Орхан Памук - Новая жизнь

• Название: Новая жизнь
• Автор: Орхан Памук
• Жанр: Современная проза
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-367-00390-1 (рус.); 975-470-445-7 (тур.)

Роман нобелевского лауреата Орхана Памука — книга о том, что такое радикальный подход к чтению. Кризис общества чреват упадничеством, попытками человека уйти от реальности в мир грез и мечтаний. Осман, герой романа «Новая жизнь», сумел обрести новый мир и новую жизнь, но слишком поздно…

---

Сколько я проспал — не знаю. Проснулся я в той же закусочной, но передо мной сидели совершенно другие люди, и я почувствовал, что на этот раз смогу рассказать Ангелу о том, где находится пункт отправления в великое путешествие, что подарит мне невероятные минуты счастья. Три парня рядом со мной вслух пересчитывали деньги на билеты. Одинокий старик положил на стол рядом с миской супа пальто и полиэтиленовый пакет, ложкой перемешивая и вдыхая пряный аромат своей горькой жизни. В полутьме, у пустых столов, официант, зевая, читал газету. Я сидел у замерзшего окна высотой от потолка до грязного земляного пола, а за окном стояла темно-синяя ночь — и автобусы, шум моторов которых звал меня в далекую страну.

В один из этих автобусов я и сел наобум. Ночь была на исходе, вскоре стало светать, взошло солнце — и залило мне глаза светом и сном. Кажется, я заснул.

Я садился в автобусы, выходил из них, я бродил по автовокзалам; опять садился в автобусы, спал в них, и дни сменялись ночами; я снова и снова садился в автобусы, ехал, выходил в городах и деревнях. Я был там, где средь бела дня наступала ночь. И говорил себе я: сколь решителен этот молодой путник, что доверился дорогам, которые приведут его в ту неизведанную страну.

4

Однажды, Ангел, холодной зимней ночью я ехал в автобусе — в одном из тех, в которые садился каждый день, ехал, не зная куда, не зная, где нахожусь и откуда держу путь, ехал много дней и ночей, не знаю — долго ли, коротко ли, быстро ли, медленно ли. Свет давно погасили. Я сидел сзади, справа, в шумном и усталом автобусе, между сном и явью, я не спал, я грезил и был ближе к призракам во тьме за окном, чем к собственным снам. Из-под прикрытых век я смотрел на чахлое дерево в бесконечной степи, освещенной косившими фарами дальнего света нашего автобуса, скалу с рекламным щитом одеколона, столбы линии электропередач, грозные огни проносившихся мимо редких грузовиков и одновременно смотрел фильм на экране телевизора, висевшего над креслом водителя. Когда говорила героиня, экран мутнел и становился лиловым, как пальто Джанан, — этот цвет когда-то проник мне в самое сердце, а когда говорил герой, суетливый парнишка, он становился бледно-голубым. Как всегда, я думал о тебе и вспоминал тебя, когда лиловый и бледно-голубой цвета вдруг объединились в рамке экрана. Но увы, они не поцеловались.

Именно в тот момент, на третьей неделе моих путешествий, как раз в середине фильма, меня охватило поразительной силы беспокойство, чувство утраты, боль ожидания… Я держал сигарету и стряхивал пепел в пепельницу, крышку которой скоро закрою резким ударом лба. Яростное, все усиливавшееся нетерпение, вызванное нерешительностью влюбленных, которые все никак не могли поцеловаться, превращалось в более глубокое и резкое чувство тревоги. Мне казалось, что приближается то самое истинное и сильное «нечто», кульминационная, напряженная тишина. Я услышал, как стонет во сне старик, дремавший рядом со мной, и повернулся к нему. Он сидел, прислонив лысую голову к темному, холодному, обледеневшему стеклу, и слегка покачивался. Сто километров и два маленьких, убогих, похожих друг на друга городка назад он рассказывал, какие страшные головные боли его мучают. Я предположил, что врач, с которым он собирался встретиться в больнице районного центра, где мы будем завтра утром, может быть, посоветует ему средство от опухоли — прикладывать голову к холодному стеклу, и, посмотрев на черную дорогу, опять сильно встревожился, чего со мной давно уже не было. Что со мной происходит, чего я так истово жду? Что за нетерпение овладело мной?

И вдруг что-то взорвалось с оглушительным грохотом. Я содрогнулся. Меня вышвырнуло из кресла. Я ударился о переднее сиденье, потом налетел на куски железа, жести, алюминия и осколки стекла, — эта сила швырнула меня на них с дикой яростью, и меня согнуло, разорвало, смяло. Но я тут же упал назад, а падая, увидел, что стал другим. И я вновь оказался в том же кресле.

Автобус абсолютно изменился. Я задумчиво продолжал сидеть в своем кресле и сквозь синий туман видел, как место водителя и кресла за ним превращаются в осколки, растворяются и исчезают.

Так значит, вот что я искал, вот чего желал! Как хорошо я знал то, что открыл в своем сердце — покой, сон, смерть и время! Я был и там, и здесь. Меня окружали покой и кровавая битва, беспокойная, как привидение, бессонница и нескончаемый сон, вечная ночь и стремительно убегавшее время. А потому я медленно поднялся с кресла — как в замедленной съемке — и прошел мимо трупа юного стюарда автобуса с распухшей рукой, переселившегося в страну мертвых. Из задней двери автобуса я попал в темный сад ночи…

В одном конце пустынного, бескрайнего сада был асфальт, засыпанный разбитым стеклом, а в другом, невидимом мне, начиналась страна, откуда не было пути назад. Я бесстрашно направился прямо в сумрак бархатной ночи, веря, что этот край безмолвия и есть та страна, много недель являвшаяся мне в мечтах манящим, ласковым раем. Я шел наяву, но словно во сне; я точно шел, но — не касаясь земли. Может, у меня не было ног, а может, я уже не мог ничего вспомнить, потому что теперь я был только там. Только там — и только я сам. Оцепеневшее тело и оцепеневшее сознание: я полон, я переполнен собой.

Где-то в сердце райской темноты я присел на краю скалы, потом лег. Надо мной — редкие звезды, рядом — настоящая скала. Я дотронулся до нее, чувствуя невероятное наслаждение от физического прикосновения. Говорят, в давние времена существовал такой мир, где прикосновение было прикосновением, аромат — ароматом, а звук — звуком. Звездочка, скажи, может ли то время, тот мир показаться этому? Я ведь видел в темноте собственную жизнь. Я ведь прочел книгу и нашел тебя. Если это и есть смерть, то я родился вновь. Потому что здесь и сейчас, в этом мире, я был совершенно новым существом — без прошлого, без воспоминаний. Я внимал зову безмолвия, зову, подобного которому никогда не слыхал, и спрашивал себя: для чего все это — автобусы, города, ночи? Для чего все эти дороги, мосты, лица? Зачем это одиночество, нападавшее по ночам, точно стая хищных птиц? Зачем бесконечные пустые слова, зачем время, у которого нет возврата? Я слышу, как что-то потрескивает во Вселенной и как тикают мои часы. Время — тишина трех измерений, сказала книга. И я сказал себе: я умираю, так и не поняв, что такое эти три измерения, так и не постигнув жизнь, мир и книгу, я больше никогда не увижу тебя, Джанан. Так я разговаривал с новыми, совершенно новыми звездами, когда вдруг меня посетила простая мысль. Я, оказывается, был ребенком, настолько маленьким, что не мог еще умереть! И, ощущая тепло крови, капавшей со лба на холодные руки, я почувствовал счастье оттого, что прикасался к вещам, чувствовал их запах и свет. Счастливый, я смотрел на этот мир и любил тебя, Джанан.

Позади, там, где я оставил несчастный автобус, на полной скорости врезавшийся в груженный цементом грузовик, висело цементное облако, напоминавшее волшебный купол, раскинувшийся над мертвыми и умиравшими. Из автобуса струился резкий синий свет. Злополучные пассажиры, оставшиеся в живых, и неудачники, которым вскоре предстояло умереть, осторожно, словно ступая на поверхность новой планеты, выходили через заднюю дверь автобуса. Мама, мама, вы остались — а я вышел; мама, кровь, точно мелкие монеты, оттягивает мои карманы… Я хотел поговорить с ними… С мужчиной в шапке — он полз по земле с пакетом в руках… С аккуратным солдатом, что, внимательно наклонившись, рассматривал дырку на штанах… Со старушкой, болтавшей взахлеб, так как ей представился удобный случай поговорить с самим Аллахом… Мне захотелось рассказать им о неповторимой и совершенной тайне времени. Ловкому страховому агенту, считавшему звезды, девушке, зачарованно смотревшей, как мать, рыдая, причитает над мертвым водителем, двум незнакомым усатым мужчинам, которые держались за руки, как влюбленные, и тихонько покачивались, танцуя от радости, что живы… Мне хотелось сказать им, что этот божественный момент свершения судьбы — милость, которую редко доводится получить при жизни таким рабам Создателя, как мы; а еще рассказать им, что ты, Ангел, показываешься лишь раз в жизни, в эти волшебные минуты под чудесным куполом из цементной пыли; и мне захотелось спросить у них — почему мы сейчас так счастливы? Вы, мать с сыном, крепко обнявшие друг друга, как беззаботные влюбленные, впервые в своей жизни плачете, не сдерживаясь, навзрыд; ты, милая женщина, только сейчас узнавшая, что кровь краснее помады, а смерть нежнее жизни; и ты, счастливая малышка с куклой, застывшая рядом с мертвым отцом, глядя на звезды… Скажите, кто дарует нам эту полноту, эту цельность, эту безупречность, это счастье? Внутренний голос произнес единственное: выход, выход… Но я уже понял, что теперь не умру. Пожилая женщина, которая умрет через несколько минут, повернулась ко мне и спросила, где помощник водителя, — ей хотелось прямо сейчас взять свои чемоданы, чтобы успеть утром на поезд, — лицо у нее было в крови. Ее окровавленный билет на поезд остался у меня…