Н Лесков - Переписка

• Название: Переписка
• Автор: Н Лесков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Любящий вас Николай Лесков.

Пожалуйста, скажите мой поклон Софье Андреевне, Татьяне Львовне и Марье Львовне.

12. 1891 г. Января 4.

4 генваря 91 г. СПб. Фршт., 50, 4.

Досточтимый Лев Николаевич.

Получил я Ваши ободряющие строчки по поводу посланного Вам рождественского No "Петербургской газеты". Не ждал от Вас такой похвалы, а ждал, что похвалите за то, что отстранил в этот день приглашения "чистоплюев" и пошел в "серый" листок, который читает 300 тысяч лакеев, дворников, поваров, солдат и лавочников, шпионов и гулящих девок. Как-никак, а это читали бойко, и по складам, и в дворницких, и в трактирах, и по дрянным местам, а может быть, кому-нибудь что-нибудь доброе и запало в ум. А меня "чистоплюи" укоряли, - "для чего в такое место иду" (будто роняю себя); а я знал, что Вы бы мне этого не сказали, а одобрили бы меня, и я мысленно все с Вами советовался: вопрошал Вас: так ли поступаю, как надобно? И все мне слышалось: "двистительно" так и надобно. Я и дал слово Худекову дать ему рассказ и хотел писать "О девичьих детях" (по поводу варшавских и здешних детоубийств и "Власти тьмы"), а тут вдруг подвернулась этакая история с Михаилом Ивановичем Пыляевым. Я и написал все, что у нас вышло, без прибавочки и без убавочки. Тут с начала до конца все не выдумано. И на рассказ многие до сей поры сердятся, и Михаила Ивановича смущают спорами, так что он даже заперся и не выходит со двора, и болен сделался. Я ему Ваше письмо отнес и оставил для утешения; а одна купчиха ему еще ранее прислала музыкальную "щикатулку", - "чтобы не грустил". Он и не грустит о пропаже, а надоели и мне и ему со спорами: "к чему это касающе и сообразное". Тут и подоспело от Вас подкрепление, за которое Вас и благодарю. Под Новый год повреждал свое здоровье у Суворина шампанским вином и слышал от Алексея Сергеевича о присланном ему от Черткова рассказе, составленном Вами по Мопассану. Чертков пишет, чтобы "не изменять ни одного слова", а Суворин видит крайнюю необходимость изменить одно слово, - именно слово: "девка", имеющее у нас очень резкое значение. Я думаю, что эту уступку надо сделать, и советовал Суворину писать об этом прямо Вам, так как это дело будет короче, и есть возможность скорее сговориться. Положение Ваше в людях такое, как надо быть. "Ускоки" набегают и шпыняют в воздух в Вашем направлении. Зато Вы помогаете и "карьерам". Так, например, гнилозубый Аполлон, как 1 No цензуры иностранной, дал "брату Якову" поручение составить доклад о Ваших сочинениях на английском языке. "Брат Яков" трудился и гнусил: "Каково это мне: я должен его запрещать". И, разумеется, запретил. Тогда "Аполлон" сказал ему, что это ему "в воспитание", и затем, чтобы утешить его, привел к нему Лампадоносца и Терция... И возвеселися Иаков, и теперь уже не смущается, и "стих" против Вас сочинил и Никанора стихом же оплакал... И говорят, будто ему теперь "другой ход дадут". Страхов стал лепетать какой-то вздор. Владимир Соловьев держит себя молодцом, и с ним приятно спорить и соглашаться. Меня все занимало, как теперь у нас, о чем ни заговори - обо всем хотят судить "с разных точек зрения" - и потому все выходит поганое чисто и чистое погано. А Владимир Соловьев подметил у всех "три измерения": нигилистическое, православное и практическое. Александр Энгельгардт по одному из этих измерений оставил деревню и живет здесь, и сидит у Головина (Орловского) и у Лампадоносца, и поступает на службу инспектором сельского хозяйства с большим жалованьем; а ходатай за него Лампадонос, у которого жена доводится Энгельгардту племянницей. И Менделеев "тамо же приложися", - и примеры эти не останутся беспоследственны... Вспоминаешь Салтыкова: "Все там будем!"... Видеть Вас очень жажду и не откажу себе в этом; приеду один и с работою на 3-4 дня (если не стесню собой). Мне теперь хочется побыть с Вами вдвоем, а не в компании.

Любящий вас Н. Лесков.

Чистокровный нигилист А.Михайлов (Шеллер) ругает в "Живописном обозрении" Н.Н.Ге и напечатал картину, как "отец Иоанн" исцеляет больную... А заметьте, что этот их "отец Иоанн" называется "Иван Ильич". Усердно прошу сказать мой поклон графине Софье Андреевне, Татьяне Львовне и Марье Львовне. Я часто вспоминаю - как мне у Вас было хорошо. Повесть моя еще у меня, и я не спешу, - боюсь. Не переменить ли заглавия? Не назвать ли ее: "Увертюра"? К чему? К опере "Пуганая ворона", что ли?

13. 1891 г. Января 6.

Цензура не пропускает рассказа "Дурачок", корректуру я послал Вам вчера. Пожалуйста, не посылайте этого оттиска Черткову, а оставьте его у себя. Хотел бы знать о нем Ваше мнение.

Н. Лесков.

6 генв. 91. СПб.

Цензор (Пеликан) сказал Тюфяевой, издательнице "Игрушечки", будто им не ведено пропускать ничего, что пишете Вы и я, и обо всем "докладывать". Врет небось"!

14. 1891 г. Января 8.

8. 1. 91.

Не надокучил ли я Вам, Лев Николаевич, своими письмами? Все равно, простите. Чувствую тягость от досаждений, мешающих делать то, что почитаю за полезное, и томлюсь желанием повидаться с Вами, а этого сделать немедленно нельзя. От досаждений болею, а от болезни делаюсь излишне впечатлительным. Рассказ Черткову пошлите. Я согласился на дурацкие помарки цензора, и рассказ выйдет искалеченный, но все-таки выйдет. Пусть Чертков пробует искать с ним удачи, где знает. "Христос в гостях у мужика" запретили. Конечно, то же будет и с "Фигурой". Вероятно, то, что цензор сказал Тюфяевой, - правда: "Ничего не будут пропускать..." Сегодняшняя статья в "Новом времени" подбавит к этому охоты и форсу... Повесть свою буду держать в столе. Ее по нынешним временам, верно, никто и печатать не станет. Там везде сквозит кронштадтский "Иван Ильич". Он один и творит чудеса. На сих днях он исцелял одну мою знакомую, молодую даму Жукову и живущего надо мною попа: оба умерли, и он их не хоронил. На днях моряки с ним открыли читальню, из которой по его требованию исключены Ваши сочинения. На что он был нужен господам морякам? "Кое им общение?" "Свиньем прут" все в одно болото. Об Энгельгардте сказывают что-то мудреное, будто он "всех перехитрить хочет". Не наше дело знать про хитрецов. Видел в "Посреднике" книжечку "Новый английский милорд Георг" в обложке, напоминающей настоящего "английского милорда" лубочного... А содержание доброе, хотя и неискусное. Это тоже "хитрость", но она мне понравилась... Иван Иванович Горбунов уже прельстился этим и пишет "Еруслана", а мне захотелось написать "Бову-королевича" и с подделкою в старом, сказочном тоне... Что Вы на это скажете: делать или нет? Посмотрите - чем "Родина" начала венец нового лета Божией благости. Кланяюсь Вашим домашним.

Любящий Вас и благодарный Вам Лесков.

15. 1891 г. Января 9.

9 генваря. 91. СПб.

Получил от Вас большое письмо, Лев Николаевич, да только оно не ко мне писано, а пожалуй - к Николаю Николаевичу Ге. Прочел его, потому что думал, что Вы ошибкою написали меня "Николаевичем", все искал - что бы ко мне относилось, но, дочитав до конца, убедился, что ко мне тут ничто не направлено, и, очевидно, это письмо не ко мне, а адресованное ко мне пошло в Плиски. Возвращаю Вам это письмо, чтобы послать его по адресу, а сам боюсь это сделать, чтобы не направить письмо ошибочно. Нового ничего. Вчера видел Суворина, и он меня спрашивал: "не сердитесь ли, голубчик". Я отвечал - не сержусь. Это им нужно. Сегодня у них есть "Вор", такой же как мой. Суета сует.

Преданный Вам Н. Лесков.

16. 1891 г. Января 12.

12 генв. 91. СПб. Фршт., 50, 4.

Досточтимый Лев Николаевич.

Был у Суворина и дал ему прочесть Ваше письмо, в месте, касающемся рассказа. Суворин был очень рад тому, что этим путем получилась развязка, которой напрасно ожидали от Черткова. Теперь рассказ пойдет на следующей неделе. Изменения будут только в том, что придется выпустить слово "похоть" и заменить слово "девка", имеющее специальное значение, - словом "женщина". Что же касается заглавия, то мы его обдумывали втроем и остановились на предложенном мною названии по имени, то есть "Франсуаза". Это - самое удобное, простое, краткое, скромное и "приличное". Кроме того, по этому имени легко будет и вспоминать произведение. Ваше имя нигде упомянуто не будет. Думаю, что все это сделано как следует. Заглавия вроде "Сестра" или "Ошибка", по-моему, были бы хуже, чем "Франсуаза". Здоровье мое худо, а веселость, или, лучше сказать, желание шутить, нападает с досады. Смотришь, смотришь на всю окружающую благоглупость, да и сам задурачишься. Написал в самом архаическом "штыле" - "Сказание о протяженносложенном братце Иакове, - како изыде на ловитвы своя и усрете некоего льва, рыкающа при поляне, и осети его, и множицею брався с ним и растерза его, и обрете нескудно злата, на нем же и опочи в мире со ужики свои". Там же есть "эпизода" о Вышнеградском, "како плакася, иж рекут его вора быти", и поэты возводят его на Геликон и низводят на землю освященного и с новым именем - "Всевышнеградский". Смотрю, как "Иван Ильич" ходит к нам в больницу исцелять, и всегда бормочет только над одною больною, а разом о всех почему-то не молится. Предложил этот вопрос "сестрам милосердия", и они смутились... Область же его все расширяется "милостью Божиею", - так в день его юбилея, когда он (по отчетам хроникеров) съел подряд три обеда и "встал с удивительною бодростью" - председатель общества трезвости, именитый законоучитель Петербурга, протоиерей Михайловский ошибся мерою вина и, приняв на нутро более, чем можно главе трезвенных, - не встал вовсе, а был изнесен на руках своих духовных детей, и Иван Ильич его от этого не исцелил, а теперь сам избран на его место, так как он не пьет иного вина, кроме мадеры братьев Змеевых в Кашине. Кроме же этих событий, современная жизнь у нас не являет ничего достойного внимания. Поездку к Вам опять должен отложить, так как получил известие из Киева, что 20 генваря ко мне будут оттуда брат с племянницей. Вероятно, поеду тогда, когда они поедут назад через Москву, и я с ними, до Тулы.