Майкл Кокс - Смысл ночи

• Название: Смысл ночи
• Автор: Майкл Кокс
• Издательство: Эксмо, Домино
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-699-48919-0

«После убийства рыжеволосого я отправился в заведение Куинна поужинать устрицами» — так начинается история Эдварда Глайвера, высокоученого библиофила и пионера фотографии, а также хладнокровного убийцы. С детства Глайвер был убежден, что ему уготована великая судьба, это убеждение он пронес через учебу в Итоне и Гейдельберге — и вот случайное открытие подливает масла в давний огонь: Глайверу кажется, что теперь величие — в непосредственной досягаемости, рукой подать, а в придачу — немыслимое богатство, положение в обществе и великая любовь. И он не остановится ни перед чем, дабы получить то, что считает своим. Своим — по праву крови. Впервые на русском — один из удивительнейших бестселлеров нового века, книга, за права на которую разгорелась настоящая война, и цена вопроса дошла до беспрецедентных для дебютного романа полумиллиона фунтов стерлингов.

---

Я мог бы еще много чего поведать о мистере Фебе Даунте, но не хочу отклоняться от главной своей цели.

Итак, вернусь к своему многолетнему труду над историей рода Дюпоров, к коему принадлежу и сам. Не стану утомлять читателя подробным рассказом о ходе работы, требующей кропотливого и терпеливого исследования бесчисленных письменных источников. Год за годом я медленно, но упорно изучал документы, собранные и сохраненные многими поколениями нашего рода, делая выписки и заметки, составляя черновые наброски.

В январе нынешнего 1853 года я писал начерно главу о периоде Гражданской войны, когда благосостояние семейства находилось под прямой угрозой. Между делом я случайно взглянул на незавершенный портрет первой жены моего кузена, ныне висевший у меня в кабинете. Со своими секретарскими обязанностями я на сегодня уже покончил и в ближайшие час-другой намеревался посвятить внимание истории семейства Дюпоров в период правления Карла I; но я сильно устал за день и сейчас, созерцая прекрасное лицо на портрете, вдруг невесть почему почувствовал острое желание еще раз взглянуть на архив леди Тансор, собранный мной после ее смерти. Вообще-то, отступать от логичного хода действий для меня в высшей степени нехарактерно — ведь я собираю материалы для задуманной «Истории рода Дюпоров» в строго хронологическом порядке. Однако тогда я поддался внезапному порыву и, поднявшись в архивную комнату, открыл окованный железом сундучок, куда почти тридцать лет назад убрал бумаги миледи.

Я снова просмотрел восхитительные эскизы и рисунки леди Тансор, особенно относившиеся к периоду жизни во Франции, и впервые прочитал стихи и прочие словоизлияния, которые мгновенно вызвали в моей памяти ее образ — столько было в них страсти, жизни и воодушевления. Затем я обратился к толстой пачке писем и, чтобы не терять времени даром, сразу принялся делать краткие пометки и выписки для своей надобности. Но по завершении работы я обратил внимание на одно курьезное обстоятельство.

После миледи осталась весьма обширная корреспонденция, включающая послания, написанные моим кузеном еще в пору ухаживания, и великое множество писем от родственников и друзей из западной Англии. При разборе большого количества бумаг я обычно сперва раскладываю их по датам и отправителям. Так я поступил и на сей раз, но, управившись с сортировкой, я с удивлением обнаружил, что часть писем отсутствует — а именно, письма от некой Симоны Мор, в замужестве Глайвер, давней детской подруги ее светлости. Начиная с августа 1816 года — года знакомства миледи с моим кузеном — упомянутая дама писала по меньшей мере раз в месяц, а порой два или три, но потом, в июле 1819 года, письма от нее прекратились и вновь стали приходить, с прежней частотой, только с октября 1820-го. Из посланий мисс Мор, вернее, миссис Глайвер, явствовало, что она состояла в чрезвычайно близких отношениях с первой женой моего кузена, а потому столь длительный перерыв в переписке — около пятнадцати месяцев — казался весьма странным.

В ряде других документов — счетах, квитанциях и прочих бумагах — наблюдался аналогичный хронологический пробел. Хорошенько поразмыслив и сверившись на предмет дат со своим личным дневником, я пришел к заключению, что имела место умышленная попытка изъять и, вероятно, уничтожить все документы, даже самые несущественные, за период с июля 1819-го, когда миледи уехала во Францию, до конца сентября следующего года, когда она вернулась к мужу.

Я попробовал осторожно выяснить у кузена, не осталось ли у него еще каких-нибудь бумаг первой жены. Похоже, не осталось. Я даже еще раз тщательно обыскал бывшие покои ее светлости и все прочие уголки дома, где они, по моему предположению, могли находиться. Но без всякого успеха. Озадаченный, я убрал письма обратно в сундучок.

V 23 октября 1853, воскресенье (продолжение)

Из моего дневника явствует, что нижеследующее письмо я получил 25 марта 1853 года.

Глубокоуважаемый мистер Картерет!

С прискорбием сообщаю вам, что моя сестра, мисс Джулия Имс, скончалась 21 числа сего месяца, в минувший четверг. Родственники и многочисленные друзья усопшей благодарят Бога, милосердно избавившего ее от жестоких страданий в последние часы жизни.

Перед смертью у сестры достало сил попросить меня, в высшей степени настойчиво, чтобы после ее кончины я письменно известила вас, что в нашем доме находятся некие документы, в свое время отданные ей на хранение, которые теперь непременно надлежит передать вам.

Посему я надеюсь, что вы при первой же возможности удостоите меня ответом, где укажете день и время, когда вам будет удобно нанести нам визит, дабы я смогла исполнить последнюю волю моей дорогой покойной сестры.

За сим, сэр, остаюсь искренне ваша

С. Макбрайд (миссис).

Мой кузен тогда находился на острове Уайт, где консультировал принца-консорта по каким-то вопросам, связанным с новой резиденцией[240] ее величества, и должен был вернуться еще не скоро, а потому я незамедлительно условился с миссис Макбрайд о встрече на следующей неделе.

Означенная дама, внешне очень похожая на свою покойную сестру, тепло приняла меня в хорошо обставленном доме на Гайд-Парк-сквер, в новом фешенебельном квартале Лондона, получившем название Тайберния.[241] После того как мы обменялись традиционными приветственными фразами и я выразил искренние соболезнования по поводу постигшей миссис Макбрайд утраты, она предложила мне чаю, но я вежливо отказался. Тогда хозяйка подошла к громоздкому комоду в углу комнаты и отперла ключом верхний ящик.

— Вот что хотела передать вам сестра.

В последний раз я видел эту вещь почти тридцать лет назад, на столе в гостиной миледи. Большая костяная шкатулка с выложенными перламутром инициалами «ЛРД» на крышке.

— И еще это. — Она вручила мне письмо, адресованное на мое имя.

Мы обменялись еще несколькими словами, и я откланялся. Поскольку на следующий день у меня были дела в городе, я по приезде снял комнату в гостинице «Хамам»[242] и теперь направился туда.

Я поставил шкатулку на стол в своем номере, не заглядывая в нее, и сперва распечатал письмо.

Как я и предполагал, это оказалось послание от мисс Имс — написанное нетвердым почерком и датированное за три дня до ее смерти. Привожу его здесь полностью.

Глубокоуважаемый мистер Картерет!

Не знаю, сколько еще мне осталось жить, знаю лишь, что недолго. Я не хочу отойти к Всевышнему, не исполнив последней воли моей дорогой подруги, покойной Лауры Дюпор, а посему поручаю своей сестре после моего ухода из греховного бренного мира передать вам, в согласии с предсмертным распоряжением вышепоименованной подруги, некую вещь, вверенную мне на хранение. Когда вы будете читать сии строки, я уже обрету избавление от боли и страданий и, прощенная милосердным Господом за все мои прегрешения, воссоединюсь в вечности с той, кому верно служила при жизни.

В последние годы жизни моя подруга жестоко мучилась совестью из-за совершенного ранее поступка, в котором она не могла признаться и который не могла исправить. Я — вместе с еще одной особой — являлась сопричастницей данного деяния, и моя совесть тоже отягощена виной, да так сильно, что порой терпеть невмоготу. Ибо я не сумела отговорить подругу от задуманного, хотя и пыталась неоднократно. Однажды я попросила вас никогда не думать обо мне плохо. Сейчас я призываю вас судить мой преступный поступок, заключавшийся в бездействии и умолчании, на основании принципов дружбы и доверия, которые, я знаю, вы ставите превыше всего, — ведь я торжественно поклялась, на Библии моей матушки, хранить тайну миледи, покуда она жива, и держать свое слово вплоть до времени, когда Всемогущему станет угодно забрать меня. Видит Бог, все эти годы я так и делала. Если я поступила дурно, выполнив обещание, данное возлюбленной подруге, тогда я молю о прощении — у Бога милосердного и справедливого, а равно у тех живых, кому могло повредить мое молчание.

Таким образом, дорогой мистер Картерет, я умираю с надеждой, что бумаги, ныне перешедшие в ваше владение, помогут вам исправить несправедливость, сотворенную моей подругой. Я не осуждаю и не виню ее за то, что она сделала, — ибо кто из нас без греха? Она была простой смертной, и ее ослепил гнев, проистекавший из пылкой преданности возлюбленному родителю. Она раскаялась в содеянном, искренне раскаялась, и пыталась искупить вину. Но она мучительно терзалась неотступными мыслями о своем грехе — таковым она считала свой поступок: эти мысли свели несчастную с ума, а потом довели и до могилы. Скоро я встречусь с ней, и сердце мое радуется.

Да благословит и хранит вас Бог. Молитесь обо мне, чтобы были отпущены мне беззакония и грехи мои покрыты.[243]