Александр Панарин - Политология. Западная и Восточная традиции: Учебник для вузов

• Название: Политология. Западная и Восточная традиции: Учебник для вузов
• Автор: Александр Панарин
• Издательство: Книжный дом "Университет"
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: ISBN 5-8013-0091-0

В учебнике «Политология. Западная и Восточная традиции» впервые в отечественной литературе представлен сравнительный анализ основных принципов политической жизни на Востоке и на Западе. Автор реализует свою концепцию политологии как гуманитарной науки, в которой делается акцент на духовных, идеологических и культурных факторах политической жизни. Это особенно актуально для Российской Федерации как полиэтнического государства, находящегося на перекрестке миров Востока и Запада, Севера и Юга.

Учебник адресован студентам, аспирантам, преподавателям и экспертам, специализирующимся в области политологии.

---

Что же вышло на деле?

Принцип «открытого общества» при его последовательном демократическом применении инициирует два процесса: легитимации власти и легитимации собственности. Легитимность власти на основе идеологии «открытого общества» означает нормальную соревновательность множества партий, платформ и программ вместо былой монополии партии-авангарда. Легитимность собственности означает ее приватизацию на основе принципов народного капитализма: акционирование крупных предприятий с преимущественной продажей акций внутри производственных коллективов, широкого использования кредита и лизинга, гласных конкурсов и аукционов.

Если бы эти два принципа легитимации в самом деле согласованно сработали, мы получили бы в России устойчивый парламентский режим, имеющий массовую социальную базу и свободный от идеологического лицемерия. На деле, однако, случилось другое. Бывшая номенклатура решила монополизировать процесс приватизации, не допустив к нему потенциальных предпринимателей из народа. Для этого сначала «отпустили» цены и только после того, как спровоцированная этим гиперинфляция в считанные недели уничтожила многолетние сбережения населения, объявили приватизацию. При этом она носила в основном закрытый характер – в рамках предварительных списков прежних «товарищей по партии» – и основывалась на телефонном праве и других привилегиях, связанных со своекорыстным использованием бюджетных средств номенклатурными нуворишами.

В результате мы получили номенклатурный, или олигархический, капитализм, собственность которого носит нелегитимный характер, противоречащий принципам «открытого общества» – демократической соревновательности в условиях гласности и равных правил игры. В этих условиях новому господствующему классу было выгодно ограничить принцип «открытого общества» и принцип легитимности исключительно той сферой, которая относится к «формальной демократии», к политическому представительству. Вопрос о применении принципов «открытого общества» к процессу приватизации, к тому, что касается собственности, постарались поскорее закрыть и замолчать.

Так возник режим, основывающийся на откровенно противоречивых принципах: «открытого (хотя и с явными отступлениями) общества» применительно к сфере политики и «закрытого» – применительно к сфере экономики, к сфере собственности. Ясно, что это противоречие носит временный характер: либо олигархический капитализм, имеющий узкую социальную базу и нелегитимную собственность, окончательно отбросит принцип «открытого общества» применительно к политике и установило свою диктатуру, либо молодая российская демократия, в интересах своего выживания вынуждена будет расширять свою социальную базу посредством применения принципов «открытого общества» к отношениям собственности.

Есть здесь и еще одна проблема, касающаяся уже социальной базы самого принципа «открытого общества». Выше уже отмечалось, что в нем заинтересованы главным образом сильные и приспособленные, недовольные тем, что их инициатива и энергия не находят законного применения. Эти проблемы нереализованных возможностей социально мобильных групп обществ относятся к вопросам демократии свободы. Но наряду с этим существуют еще не менее серьезные проблемы, связанные с вопросами социальной защиты менее мобильных и приспособленных слоев общества, со всем тем, что касается социальной интеграции маргиналов и неадаптированных, дабы они не ушли окончательно в социальное подполье, в гетто. Различные общества и режимы демонстрируют неодинаковую восприимчивость к этим проблемам.

Там, где властная элита, политическая и экономическая, обладает ясно выраженной национальной идентичностью и считает «этот народ» своим, вопросы социальной защиты и реабилитации неприспособленных рассматриваются как приоритетные, ибо речь идет о помощи соотечественникам – носителям той же самой традиции, тех же заветов и ценностей, которые дороги всем. Но если мы имеем дело с феноменом расколотой нации, правящая элита которой вместе с поддерживающими группами чувствует себя «внутренними иммигрантами», действующими в «инородной среде», то проблемы социально незащищенных слоев населения отодвигаются на второй план либо вообще игнорируются – во имя идеологической последовательности или экономической эффективности. При этом, вопреки тому, что обычно в таких случаях утверждается, принцип «открытого общества» не только не торжествует в действительности, но неизбежно и неуклонно нарушается. В самом деле: если действует принцип единой нации и единого пространства модернизации и демократизации – без изъятий, относящихся к презираемым «париям и изгоям», то это благоприятствует практикам в духе «отрытого общества». Если же реформы проводятся «демократическим авангардом» по одним ему ведомым правилам, за спиной презираемого большинства, то неизбежно восторжествует принцип «закрытого общества» – эзотерических решений, принимаемых вопреки демократическим принципам гласности, соревновательности и равных правил игры.

Обратимся теперь к тому, какую конкретизацию получает в современном реформационном процессе культурологическое измерение принципа «открытого общества». Среди специалистов давно уже устоялось мнение о том, что в культуре сочетаются и сталкиваются два принципа: традиции и новации. Культура невозможна без традиции – без передачи накопленных достижений будущим поколениям, связанным определенным единством с предшествующими. Речь идет о сохранении идентичности в историческом времени – о той духовной памяти, которая делает народ исторической личностью, со своими особенностями характера и стиля поведения, менталитетом, ценностными установками. К традициям можно, с известными оговорками, отнести нормативное содержание культуры – систему регулирующих правил, сила которых связана не с внешним давлением и принуждением, а со статусом их как внутренне значимых ценностей, как драгоценного «завета».

Наряду с этой «консервативной» стороной культуры в ней не меньшее значение играет новационная. Лишенная глубинной памяти, культура плодит «манкуртов», лишенная инновационной окрыленности и открытости – угрюмых и трусливых ретроградов. Причем, надо заметить, в истории культуры действуют своего рода циклы. Бывают эпохи, когда культура в основном воодушевлена новационными идеями и все яркое, творчески одаренное, мобильное в ней сосредотачивается вокруг новационного проекта. Современникам такая доминанта культуры представляется окончательной, соответствующей потребностям «самой истории». Однако проходит время, и люди начинают все сильнее ощущать издержки новационной психологии: потерю преемственности, ослабление норм, опасное буйство «фанатиков прогресса», не щадящих тех резервов культуры, которые не вписываются в их идеологию, в их «проект будущего», но на самом деле жизненно необходимых нации. И тогда наступает время «собирать камни», восстанавливать поруганные ценности и святыни, реабилитировать опыт тех слоев населения, который в предыдущей фазе брался под сомнение. В этой фазе именно консервативная партия собирает больше сторонников, выдвигает наиболее ярких лидеров, демонстрирует конструктивные возможности.

Если сопоставить эту логику культуры с идеологией «открытого общества», то придется сделать вывод, что данная логика нарушается этой идеологией. Принцип «открытого общества» хорошо вписывается в новационную фазу – ту, где доминируют установки и ценности «радикалов обновления». Открытость новым веяниям, новым влияниям, новым потребностям и требованиям новых групп отнюдь не является, как показывает драматический опыт истории, гарантией гуманистического развития. Совсем не случайно Всемирная конференция в Рио-де-Жанейро (1992) сформулировала принцип, по поводу которого практически достигнут общемировой консенсус современников, настрадавшихся от катаклизмов XX века: «стабильность и развитие». Если бы такая конференция была созвана хотя бы 30–40 лет назад, она, наверное, отдала бы предпочтение одному только новационному принципу – развитию. Но сегодня слишком явно ощущается перегрузка планеты от давления принципа развития, не сбалансированного принципом стабильности – экологической, культурной, нравственной, политической. Стабильность относится к столь же насущным потребностям человека, как и новация.

Необходимо к тому же учесть и некоторые новейшие тенденции, явно более соотносимые с принципом преемственности, чем с принципом развития. Речь идет об активизации этнической и цивилизационной традиции народов, желающих возродить и защитить свою идентичность, духовно-религиозные основы своего бытия, свою этнокультурную память. В своих крайних формах эта тенденция может порождать агрессивный этноцентризм и национализм, религиозную нетерпимость, ксенофобию. Но было бы опрометчиво с порога отвергать и осуждать эти процессы как не вписывающиеся в «логику прогресса». Никакой априорной логики прогресс не имеет – он наверняка включает множество логик, множество альтернативных вариантов и потому не может «приватизироваться» какой-либо одной идеологией или одной цивилизацией. Активизация исторической памяти в рамках современной фазы развития мировой культуры, несомненно, является реакцией на угрозу униформизма и обезличивания, защитой культурного многообразия человечества.