Анна Берсенева - Глашенька

• Название: Глашенька
• Автор: Анна Берсенева
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-51687-2

Любая девушка, выросшая в хорошей семье, рано или поздно убеждается: «книжные» представления о действительности – удел юности. Если вовремя с ними не расстаться, то во взрослой жизни ждут сплошные разочарования. Глаша Рыбакова расстаться со своими наивными иллюзиями не сумела, и их крушение оказалось слишком болезненным. Глаше «за тридцать», а любовь ее обманула, и яркие надежды молодости, которая прошла в Москве, обернулись жизнью в глуши и… И надо наконец научиться жить по взрослым правилам! Надо совершить решительный поступок, который переменит ее жизнь, сделает ее счастливой. Ведь не зря же судьба приводит Глашу в Испанию, дарит встречу с человеком интересным, незаурядным и, кажется, любящим ее?..

---

К пятому утру она устала так, что даже не обрадовалась своему первому взрослому успеху. Оказалось, что трудности быта не располагают к радости, даже если они преодолены.

К счастью, уже на следующий день она уезжала во Псков; туда-то билеты были взяты давно и без особых усилий.

Странным был этот длинный июль, проведенный ею дома! Именно дома она его провела – ей почему-то даже ходить никуда не хотелось.

Днем она читала, вечерами поливала цветы в палисаднике, а потом сидела там же, среди цветов, и смотрела, как медленно встает луна над рекой Великой. Тень от жасминового куста скрывала Глашу от всего мира, белые его цветы пахли тонко и неназываемо, и так же неназываемы были мечты, которые теснились в ее сердце.

Да нет, это она обманывала себя – внушала себе, что не умеет их назвать, свои мечты. На самом же деле они были ясны, как лунный лик на темном небе.

«Мы с ним в одном городе теперь, – думала Глаша. – Как это странно!»

«Что же странного?» – спрашивала она себя.

И сама себе отвечала: «Странно, что мы так отдельны друг от друга, что мы даже не встречаемся. Ведь Псков совсем маленький. Только в Москве я поняла, какой он маленький, как тесно соединены здесь люди. Мама утром приходит с рынка и рассказывает, что у нашей бывшей соседки внук родился. А соседка давно уже на другой конец города переехала, но мама ее все равно на рынке увидела. И я могла бы его увидеть…»

При мысли о том, что она могла бы увидеть Лазаря – может быть, даже прямо сейчас, а почему же нет, ведь мог бы он прямо сейчас пройти мимо их дома, весь освещенный луною, и она увидела бы его, и он увидел бы ее, сидящую под жасминовым кустом, – при этой мысли сердце у Глаши начинало биться так, что едва из груди не выскакивало.

Но луна светила, жасмин благоухал, а Лазаря не было. Глаша вставала с маленькой скамеечки и шла домой, чтобы поскорее уснуть. Во сне она видела его часто, и сны она за этот месяц полюбила поэтому больше, чем явь.

В Москве была учеба, друзья-подружки, в Москве вообще каждый день что-нибудь происходило, отвлекая от томительных мыслей. А здесь, дома, не отвлекало ничего, и Глаша уже с нетерпением ожидала поездки – надеялась, что Крым отвлечет ее так же, как Москва.

До Феодосии ехали больше суток, и жара все это время стояла такая, к какой Глаша у себя в северных краях не привыкла, да и в Москве она такой жары не видала. Из поезда выгрузились потные, невыспавшиеся, вдобавок оказалось, что машина, о которой Миша твердо договорился в совхозе, их почему-то не встречает и добираться до Насыпного придется своим ходом. Искупаться, прежде чем отправляться в этот «свой ход», почему-то не сообразили, а потом уж только удалялись от моря в местность жаркую, степную, поросшую сухой и пыльной травой. Вдобавок пришлось трижды пересаживаться на разные автобусы, потому что на прямой рейс не было билетов, а последние три километра до места и вовсе шли пешком, сгибаясь под тяжестью рюкзаков.

Во всем этом ничего страшного, конечно, не было. Ну подумаешь, жарко, пыльно, рюкзаки будто камнями набиты, но ведь Крым же, и впереди что-то новое, интересное!

Крым был для Глаши вместилищем особенных тайн. Он был переполнен историей, весь из нее состоял, античность соединялась в нем со всеми войнами, которые за него велись, и со всеми стихами, написанными на его горячих берегах.

Она шла по пыльной дороге и то думала о Херсонесе – призрачно-прекрасном мертвом городе, который стоит где-то здесь над морским обрывом, – то вспоминала простые, но отмеченные таинственной силой слова Чехова: «Огни Ялты поразили меня больше всего»…

Но лишь тонкий и пронзительный запах сухих трав каким-то непонятным образом свидетельствовал о том, что все это было именно здесь. В остальном же все, что происходило с нею, происходило как-то обыденно и, хотя Глаша боялась даже потихоньку произносить это слово, – довольно бессмысленно.

Дело было не в бытовых трудностях. Отсутствие смысла было связано с чем-то другим. Но с чем? Глаша не понимала.

Это ощущение только усилилось, когда после долгих, до самой ночи переходов и переговоров наконец устроились в общежитие для сезонников, которое представляло собою щелястый сарай, стоящий на отшибе, и особенно на следующее утро, когда совхозный грузовик привез их на виноградники.

Кривые, мелкие, какие-то разрозненные кустики тянулись, казалось, до самого горизонта. И вправо они раскинулись, сколько взгляда хватало, и влево. К этим некрасивым растениям совсем не подходило чудесное название «виноградная лоза». И виноград на них рос мелкий – может, просто потому, что еще не созрел? Как бы там ни было, таким виноградом не только наесться было нельзя, несмотря на Мишины уверения, но невозможно было его даже попробовать.

– А как же его собирать? – удивленно спросила Наташа Семиреченская, Глашина соседка по общежитской комнате в Москве. – Он же еще не вырос!

– Кто тебе сказал, что его собирать надо? – как ни в чем не бывало пожал плечами Миша. – Сейчас катаровку делают, а собирать только недели через две начнут, да и то не эти сорта, а ранние. Не волнуйся, домой увезешь сколько захочешь.

Выяснилось, что каждое лето Миша устраивается в совхозную контору, где его бабушка работает бухгалтером, потому и знает все тонкости выращивания винограда и работы сезонников.

В катаровке ничего хитрого не было: надо было просто отрезать у корней виноградных лоз лишние отростки. Бригадир Тамара Ивановна, очень спокойная и молчаливая женщина, показала, как это делается, выдала каждому по секатору для работы и развела всех по назначенным им делянкам.

Эти делянки оказались так обширны, что казалось, будто каждый остался на винограднике в одиночестве. Во всяком случае, Глаше именно так и показалось: она не видела вокруг ни единой живой души.

Она двинулась вдоль первого ряда. Работа была, конечно, нехитрая, но, как выяснилось уже через пятнадцать минут, совсем не легкая, потому что отрезать корешки надо было либо согнувшись, либо на корточках, либо вообще ползком, и именно в таком положении приходилось передвигаться от куста к кусту, по шажку в минуту и по километру в день.

«Стыдно, если не выдержу, – стиснув зубы, говорила себе Глаша; пот заливал ей глаза. – Что я, неженка? И тут ведь… не шахта… воздух… свежий».

К полудню уговорить себя считать воздух именно свежим, а не раскаленным, каким он и являлся, было уже невозможно. К счастью, в конце виноградного ряда появилась Тамара Ивановна и объявила, что рабочий день окончен. Что Глаша не успела сделать и половины нормы, бригадиршу нисколько не огорчило.

– Ничего, милая, научишься, – сказала она.

Тамара Ивановна была немногословна и доброжелательна, но радости от этого не было никакой.

«Зачем я сюда приехала?» – с недоумением подумала Глаша.

Она так устала, что ей даже есть не хотелось. Глаша вообще была малоежка, да к тому же еда в совхозной столовой оказалась как раз такая, какую она терпеть не могла, несмотря даже на год питания в студенческой столовой: щи, пахнущие тряпкой, гуляш из жилистого мяса, серые макароны, бесцветный кисель.

В автобусе, раздолбанном «лазике», выяснилось, что сезонников только отвозят на пляж в поселок Орджоникидзе, а добираться обратно в Насыпное им предоставляется самостоятельно. Но искупаться хотелось так сильно, что на такую подробность никто не обратил внимания.

И напрасно.

На пляже пробыли до самого вечера. Уходить совсем не хотелось, особенно после того как пляжники разошлись по домам, и берег наконец опустел, и стало даже почти незаметно, как замусорен этот дикий пляж. Спохватились только когда наступила темнота – она сгустилась мгновенно, словно упала с неба. Глаша никогда не видела, чтобы вечер наступал вот так, буквально в пять минут. Она бывала у моря только в детстве, в Анапе, и там, кажется, темнело по-другому. Или просто она забыла?

Во всяком случае, пора было домой. Тем более что когда Глаша последний раз купалась в теплой, как свежее молоко, воде, то кожу уже покалывало – наверное, сгорела. А как убережешься, если на пляже даже спрятаться негде? Ни навеса, ни хоть какой-нибудь стенки, которая давала бы тень.

Когда вместе с еще двумя девчонками шли к автобусной остановке, плечи у Глаши ныли, щеки пылали и даже кости ломило, как от температуры.

На остановке не было ни души. Будет сегодня автобус до Насыпного или нет, выяснить было невозможно.

– Написано, через десять минут, – сказала Наташка, с трудом прочитав расписание на облезлом «флажке» у обочины. – А может, вранье. Людей-то никого.

Конечно, вполне могло быть, что расписание висит здесь уже лет десять и не имеет никакого отношения к действительности. Но что толку гадать понапрасну? Девчонки уселись на щербатую лавочку под навесом.

Все-таки, наверное, автобус должен был прийти: к остановке подошел еще один пассажир.