное», которое, по его словам, стало его любимым, заняло еще две недели. Последние два очерка — «Метапсихологическое дополнение к учению о сновидениях» и «Печаль и меланхолия» — были закончены одиннадцать дней спустя.

Эти пять очерков принадлежат к самым глубоким и важным из всех работ Фрейда. Его проникновение в теорию психики было настолько оригинальным, что они требуют очень тщательного изучения. То, что все они смогли быть написаны в течение шести недель, является почти невероятным, однако это так. Такой творческой активности трудно найти нечто сравнимое в истории науки.

Но Фрейд на этом не успокоился. В течение следующих шести недель он написал еще пять эссе, хотя два из них, «Сознание» и «Страх» все еще нуждались в небольших доработках. Он сказал Ференци, что только что закончил очерк о «Конверсионной истерии» и собирается написать очерк о «Неврозе навязчивых состояний», за которым последует «Общий синтез неврозов переноса». А еще через две недели он сообщил мне, что все двенадцать эссе из этой серии «почти закончены», а в начале августа они были полностью завершены.

А теперь мы поведаем печальную историю. Ни одно из последних семи эссе никогда не было опубликовано, а также не сохранились их рукописи. Единственная ссылка на них встречается лишь года два спустя, когда он упоминает о своем первоначальном намерении опубликовать их в виде книги: «Но теперь не время». Я не могу понять, почему ни один из нас не спросил у Фрейда после войны, что с ними стало. И почему он их уничтожил? Мое собственное предположение таково, что эти эссе знаменовали собой конец эпохи, окончательное подведение итогов всего его труда. Они были написаны в то время, когда не было какого-либо намека на третий великий период в его жизни, которому суждено было начаться в 1919 году. Вероятно, он хранил их до конца войны, но когда у него начали зарождаться новые революционные идеи, которые означали полную переделку этих эссе, он просто разорвал их.

Желание Фрейда подвести итог своему творчеству отразилось и на проведении ежегодных лекций в университете. Он решил, что это будет последний курс. Все, казалось, подходило к концу.

В 1915 году были опубликованы еще четыре работы. Последние две из них были объединены одним названием «Размышления о войне и смерти» и часто перепечатывались в различных формах и пользовались значительной популярностью также среди непрофессиональной публики.

В противоположность предыдущему 1916 год оказался очень непродуктивным. Для Фрейда этот год начался неблагоприятно, потому что Отто Ранк был переведен в январе в Краков на должность редактора центральной газеты. Так как Абрахам и Ференци находились вдалеке, то отсутствие Ранка стало серьезным ударом для Фрейда, так как он оказывал существенную помощь в редакторской и издательской деятельности. Теперь у него не оставалось никого, кроме Ганса Захса, который полностью оправдал его ожидания, и Фрейд не скупился на похвалы. Главная забота Фрейда в годы войны заключалась в сохранении, тем или иным образом, по крайней мере, двух или трех психоаналитических журналов. Это было все, что осталось от психоаналитического движения. Заполняя журналы своими работами, написанными специально для этой дели, сокращая их объем, а затем — когда дела пошли хуже некуда — выпуская их реже, Фрейд добился своей цели. Ференци настаивал, чтобы слово «международный» было исключено из заглавия «teitschrift», так как оно больше не соответствовало действительности, но я просил, чтобы этого не делали, и на протяжении всей войны мое имя оставалось в этом журнале как соредактора. После окончания войны Фрейд гордился гем, что этот журнал оказался единственным научным журналом, который на протяжении всей войны сохранил свой интернациональный флаг[144], несмотря на ужасные раздоры между нациями.