Майкл Кокс - Смысл ночи

• Название: Смысл ночи
• Автор: Майкл Кокс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48919-0

«После убийства рыжеволосого я отправился в заведение Куинна поужинать устрицами» — так начинается история Эдварда Глайвера, высокоученого библиофила и пионера фотографии, а также хладнокровного убийцы. С детства Глайвер был убежден, что ему уготована великая судьба, это убеждение он пронес через учебу в Итоне и Гейдельберге — и вот случайное открытие подливает масла в давний огонь: Глайверу кажется, что теперь величие — в непосредственной досягаемости, рукой подать, а в придачу — немыслимое богатство, положение в обществе и великая любовь. И он не остановится ни перед чем, дабы получить то, что считает своим. Своим — по праву крови. Впервые на русском — один из удивительнейших бестселлеров нового века, книга, за права на которую разгорелась настоящая война, и цена вопроса дошла до беспрецедентных для дебютного романа полумиллиона фунтов стерлингов.

---

— Ты читал португальские сонеты миссис Браунинг? — промолвила она бесцветным и фальшивым тоном.

Я повторил свой вопрос.

— Любимая, в чем дело? Ты обещала написать мне сразу по возвращении, но не написала.

Эмили захлопнула книгу и раздраженно вздохнула.

— Ну ладно, почему бы не поставить тебя в известность. Нынче вечером я уезжаю в Лондон. Мне предстоит много хлопот. Мы с Фебом собираемся пожениться.

43 Dies irae[293]

Мир сузился до крохотной точки и поплыл куда-то в сторону, унося с собой все, что было прежде, все, что я знал и во что верил.

Не веря своим ушам, я стоял в той ужасной комнате словно вкопанный и чувствовал, как надежда и счастье вытекают из меня, точно кровь из перерезанной вены. Надо полагать, я на мгновение закрыл глаза, ибо я отчетливо помню, как открываю их снова и вижу, что мисс Картерет поднялась с кресла и теперь стоит у дивана, надевая плащ. Вероятно, она пошутила — женщины любят играть в такие игры со своими обожателями. Вероятно…

— Тебе нельзя здесь оставаться. Ты должен уйти немедленно.

Холодная, какая холодная! Суровая и холодная! Где моя милая девочка, моя нежная и любящая Эмили? Все такая же красивая — восхитительно красивая! Но это не она. В этой телесной оболочке сейчас заключено совершенно другое существо, неузнаваемое и страшное в своем гневе.

— Эдвард… мистер Глэпторн! Почему вы не отвечаете? Вы слышали, что я сказала?

Я наконец обрел дар речи.

— Слышал, но я не понял и по-прежнему не понимаю.

— В таком случае повторю. Вы должны уйти немедленно, иначе я позову подмогу.

Ее глаза метали молнии, а прелестные губы — губы, которые я целовал так часто, — сжались в нитку. В своем длинном черном плаще с капюшоном, суровая и грозная, она походила сейчас на злую колдунью из древней легенды, восставшую из глубин преисподней; и на мгновение я испугался — да-да, испугался. Перемена в ней была такой огромной, такой разительной, что я не мог уразуметь, как же такое произошло. Точно фотографический негатив: все белое теперь стало черным — черным, как ад. Или она одержима бесами? Внезапно сошла с ума? Может, это мне следует позвать подмогу?

Она круто повернулась — полы черного плаща разлетелись — и стремительно направилась к двери. В следующий миг я словно очнулся от сна. Колдунья? Вздор! Низкий обман, наглый и явный. Я его почуял нутром, распознал безошибочно.

Она уже потянулась к дверной ручке, когда я схватил ее за руку и рывком развернул к себе. Теперь мы стояли лицом к лицу, глаза в глаза, воля против воли.

— Отпустите меня, сэр! Вы делаете мне больно!

Она попыталась вырваться, но я держал крепко.

— Уделите мне минутку вашего времени, мисс Картерет.

Она увидела решимость в моих глазах, почувствовала силу моей хватки и, смирившись с неизбежным, перестала сопротивляться.

— Да, сэр?

— Давайте присядем на наш старый добрый диванчик у окна. Там так приятно беседовать.

Она скинула плащ и подошла к диванчику. Прежде чем последовать за ней, я запер дверь на ключ.

— Вижу, я ваша пленница, — сухо промолвила она. — Вы собираетесь убить меня?

— Для человека перед лицом смерти вы держитесь с завидным хладнокровием, — сказал я, стоя над ней.

Она лишь слегка пожала плечами в ответ и устремила взор в окно, на исполосованный ливнем сад.

— Вы упомянули о бракосочетании, — продолжал я. — С мистером Даунтом. Не стану скрывать, ваше заявление стало для меня в своем роде сюрпризом.

— Значит, вы еще глупее, чем мы думали.

Я твердо решил держаться с беззаботной бравадой, но, по правде сказать, я чувствовал себя беспомощным, как малое дитя. Конечно, я имел преимущество в физической силе — но какой в этом толк? Она обвела меня вокруг пальца, все в порядке, и опять Феб Рейнсфорд Даунт отнял у меня то, что по праву принадлежало мне. Потом я вдруг осознал, что безудержно смеюсь, смеюсь так сильно, что мне приходится вытирать слезы рукавом; смеюсь над своей глупостью, над своей непроходимой глупостью, заставившей меня довериться ей. Ах, если бы только я внял совету мистера Тредголда!

Она с минуту наблюдала за мной, пока я неверной поступью ходил взад-вперед по комнате, сотрясаясь от хохота, словно буйнопомешанный. Потом встала, гневно сверкая черными очами.

— Вы должны выпустить меня, сэр, иначе вам же будет хуже. Отоприте дверь, немедленно!

Проигнорировав требование, я быстро подошел к ней и швырнул обратно на диванчик. Она принялась стрелять глазами по сторонам, словно ища путь к бегству или какое-нибудь оружие, чтобы напасть на меня. Если бы только она тогда улыбнулась и сказала, что все это было лишь глупой шуткой! Я бы мгновенно заключил ее в объятья и все простил ей. Но она не улыбнулась. Она сидела очень прямо, тяжело дыша, яростно сверкая широко раскрытыми глазами — сейчас ставшими огромными как никогда на моей памяти.

— Позвольте поинтересоваться, любите ли вы мистера Феба Даунта?

— Люблю ли?

Она прижалась щекой к оконному стеклу и вдруг блаженно улыбнулась, словно в магнетическом трансе.

— Я спрашиваю единственно потому, что вы ясно дали мне понять — как и ваша подруга мисс Буиссон, — что он вам отвратителен.

— У меня нет слов, чтобы описать мои чувства к Фебу. Он мое солнце, моя луна, мои звезды. Он полновластный владыка моей жизни. — На запотевшем от дыхания стекле она начала медленно выводить пальцем букву, потом вторую: Ф-Е…

Уязвленный до глубины души и теперь по-настоящему разозленный, я оттолкнул ее руку прочь и рукавом стер буквы.

— Почему вы лгали мне?

Ответ последовал незамедлительно:

— Да потому что вы для меня ничто по сравнению с ним и потому что мне нужно было пичкать вас ложью, покуда вы не передадите мне свидетельства, удостоверяющие вашу подлинную личность.

Она бросила взгляд на портрет юного Энтони Дюпора в нарядном детском костюмчике, с синей лентой через плечо. Ее слова как ножом резанули по сердцу. В два широких шага я подошел к портрету и, приподняв его одной рукой, другой попытался открыть спрятанный за ним потайной шкапчик — но он оказался заперт.

— Не желаете ли воспользоваться ключом? — Она запустила руку в карман. — Я же обещала хранить все надежно. — Улыбаясь, она протянула мне маленький черный ключик.

По выражению ее лица я тотчас понял, что все пропало. Но даже в этой агонии отчаяния я все же взял ключ, вставил в замок шкапчика — и дверца отворилась. Схватив свечу со стола рядом, я заглянул внутрь, но ничего там не увидел. Я подступил ближе и пошарил рукой. Шкапчик, разумеется, был пуст.

— Вот видите, — услышал я голос мисс Картерет. — Все в порядке. Теперь никто никогда не узнает вашей тайны. Ни одна живая душа на свете.

Мне не было необходимости спрашивать, где бумаги. Они находились у него. Ключи от ворот моего вожделенного рая теперь находились в руках моего врага.

И тогда я понял, что потерпел поражение, что все надежды и мечты, которые я лелеял, рассыпались в прах.

Что тебе известно? Ничего.

Чего ты достиг? Ничего.

Кто ты такой? Никто.

Я все еще стоял спиной к ней, тупо глядя в пустой шкапчик, когда она заговорила, лихорадочным, восторженным шепотом:

— Я любила Феба, сколько себя помню. Даже в самом раннем детстве он был моим принцем, а я — его принцессой. Мы уже тогда знали, что однажды поженимся, и мечтали жить вдвоем в каком-нибудь огромном доме вроде Эвенвуда. Мой отец всегда питал к Фебу неприязнь и недоверие, но мы быстро научились изображать безразличие друг к другу на людях, а по мере взросления притворялись все искуснее. Никто никогда не заподозрил правды — лишь один раз, на званом обеде по случаю дня рождения лорда Тансора, мы потеряли бдительность. Всего-то ничего — быстро брошенный взгляд, — но отец заметил и рассердился на меня страшно, как никогда на моей памяти. Однако я убедила его, что он ошибается. Он поверил мне, разумеется. Он всегда мне верил. Мне все верят.

— Но ведь Даунт убил вашего отца! — вскричал я. — Как же вы можете любить его?

Последние несколько минут она все смотрела неподвижным взглядом сквозь затуманенное стекло, на котором начала писать имя своего возлюбленного, но сейчас повернула лицо ко мне, и я содрогнулся, увидев гневно горящие черные глаза и услышав звенящие нотки застарелой обиды в голосе.

— Я любила отца, но и ненавидела тоже — за то, что он ненавидел Феба и шел на поводу у своего необоснованного предубеждения, не позволявшего нам быть вместе. Думаю, все дело было в гибели моей сестры. Он хотел, чтобы я неотлучно находилась при нем, принадлежала ему одному. И я оставалась неизменно почтительной дочерью еще долго после своего совершеннолетия; я подчинилась воле отца, чтобы угодить ему и чтобы сдержать слово, данное моей любимой матушке, — я пообещала не расставаться с ним, покуда он жив. Однажды он сказал мне, что навсегда перестанет считать меня своей дочерью, если я выйду замуж за Феба, — а такого я не могла вынести. Но с его стороны было жестоко препятствовать велению моего сердца, когда он знал, что я бы по-прежнему любила и почитала его и никогда не бросила.