Софья Тютчева - За несколько лет до катастрофы

• Название: За несколько лет до катастрофы
• Автор: Софья Тютчева
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Устраиваясь на новом месте, я встретила в коридоре главного камердинера государя Николая Александровича Радциха. Это был пожилой, очень почтенный человек, имевший много орденов и медалей. Он предложил мне показать комнаты их императорских величеств. Когда мы остались вдвоем, он обратился ко мне со следующими словами: «Софья Ивановна, мы все вас очень уважаем, избавьте нас от Анны Александровны. Она, ведь, может и государю повредить, а я при нём с восьмимесячного его возраста и очень ему предан». Я поблагодарила Николая Александровича за его отношение ко мне, но сказала, что он ошибается, думая, что я пользуюсь каким-нибудь влиянием и вообще занимаюсь исключительно тем делом, на которое приглашена. Но его слова ещё более утвердили меня во мнении, какое я уже давно составила об Ане.

Когда все собрались в Вольфсгартене, я обратилась к императрице с просьбой отпустить меня дней на десять в Париж. Мне хотелось повидать моего дядю барона Гюбера Пфеффеля, двоюродного брата моего отца. Кроме того, я считала более благоразумным уехать из Вольфсгартена на время пребывания там великой княгини Елизаветы Федоровны. Императрица знала об её расположении ко мне и относилась к этому как-то подозрительно. Возможно, что она воображала, что я восстанавливаю против неё великую княгиню и жалуюсь на неё. Итак, я отправилась в Париж, а когда вернулась, великая княгиня была уже на пути в Россию.

Вскоре после моего возвращения нас посетил император Вильгельм. Он пробыл в Вольфсгартене всего один день, и я видела его очень мало. Но впечатление о нём осталось такое же, что и год назад на «Штандарте». Он трепал по плечу госпожу Бранен, дурачился с фрейлиной Марией Александровной Васильчиковой и вёл себя несоответственно своему сану. Помню, что когда он уехал, государь и герцог хлопали в ладоши от удовольствия.

Великий герцог Эрнст-Людвиг очень мне понравился. Он был приятен в обращении, обладал большой долей здравого смысла и имел вполне правильный взгляд на воспитание детей. Незадолго до нашего отъезда он мне сказал, что заметил, как редко я вижу императрицу, тогда как, по своему положению воспитательницы, должна бы находиться с ней в постоянном общении, и что, с его точки зрения, это совсем ненормально. «Все это я высказал моей сестре и надеюсь, что теперь все пойдет у вас иначе», – заключил он. «Боюсь, ваше высочество, что вы мне только повредили», – ответила я. Действительно, мои опасения подтвердились, так как впоследствии императрица обвиняла меня в том, что я поссорила её с братом.

В ноябре мы выехали из Вольфегартена. Когда переехали русскую границу, императрица зашла в моё купе и сказала: «Какое счастье быть снова в России и слышать колокольный звон!»

29 августа 1911 года мы приехали в Киев на открытие памятника императору Александру II. Чудесная погода, живописный город, радостная встреча многочисленного народа – всё это произвело на меня самое светлое впечатление, о чём я и сообщила своим спутникам-сослуживцам во время завтрака во дворце. Среди них были дворцовый комендант Владимир Александрович Дедюлин и командир сводного полка Владимир Александрович Комаров. «Ну, а у нас совсем другое настроение», – ответил мне кто-то из них. «Сегодня утром схвачено несколько революционеров-террористов, но другие ещё гуляют на свободе. Когда вы будете выезжать с великими княжнами, смотрите в оба!» – «Я могу смотреть в четыре, – сказала я, рассмеявшись, намекая на пенсне, которое носила по причине сильной близорукости, – но это ни к чему не послужит. Вы должны нас оберегать, в вагоне вы говорили мне, что из Петербурга нас сопровождает охрана две тысячи человек!»

Открытие памятника состоялось на другой день, 30 августа. Мы присутствовали на литургии в Михайловском Златоверхом монастыре, а затем процессия двинулась дальним путем, мимо памятника святому Владимиру, так как по дороге были выстроены шпалерами киевские учебные заведения. Императрица и наследник приехали прямо на площадь. Я была с великими княжнами и во время шествия оказалась рядом со Столыпиным. «Подберите немного ваше платье, мне жалко ваше кружево», – обратился он ко мне. На мне было нарядное белое платье, вышитое бисером, с красивым кружевом на подоле.

Открытие памятника представляло очень торжественное зрелище, особенно было эффектно прохождение войск.

Вернувшись во дворец, я легла, по совету доктора Боткина, так как плохо себя чувствовала, и по этой же причине не была вечером на празднике в Купеческом саду.

1 сентября был назначен парадный спектакль. В театре давали оперу Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане». Помню, что в этот день Дедюлин очень волновался и почему-то торопил меня, чтобы я не опоздала. Императрица в театр не ездила. Государь, великие княжны Ольга и Татьяна и царевич Болгарский Борис занимали ложу налево от сцены. Статс-дама Елизавета Алексеевна Нарышкина, фрейлина Бюцова и я находились в ложе рядом с царской. В антракте перед последним действием партер опустел, вся публика, очень нарядная, вышла в фойе. В проходе, перед первым рядом, спиной к рампе, оставались только Столыпин, барон Владимир Борисович Фредерике (министр двора) и польский магнат граф Потоцкий. Вдруг я увидела, что в проходе между рядами кресел появился какой-то человек, посмотрел на царскую ложу (позднее я узнала, что великая княжна Ольга убедила государя выпить чаю и они перешли в аванложу) и спешно подошёл к группе у рампы. Раздался какой-то треск (как мне показалось) и крик в оркестре. Я вскочила и бросилась в царскую ложу. «Что случилось?» – взволнованно говорили великие княжны. «Какая-то ложа обрушилась», – предположила Ольга Николаевна. «Сверху упал бинокль», – сказал вошедший флигель-адъютант Александр Александрович Дрентельн. Но на это возразила Татьяна Николаевна: «А почему же Пётр Аркадьевич в крови?» В зале поднялся шум, крики, требования гимна. Государь вышел из аванложи, девочки старались его удержать, я тоже сказала: «Подождите, ваше величество». Он мне ответил: «Софья Ивановна, я знаю, что я делаю». Он подошёл к барьеру ложи. Его появление было встречено криками «ура» и пением гимна. В это время вошёл Фредерике и сказал по-французски государю: «Государь, Пётр Аркадьевич просил вам передать, что счастлив умереть за ваше величество». – «Я надеюсь, что нельзя говорить о смерти», – воскликнул государь. «Боюсь, что да, – ответил Фредерике, – так как пуля прошла через печень». Не могу последовательно описать, что было дальше. Государь и великие княжны уехали. Проводив их, я вернулась в ложу, где застала Нарышкину и Бюцову в истерике. Кое-как успокоив их, я поспешила поехать во дворец, что было не легко сделать, так как в царившей суматохе лакей с трудом разыскал мой экипаж. Во дворце также была полная растерянность. Дедюлин глотал валерьяновые капли, приходившие сообщали всякие слухи, между прочим о том, что назревает еврейский погром, так как преступник был еврей, и что киевские евреи бросились на вокзал, чтобы успеть уехать из города. «Да чего же вы боитесь? – сказала я Дедюлину. – Во-первых, здесь евреев нет, а во-вторых, вы же сами говорили, что у вас 2000 человек охраны». – «Да они все разосланы под Киев на маневры», – с отчаянием воскликнул он. «А мои конвоиры все на месте», – сказал командир конвоя князь Юрий Иванович Трубецкой и, обращаясь ко мне, добавил: «Помните, что я вам говорил в вагоне?» Дело в том, что по дороге в Киев, когда Дедюлин рассказывал нам о многочисленной охране, которую везут с собой, Трубецкой заметил: «А в нужный момент ни одного из них не окажется на месте!». Слова его вполне оправдались.

В коридоре дворца я встретила очень взволнованную императрицу. Она повторяла: «Как дадут знать бедной Ольге Борисовне» (жене Столыпина, рожденной Нейгардт). Ночь прошла тревожно. Конечно, я провела её без сна. Когда утром я пришла к детям, меня удивило то, что они были гораздо спокойнее, чем я ожидала, как будто ужасные впечатления предшествующего дня успели уже несколько сгладиться. Заметив моё недоумение, няня Марья Ивановна незаметно указала мне на галерейку – нечто вроде зимнего сада в нижнем этаже – и шепнула: «Он уже там» (она имела в виду г. Распутина). Тогда все стало мне ясно.

Не могу хотя бы приблизительно описать то, что происходило в Киеве в последующие дни. Государь ездил в Овруч, а затем на маневры в Чернигов. Императрица его не сопровождала. Перед больницей, где лежал раненый министр, стояли толпы народа, ожидая сообщений о его состоянии. Княжна Оболенская и я также ездили в больницу и беседовали с его родственницей Ольгой Михайловной Веселкиной, начальницей Александровского института в Москве. Её вызвали телеграммой, и она находилась при Столыпине в качестве сёстры милосердия. Она сказала нам, что надежды на выздоровление нет, и 5 сентября вечером Пётр Аркадьевич скончался.

Мы, свита, были в полном неведении, что делать. Отъезд из Киева намечался 6-го после возвращения государя из Чернигова. Но подобный отъезд казался нам каким-то бегством! Объясняли его тем, что при создавшемся положении охрана государя, если бы он присутствовал на похоронах Столыпина, была бы слишком сложна и ненадежна. Вполне допускаю, что это было правильно, но тем не менее мы все ощущали какую-то неловкость. Киевские дамы справлялись у статс-дамы Нарышкиной, в каких туалетах надо быть на проводах, о чём она доложила императрице, которая сказала ей, что траура нет. Однако на вокзале я не видела ни одной дамы в цветном платье: все были в сером или белом. Государь вернулся из Чернигова и, не заезжая во дворец, проследовал в больницу, где у тела Столыпина была отслужена панихида. В тот же день мы уехали из Киева.