Кейт Аткинсон - Ждать ли добрых вестей?

• Название: Ждать ли добрых вестей?
• Автор: Кейт Аткинсон
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-02492-2

Кейт Аткинсон прогремела уже своим дебютным романом, который получил престижную Уитбредовскую премию, обойдя многих именитых кандидатов — например, Салмана Рушди с его «Прощальным вздохом мавра». Однако настоящая слава пришла к ней с публикацией «Преступлений прошлого» — первой книги из цикла о кембриджском частном детективе Джексоне Броуди. Роман вызвал бурю восторга и у критиков, и у коллег по цеху, и у широкого читателя, одним из наиболее ярых пропагандистов творчества Аткинсон сделался сам Стивен Кинг. За «Преступлениями прошлого» последовали «Поворот к лучшему» и «Ждать ли добрых вестей?», не менее полифоничные и вызвавшие не менее восторженную реакцию. На этот раз действие происходит не в университетском Кембридже и не среди толп туристов, съехавшихся на Эдинбургский фестиваль, хотя шотландская столица вновь обеспечивает живописный фон происходящим событиям. А толчком к ним послужило кошмарное преступление тридцатилетней давности, всколыхнувшее тихий Девоншир и всю Англию; и вот осужденный убийца, отсидев положенное, выходит на свободу. Тем временем пропадает без вести доктор Хантер с маленьким ребенком — однако ее исчезновение тревожит, судя по всему, только ее овчарку Сейди и шестнадцатилетнюю бебиситтершу Реджи. А старший детектив-инспектор Луиза Монро озабочена другой пропажей — еще не зная, что Джексон Броуди вот-вот опять ворвется в ее жизнь, причем на всех парах (в буквальном смысле).

---

— Когда тонешь, долго умираешь? — спросила она доктора Траппер.

— Ну, от многого зависит, — ответила та. — Температура воды и так далее, но если приблизительно, минут пять-десять. Недолго.

Довольно долго.

Реджи поставила деткины тарелки в сушилку. Раковина была у окна, а окно выходило на поле у подножия Блэкфордского холма. Иногда в поле бродили лошади — а иногда никаких лошадей. Куда они девались — непонятно. Стояла зима, и лошади ходили гулять в болотного цвета попонах, точно в водонепроницаемых куртках «барбур».

Порой, если доктор Траппер возвращалась пораньше, до зимней темноты, они брали собаку и детку в поле, и детка ползал по колючей траве, Реджи гонялась за Сейди, потому что Сейди обожала, когда за ней гоняются, доктор Траппер смеялась и говорила детке: «Давай беги, беги как ветер!» — а детка смотрел на нее недоуменно — он, знамо дело, понятия не имел, что такое «бегать». Лошади, если были в поле, не приближались, будто сами бегали — они ведь должны бегать, — только втайне от всех.

Лошади были крупные, мускулистые, и Реджи не нравилось, как загибаются губы над желтыми лошадиными зубами, — она воображала, как они принимают взбалмошный детский кулачок за яблоко и откусывают его от запястья.

— Меня лошади тоже беспокоят, — сказала доктор Траппер. — Они все время такие грустные, да? Хотя собаки грустнее. — Реджи казалось, что собаки-то как раз вполне довольны жизнью, но доктор Траппер, знамо дело, находила ростки грусти повсюду. — Как грустно, — говорила она, когда листья облетали с деревьев. — Как грустно, — когда по радио передавали песню (Бет Нильсен Чэпмен).[32] — Как грустно, — когда Сейди тихонько скулила, видя, что доктор Траппер собирается уходить. Даже в деткин день рождения, когда все они были так счастливы, ели пирожные и розовое мороженое, по дороге домой доктор Траппер сказала: — Первый день рождения — как грустно, он больше никогда не будет крохой.

На день рождения Реджи подарила детке плюшевого мишку и слюнявчик с вышивкой: синие утки и надпись «Мой первый день рождения». Все первое приятно, чего не скажешь о последнем.

Часто после приступов грусти доктор Траппер встряхивала головой, словно что-то из нее выбрасывала, улыбалась и говорила:

— Однако мы не падаем духом. Правда, Реджи? — И Реджи отвечала:

— Да уж, доктор Т., мы не падаем.

— Зови меня Джо, — сказала ей доктор Траппер. — Трулялюшки, тру-ля-ля, муха вышла за шмеля,[33] — сказала она детке.

Реджи не рассказывала доктору Траппер о мамуле, о том, что мамуля умерла, — такой грусти доктору Т. не вынести, даже если не говорить, какая трагическая и бессмысленная это была смерть. Всякий раз, глядя на Реджи, доктор Траппер будет печалиться — это невыносимо. Поэтому Реджи сочинила себе мать. Мать звали Джеки, она работала на кассе в супермаркете, в торговом центре, куда доктор Траппер никогда не ходила. В молодости мать была чемпионкой по танцам горцев (сейчас ни за что не догадаешься). Ее лучших подруг звали Мэри, Триш и Джин. Она вечно собирается сесть на диету, у нее длинные волосы (замечательные, жалко, что Реджи их не унаследовала) — мать говорит, будет теперь забирать их наверх, слишком она стара, чтоб носить распущенными. Ей в этом году тридцать шесть, как доктору Траппер. В шестнадцать обручилась с отцом Реджи, в семнадцать родила Билли, а в двадцать овдовела. Оно и к лучшему, что мамуля все успела так рано, считала Реджи.

Джеки ужасно выходит на фотографиях — вечно корчит дурацкие рожи перед объективом. Ее любимая присказка — «да уж, странный у нас мирок», и говорится это снисходительно, будто о маленьком шалуне. Она читает Даниэлу Стил, а ее любимые цветы — нарциссы, и еще она замечательно печет пастуший пирог. Вообще-то, ни слова лжи. Кроме того, что мамуля жива.

Реджи вытирала поддон в сушилке и тут заметила, как на дальнем краю поля что-то шевелится. Солнце сегодня и носу не казало, не разглядишь в такой дали, одни размытые силуэты. Не лошадь — не лошадиный сегодня день, их загадочные жизни протекали не здесь. Кто-то, что-то — просто черное пятно — трусило вдоль изгороди. Реджи глянула на собаку — может, собачьи инстинкты что-нибудь подскажут, — но Сейди стоически сидела на полу подле детки, а тот запихивал в рот ее хвост.

— Нет уж, мистер, так не пойдет, — сказала Реджи, мягко высвободила из детского кулачка клок шерсти и взяла детку на руки.

Подошла с ним к окну, но смотреть больше было не на что. Детка вцепился ей в волосы — волосы он драл ужасно.

— Атавистический инстинкт, я так думаю, — говорила доктор Траппер. — С тех времен, когда я скакала бы по деревьям, а он бы цеплялся за мою шерсть что было сил.

Только вообразить, как доктор Траппер, такая ухоженная, в черном рабочем костюме, скачет по деревьям, — обхохочешься. Слово «атавистический» Реджи пришлось проверять по словарю. Повода употребить его пока не представилось. Реджи как раз читала букву «а», так что слово прекрасно встроилось в ее программу расширения лексикона.

В последнее время Реджи завела привычку все дольше и дольше задерживаться у Трапперов, а мистер Траппер между тем отсутствовал все чаще и чаще.

— Он что-то затевает, какое-то новое предприятие, — бодро поясняла доктор Траппер. Похоже, она радовалась, что Реджи не уезжает. Вдруг взглядывала в окно и говорила: — Господи, Реджи, темно-то как, тебе же домой пора, — но потом прибавляла: — Ненавижу эту мерзкую погоду. Может, еще чаю? — Или: — Останься поужинать, а потом я тебя отвезу.

Реджи надеялась, что в один прекрасный день доктор Траппер скажет: «Зачем тебе домой? Переезжай к нам», и они станут настоящей семьей: доктор Траппер, Реджи, детка и собака. («Нил» в эти грезы о семейной жизни как-то не вписывался.)

В один из таких вечеров, когда доктор Траппер и Реджи купали детку, à propos (еще одно новое слово) вообще ничего, доктор Траппер повернулась к Реджи и сказала:

— Ты ведь знаешь, что правил нет, — а Реджи сказала:

— Правда? — потому что с ходу могла выдать целую сотню — резать виноградины напополам, надевать шапочку, когда плаваешь, не говоря уж о сортировке мусора для последующей переработки. В отличие от мисс Макдональд, доктор Траппер относилась к переработке мусора очень серьезно.

Но доктор Траппер сказала:

— Нет, не таких правил. Как проживать жизнь — таких. Нет шаблона, нет плана жизни. Никто не смотрит, правильно ли мы поступаем, нет никакого «правильно», мы сами все придумываем по ходу дела.

О чем она толкует? Реджи не совсем поняла. Ее отвлекал детка — он бухтел и плескался, точно полоумное морское чудо-юдо.

— Реджи, надо помнить одну вещь: важнее всего любовь. Понимаешь?

Ну, это нормально — чуток в духе Ричарда Кёртиса,[34] но ничего.

— Яснее некуда, доктор Т., — ответила Реджи и взяла с батареи нагретое полотенце.

Доктор Траппер вынула детку из воды — детка был скользкий, хуже рыбы, — и Реджи его закутала.

— «Зная: когда погаснет свет, Любовь остается сиять», — сказала доктор Траппер. — Красиво, да? Это Элизабет Барретт Браунинг написала своей собаке.

— Флашу, — сказала Реджи. — Вирджиния Вулф о нем книжку сочинила.[35] Я читала по теме.

— Когда все исчезает, любовь остается, — сказала доктор Траппер.

— Ну знамо дело, — сказала Реджи.

Да только что проку? Вовсе никакого.

Ad Augusta per Angusta[36]

Это у нас, значит, живописный маршрут. Уж лучше кружным путем. Джексон мысленно приподнял шляпу перед всеми тремя «Дикси Чикс».[37]

Навигатор по причинам, известным ему одному, в пяти милях от деревни работать отказался. Видимо, где-то они свернули не туда, потому что Джексон очутился на одноколейке, что лениво петляла по пустынной долине. Мобильный не ловит, а радио уже некоторое время только трещит и шипит. В плеере остался диск, забытый предыдущим арендатором, — что должно случиться, недоумевал Джексон, отчего мне так отчаянно захочется услышать человеческий голос, чтоб я стал слушать Энию?[38]

Надо было взять айпод — слушал бы песни о разбитых сердцах, искуплении и добродетелях простого люда. И зря он выбросил карту; хотя вряд ли эти дороги подчинялись картографии. Если б не столб милей раньше, дорожным знаком заверивший Джексона, что они едут куда надо, он бы уже свернул. (Впрочем, стоит ли доверять знакам?)

Угрюмая красота пейзажа будила в Джексоне уныние, которое лучше бы наружу не выпускать. Здравствуй, мрак, мой старый друг.[39] Прагматику без капли воображения, счастливому кретину жить проще. «Насчет кретина — это ты угадал», — подтвердил голос его бывшей жены Джози в голове.

Дорога на этой земле натягивалась туго и, если не считать редких нырков, взбиралась все выше. Ходи Джексон пешком (господи спаси и сохрани), он бы называл себя в единственном числе, а в машине становился множественным. Они, мы, нас. Мы с машиной, биомеханический сплав человека с транспортом. Паломники на трассе Господней.