Эдмунд Купер - «Если», 1996 № 03

• Название: «Если», 1996 № 03
• Автор: Эдмунд Купер
• Издательство: газета "Московские новости", Издательский Дом "Любимая книга"
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1996
• ISBN: 0136-0140

ЖУРНАЛ ФАНТАСТИКИ И ФУТУРОЛОГИИ
Содержание:

Эдмунд Купер. КИРОН ГОЛОВА-В-ОБЛАКАХ. Роман

Андрей Щербак-Жуков. ПОСЛЕДНИЙ РОМАНТИК… КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Марк Стиглер. ЗИМНЯЯ ПОРА КЭТ.

Кир Булычев. РОКОВАЯ СВАДЬБА, повесть.

Вячеслав Басков. РЕБЕНОК ПОД НОГАМИ.

Томас Диш. ЕГО ПЛЕМЯ.

Наталия Сафронова. ЕСЛИ МИР В САМОМ ДЕЛЕ — ТЕАТР…

БАНК ИДЕЙ

---

Стало уже так душно, что хотелось скорее перейти в просторную церковь или за свадебный стол.

— Тогда я вас попрошу поставить свои подписи под этим документом, — сказала Мария Тихоновна, широко улыбаясь.

Гаврилов предоставил право сделать это своей невесте.

— А можно я сразу «Гаврилова» напишу? — спросила та.

Часы над головой Марии Тихоновны, которые занимали теперь место сменявших друг дружку портретов разных государственных деятелей прошлого, пробили час.

И тут девушка Рабинович, такая красивая и воздушная, сказала:

— Ах, мне дурно… не надо…

И на глазах она стала съеживаться, уменьшаться, но не так, как раньше, когда надувная девушка превращалась в мячик, а как-то более грустно и натуралистично — из нее словно и на самом деле выпускали воздух, оставляя лишь оболочку. А ведь нет ничего более ничтожного и прискорбного, чем оболочка красивой девушки ростом метр восемьдесят.

— Ты что, погоди! — закричал Гаврилов.

Расталкивая зрителей, Минц рванулся к девушке, но не помогал, а только снимал эту трагедию на пленку.

— Мама! — закричал Гаврилов. — Верни мне невесту! Я люблю ее!

— Не надо было выбирать девушку с такой фамилией, — ответила мама, глядя в пол. Она была человеком старых, реакционных взглядов.

Миша Стендаль, заподозрив неладное, вцепился в руку своей невесты и крикнул ей:

— Бежим отсюда!

— Куда бежать? — зарыдала невеста. — Мы с тобой жертвы гадкой политики!

И дрожащим пальчиком она показала на вторую длинноногую блондинку — невесту, которая покорно упала и превратилась в тряпочку с белыми волосами. Лишь ее туфли, купленные утром в Гусляре, да белое подвенечное платье, вытащенное из семейного шкафа, остались нетронутыми этим ужасным превращением.

Ноги бритого жениха подкосились, и он упал на колени перед своей несбывшейся женой.

«Этого и следовало ожидать, — думал Удалов. — Наверное, и Минц догадался о том, что все подарки из будущего не более как фикция. Они получили от нас то, что хотели, и не пожелали делиться с прошлым передовыми технологиями. Исторический эгоизм, можно даже сказать — цинизм, столь свойственный любой развитой цивилизации. Но почему я, со всем моим житейским и космическим опытом, при всем моем незаурядном уме так и не смог догадаться, что же надо от нас будущему?

Мы — время неопределенности. Мы не знаем, от чего избавились и не знаем, к какому берегу пристать. Даже не исключено, что к берегу, от которого мы отплыли, нас тянет еще сильнее, чем в открытое бурное море. Подкинули нам девиц — взяли девиц и стали придумывать, куда их приспособить. Пожертвовали нам слона — взяли слона. Даже с будущим мы общаемся на авось… Так заслуживаем ли мы снисхождения… Ведь даже я, человек в принципе честный и бескорыстный, так и не удосужился проверить, что хранится в шариках и мячиках, полученных в будущем. Я откладывал это, якобы боясь, что там окажется слон или крокодил и он повредит мне мебель и обстановку, хотя никто не мешал мне выйти для испытаний во двор… На самом-то деле я боялся неожиданности. Я боялся получить девушку или женщину средних лет, в которую я влюблюсь или которая влюбится в меня, я боялся получить нечто невообразимое, что принесет нашей планете чесотку или кариес. Но почему я должен ждать чесотку от собственных внуков? Зачем они станут делать нам гадости?..

Гадостей они не сделают, но и помогать не будут. Мы, русские люди, предками только и гордимся».

Удалов задумался глубоко и, как всегда, не вовремя. Пока он витал в облаках, исчезла и Галочка. Затем из-за окна донеслись крики, и те, кто был ближе к окну и смогли выглянуть наружу, сообщили, что могучий слон превратился в серую шкуру. И ребятишки начали резать шкуру и растаскивать по домам, но тут из-за угла выскочили люди в черных чулках на рожах и унесли шкуру слона в свой танк, который таился в кустах.

«Ну что ж», — вздохнул Удалов, стараясь не слушать страшных криков и причитаний толпы. Он решил увести рыдающего Мишу Стендаля, который только что потерял смысл жизни…

Он сделал шаг к корреспонденту и даже протянул руку, но сказать ничего не успел…

— О Боже! — раздался чей-то возглас. Но возгласом не остановить неизбежности…

Миша Стендаль начал съеживаться, уменьшаться, и через несколько секунд обнаружилось, что Удалов смотрит на лежащий возле его ног костюм, рубашку, галстук… Десантники из окружения президента уже прибежали с лопатой и носилками. На эти носилки они положили тела Миши, Гаврилова и бритого жениха — из чего следует догадаться, что пока Удалов глазел на гибель Миши Стендаля, остальные женихи тоже сдулись.

— Это выше моего понимания, — сказал Удалов.

— Куда выше.

Вокруг выли, кричали и ругались родственники. Требовали прокурора и намеревались жаловаться в газету.

Удалов же пробился к Минцу, который как раз закончил съемку. Он засунул камеру в сумку, что висела на плече, и пошел к президенту, отступавшему к выходу. Путь ему прокладывали могучие десантники.

А когда все они вышли на улицу, то Удалов увидел, что оболочки, шкурки людей и слона постепенно исчезли, словно испарились. И хотя Президент приказал взять на анализ одежду погибших, ясно было, что он не надеется поживиться ради науки.

— Пленку отдашь? — спросил президент, когда они уже стояли на свободе под августовским, одновременно жгучим и прохладным солнцем…

— Сам сначала просмотрю, — сказал Минц.

— Только копий не снимать, — велел президент.

— Ты думаешь, что все забудется?

— И скоро, — ответил президент.

Он снял черный лохматый парик и вытер им потное лицо.

— А как же матери, — вмешался Удалов, — друзья, родственники? А ведь я поверил кладбищенскому сторожу, что они не желают нам зла…

— Никто не желает нам зла! — крикнул Минц. — Неужели ты ничего не понял?

— Я понял, что произошло убийство! — громко возразил Удалов.

— Тише, тише, — постарался успокоить друзей президент. Голос его звучал глухо, потому что он стаскивал через голову цыганскую юбку. — Трагедия — тоже понятие субъективное. Минцу кажется, что трагедии нет, а Удалову кажется, что трагедия есть. Я же как истинный ученый и государственный деятель обдумываю, как компенсировать нанесенный ущерб. То есть примирить ваши несовместимые точки зрения — трагедия была и ее не было.

— И что же ты намерен для этого сделать, Толя? — спросил Минц.

— Уехать. Ты прав, Лев, ты прав, — согласился президент, — я просто уеду отсюда.

— Значит, ты поверил мне, что заговора против нас не было? Что это попытка разрешить их собственные проблемы…

— Если они для этого могли убить наших парней, — не выдержал Удалов, — значит, они наши враги!

— Погодите, Удалов! — рассердился президент.

— Дайте мне уехать.

— От ответственности?

— Минц, уведи этого маньяка!

— Уведу, если ты поклянешься мне, что никто в городе не пострадает.

— Я не буду проводить конфискаций, — усмехнулся президент. — И ты знаешь, почему.

И Удалов с горечью догадался — почему. Да потому что никаких предметов и покупок из будущего уже нет, не существует, они растворились в воздухе.

— И ты не боишься, что в нас вживили жучки, что нас отравили вирусом шпионажа? — Минц ехидно усмехался.

— Не нужны им ваши души и головы! — закричал президент.

Прокричав это, президент полез в машину.

Джип умчался к столице, к большим делам. За ним, показавшись на мгновение из тучи подсвеченной уличным фонарем пыли, вылетел танк сопровождения и скрылся в другой туче.

— С наукой покончено, — сказал Минц. — Осталась лишь человеческая трагедия. Скоро домой из загса вернется мать Гаврилова…

— Какая ужасная судьба! — сказал Удалов.

Он последовал за Минцем в кабинет. Не хотелось идти домой и отвечать на вопросы Ксении. Все равно хорошим все это уже не кончится.

— Даром ничего не дается, — сказал Минц, словно подслушав мысли Удалова.

— Нельзя быть таким жестоким, — упрекнул друга Удалов. — Дети погибли, молодые мужчины… на пороге семейного счастья.

— Да? — Минц поставил на плиту чайник. — Тогда ответь мне, что надо путешественнику во времени? Если он едет из прошлого в будущее — то достижения человеческого разума, вещи, предметы, радости жизни, которые в конце концов обернутся не радостями, а испытаниями, если вторгнутся в жалкую цивилизацию, подобную нашей. А если он отправился из будущего в прошлое?

— Я знаю, — сказал Удалов, — я думал. Им нужны естественные предметы, шелк и хлопок, янтарь и огурцы, мед и кедровые орешки — они истратили все, что есть на Земле, и теперь тоскуют.

— А тебе не кажется, что это наша вина? Что это мы истратили то, что есть на Земле, а им оставили только озоновые дыры и необходимость всюду ходить в широких шляпах и плащах, чтобы меньше подвергаться действию космических лучей.