Семен Брилиант - И.А. Крылов: Его жизнь и литературная деятельность

• Название: И.А. Крылов: Его жизнь и литературная деятельность
• Автор: Семен Брилиант
• Жанр: Биографии и Мемуары

С осени 1890 года издается задуманная Ф. Павленковым биографическая библиотека под заглавием

ЖИЗНЬ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ЛЮДЕЙ.

В состав этой библиотеки войдут биографии следующих лиц:

ИНОСТРАННЫЙ ОТДЕЛ.

Байрон, Бальзак, Ф. Бекон, Бетховен, Бисмарк, Боккаччо, Р. Вагнер, Вашингтон, Л. Винчи, Вольтер, Галилей, Гарибальди, Гаррик, Гейне, Гете, Гладстон, Говард, Григорий VII, А. Гумбольдт, Гус, Гутенберг, Гюго, Дагерр, Данте, Дарвин, Декарт, Дженвер, Дидро, Диккенс, Жорж-Сандъ, Золя, Кант, Кальвин, Кеплер, Колумб, Конте, Конфуций, Коперник, Р. Кох, Кромвель, Кук, Кювье, Лавуазье, Лессепс, Лессииг, Ливингстон, Линкольн, Линней, Лойола, Локк, Лютер, Магомет, Макиавелли, Мальтус, Меттерних, Микель-Анджело, Мольер, Мильтон, Мирабо, Мицкевич, Морзе, Моцарт, Наполеон I, Ньютон, Оуэн, Паскаль, Пастер, Песталоцци, Прудон, Рабле, Рафаэль, Ротшильд, Руссо, Свифт, Сервантес, В. Скотт, А. Смит, Спиноза, Стенли, Стефенсон, Теккерей, Уатт, Фарадей, Франклин, Франциск Ассизский, Фултон, Шекспир, Шиллер, Эдисон, Эразм и другие.

РУССКИЙ ОТДЕЛ.

Аввакум, Аксаковы, Аракчеев, Боткин. Белинский, Верещагин, Глинка, Гоголь, Грановский, Грибоедов, Демидов, Достоевский, Зинин, Карамзин, Каразин (основатель харьковского университета), Катков, Кольцов, Крамской, Крылов, Лермонтов, Ломоносов, Менделеев, Некрасов, Никон, Новиков, Островский, Петр Великий, Пирогов, Посошков, Пржевальский, Пушкин, Салтыков, Скобелев, Сперанский, Суворов, Л. Толстой, Тургенев, Гл. Успенский, Шевченко, Щепкин и другие.

Каждому из перечисленных здесь лиц посвящаетсяособая книжка,заключающая в себе около 100 страниц и снабженная портретом.

Цена каждой книжки 25 коп.Все издание будет закончено в течение двух лет, т. е. до наступления 1893 года.

Дозволено цензурою. С.-Петербург, 12 Января 1891 года.

---

Сумарокова. Крылов в это время занимался переводами для театра. «Что вы получили», спросила у него эта барыня: «за ваши переводы?» — «Мне дали свободный вход в партер». — «Сколько же раз вы пользовались этим правом?» — «Да раз пять», отвечал Крылов. «Дешево же! Нашелся писатель за пять рублей!»

Может быть насмешка относилась больше к дирекции и положению вещей вообще. Во всяком случае тому, кто обладал уверенностью в себе, в своей силе, незачем было придавать большое значение подобной выходке. Наконец Крылов мог отомстить шуткой или эпиграммой. Но общественное положение обидчицы, оскорбленное самолюбие человека, сознающего, что общество будет на стороне обидчика только потому, что тот силен чинами и богатством, вызвало злую и упорную месть Крылова. Он не ответил ничего на оскорбление, но тем хуже было для Княжнина и его супруги. Оба эти лица выставил он на сцену в комедии «Проказники», которая впрочем на театральные подмостки тоже попала не скоро. Княжнину дал он имя Рифмокрада, а жену его окрестил пикантным прозвищем Тараторы! Рифмокрад — бездарный стихотворец, воображающей себя великим писателем, потому что он сочиняет трагедии, бесцеремонно наполняя их заимствованиями. Он под башмаком у своей жены, которая впрочем очень высокого мнения о его таланте. Таратора — женщина уже не молодая, но еще желает прельщать своей красотой» и т. д. В журнале «Почта Духов», где Крылов продолжал свое мщение, есть между прочим сказка, начинающаяся так:

Ко славе множество имеем мы путей:
Гомер хвалить себя умел весь свет заставить.
А Рифмокрад, чтобы верней себя прославить,
Нажил себе жену, а женушка - детей,
Которы в зрелищах и кстати и некстати
В ладоши хлопая, кричат согласно тяте.

Комедия так же неудачна, как и прочие произведения его в этом роде. Только лица ближе к жизни по той причине, что списаны с натуры. Впрочем Соймонов не заметил греха, когда Крылов показал ему комедию, и разрешил ему ее напечатать. Но прежде чем Крылов мог привести это в исполнение, содержание комедии стало известно в городе и дошло до Княжнина. Последний заподозрил и Дмитревского в соучастии или в том, по крайней мере, что он, просматривавши все сочинения Крылова, наверно знал об этом и не удержал его. Дмитревский, как тонкий политик, не желая вмешивать себя в это дело, показал письмо Крылову. Тогда Крылов, как бы пользуясь случаем лично обратиться к Княжнину — он не был с ним знаком — и ужалить его больнее, пишет к нему оправдательное письмо, наполненное ядом иронии, под видом невинности и наивности. Он удивляется, что Княжнин, сам комик, вооружается против комедии на пороки и «в толпе развращённых людей» находить сходство со своим домом. Он рассказывает сам содержание своей комедии. Говорить, что в муже выводит он «парнасского шалуна», крадущего лоскутки из французских и итальянских авторов (черта, в которой Княжнин не мог не узнать себя), приводящего в восхищение дураков и «обижающего честных людей» — намек на подозрение его, Крылова, в пасквиле и Дмитревского в соучастии. «Признаюсь», говорит он, «что сей характер учтивого гордеца и бездельника, не предвидя вашего гнева, старался я рисовать столько, сколько дозволяло мне слабое мое перо». (!) Дальше описывает он свою Таратору, опять-таки прямо рисуя известные черты жены Княжнина, и с колкой наивностью прибавляет: «вы видите, есть ли хотя одна черта, схожая с вашим домом».

Он готов даже уничтожить комедию и написать другую, «но границы, полагаемые вами писателю», говорить он, «так тесны, что нельзя бранить ни одного порока, не прогневя вас или вашей супруги: так простите мне, что я не могу в оные себя заключить».

Наконец Крылов предлагает Княжнину «выписать те гнусные пороки, которые ему или супруге его кажутся личностью» и сообщить ему, Крылову; тогда он постарается их смягчить или уничтожить. Но не довольствуясь этой довольно грубой иронией, Крылов впадает в еще более пошлый тон: «поверьте», говорить он, что вас обидел не я, описывая негодный дом, который от трактира только разнится тем, что на нем нет вывески (!), но обидели те, кои сказали, что это картина вашего дома». Причина такой злости, запальчивости ярко сказывается однако в заключительных словах письма: «Впрочем напоминаю вам, что я благородный человек, хотя и не был столь много раз жалован чинами, как вы, милостивый государь».

***

Комедия «Проказники» написана в 1788 году. В марте следующего 1789 года Соймонов снова вступил в управление театрами, которое временно было оставил. Отношение его к Крылову теперь несколько переменилось, и он прямо дал понять последнему, что не доволен его сатирой на лица. Все же до следующего года Крылов оставался на службе, хотя, возмущенный и оскорбленный отказом и нежеланием Соймонова поставить принятую уже давно от него комедию «Бешеная семья», написал и ему запальчивое письмо.

Письмом этим, раньше чем басней, Крылов доказал, что «мстить сильно иногда бессильные враги». Письмо грубо и дерзко, но нельзя отказать ему в уме и в тонкой иронии. Он знает больное место человека. Как директор театра, меценат и любитель, Соймонов конечно верил в свой вкус и уменье оценить и выбрать пьесу. Крылов пишет ему, что даже о собственной комедии не может быть дурного мнения только для того, чтобы не опорочить разум, выбор и вкус Соймонова, который ее принял, и не заставить этим других думать, что вкусу директора театра могут быть приятны негодные сочинения! «По той же причине», прибавляет Крылов, «старался он защищать совершенство «Инфанты», которую Соймонов поручил ему перевести, но ни один умный человек ему не верить». Он уверяет, что публика бранит многие пьесы и просыпается только «от музыки в антрактах», но он не хочет называть эти пьесы, не желая «опорочивать тонкий вкус директора». Если играют «столько скучных вещей», то почему не сыграть его «бедную оперу», «и неужели, ваше превосходительство», прибавляет он, «сия опера — самая негодная из всего вашего выбора?»

Этим больным местом он пользуется широко и язвит и жалит Соймонова на все лады, все «не желая опорочивать его тонкий вкус». Он просить выдать ему деньги за перевод «Инфанты», над которым он работал только по приказанию Соймонова, так как «сам никогда бы не осмелился выбрать для перевода оперу, в которой нет ни здравого смысла, ни хорошего слога, ни правил», и т. д. Хитрый юноша отлично понимает, как горьки эти пилюли для Соймонова, хотя бы и от маленького человека, бывшего однако в то время уже не безызвестным, но как бы вовсе этого не думая, в изысканных выражениях заявляет, что имеет намерение «припечатать» это письмо при своих произведениях, которые хочет отдать на суд публики.

С поразительной самоуверенностью говорит он при этом, что некоторым образом должен дать публике отчета, почему его «творения» не приняты на театре. Но в сущности все его комедии, включая и «Бешеную семью», всего меньше заслуживали подобного названия. Действующие лица в этих «творениях» таковы, что «не можешь надивиться, откуда эти люди зашли на сцену. Все, что ни говорят они, что ни делают, о чем ни шумят, за что ни сердятся, так чуждо общественной жизни и условий света, что театр привыкнешь почитать неведомой планетой, куда волшебник-сочинитель забрасывает нас для изучения диковинок». Кроме того они носят печать того же грубого и пошлого тона, как и письма, что можно объяснить конечно одним только «низменным умственным и нравственным уровнем той среды, где протекала обыденная жизнь автора» (Майков).

В письме к Соймонову он указывает еще на то, что Казасий — итальянец, служившей при театре — стал делать ему затруднения относительно входа по бесплатному билету и посылает его в низшие места. И здесь находит он случай уколоть Соймонова, говоря, что конечно нет причины обвинять его, Крылова, в нарушении порядка.

«Правда», говорить он, «я нередко смеюсь в трагедии и зеваю в комедии», но в этом виноваты глупые пьесы, и притом он «так счастлив, что часто публика его в том поддерживает».

***

Из всех драматических произведений Крылова остается для нас самою интересною «Кофейница», которая напечатана была в первый раз по случаю столетнего юбилея дня рождения Крылова. Она интересна как раннее произведение — проба пера, как зачаток его таланта, как первый узелок красной нити его сатиры.

На пути образования своего таланта Крылов был не раз около своего настоящего призвания — призванья баснописца. Несомненно, что некоторые басни, напечатанные без подписи в журнале «Утренние часы», принадлежать его перу. Таким образом с детства ищет он эту форму, как отыскивают предмет под звуки музыки; то приближаясь к ней, то удаляясь, постоянно прислушиваясь к этому призванию, требующему тонкой отделки, установившегося характера и зрелого опыта, он медленно подвигается к цели. Самые неудачи дают ему случай упражнять силу воли и вырабатывать характер. Достоинство писателя ставит он все выше и выше. В письме к Соймонову это сознание и смелость выкупают даже грубость тона. Жалуясь на то, что его посылают на низшие места, он говорит с справедливым негодованием и горькой иронией бедняка-сочинителя, которым могут еще помыкать: «автор, которому дается вход в театр в рублевые места, может ожидать, что вы со временем пересадите его в полтинные, потом в четвертные, а потом и подле дверей у входа поставить его изволите!»