Николай Лесков - Штопальщик

• Название: Штопальщик
• Автор: Николай Лесков
• Жанр: Русская классическая проза

---

Сводчик вынул из комода китрадь, вздел очки, посмотрел в один лист, в другой, и говорит:

- Есть дом на все виды вам подходящий, но только прибавить немножко придется.

- Могу прибавить.

- Так надо дать до тридцати пяти тысяч.

- Я согласен.

- Тогда, - говорит, - всё дело в час кончим, и завтра въехать в него можно, потому что в этом доме дьякон на крестинах куриной костью подавился и помер, и через то там теперь никто не живёт.

Вот это и есть тот самый домик, где мы с вами теперь сидим. Говорили, будто здесь покойный дьякон ночами ходит и давится, но только всё это совершенные пустяки, и никто его тут при нас ни разу не видывал. Мы с женою на другой же день сюда переехали, потому что барин нам этот дом по дарственной перевёл; а на третий день он приходит с рабочими, которых больше как шесть или семь человек, и с ними лестница и вот эта самая вывеска, что я будто французский портной.

Пришли и приколотили и назад ушли, а барин мне наказал:

- Одно, - говорит, - тебе мое приказание: вывеску эту никогда не сметь переменять и на это название отзываться. - И вдруг вскрикнул:

- Лепутан!

Я откликаюсь:

- Чего изволите?

- Молодец, - говорит. - Вот тебе ещё тысячу рублей на ложки и плошки, но смотри, Лепутан, - заповеди мои соблюди, и тогда сам соблюдён будеши, а ежели что... да, спаси тебя господи, станешь в своём прежнем имени утверждаться, и я узнаю... то во первое предисловие я всего тебя изобью, а во-вторых, по закону "дар дарителю возвращается". А если в моём желании пребудешь, то объясни, что тебе ещё надо, и всё от меня получишь.

Я его благодарю и говорю, что никаких желаннее не имею и не придумаю, окромя одного - если его милость будет, сказать мне: что всё это значит и за что я дом получил?

Но этого он не сказал.

- Это, - говорит, - тебе совсем не надо, но только помни, что с этих пор ты называешься - "Лепутан", и так в моей дарственной именован. Храни это имя: тебе это будет выгодно.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Остались мы в своём доме хозяйствовать, и пошло у нас всё очень благополучно, и считали мы так, что всё это жениным счастием, потому что настоящего объяснения долгое время ни от кого получить не могли, но один раз пробежали тут мимо нас два господина и вдруг остановились и входят.

Жена спрашивает:

- Что прикажете?

Они отвечают:

- Нам нужно самого мусье Лепутана.

Я выхожу, а они переглянулись, оба враз засмеялись и заговорили со мною по-французски.

Я извиняюсь, что по-французски не понимаю.

- А давно ли, - спрашивают, - вы стали под этой вывеской?

Я им сказал, сколько лет.

- Ну так и есть. Мы вас, - говорят, - помним и видели: вы одному господину под Новый год удивительно фрак к балу заштопали и потом от него при нас неприятность в гостинице перенесли.

- Совершенно верно, - говорю, - был такой случай, но только я этому господину благодарен и через него жить пошёл, но не знаю ни его имени, ни прозвания, потому всё это от меня скрыто.

Они мне сказали его имя, а фамилия его, прибавили, - Лапутин.

- Как Лапутин?

- Да, разумеется, - говорят, - Лапутин. А вы разве не знали, через что он вам всё это благодетельство оказал? Через то, чтобы его фамилии на вывеске не было.

- Представьте, - говорю, - а мы о сю пору ничего этого понять не могли; благодеянием пользовались, а словно как в потёмках.

- Но, однако, - продолжают мои гости, - ему от этого ничего не помоглося, - вчера с ним новая история вышла.

И рассказали мне такую новость, что стало мне моего прежнего однофамильца очень жалко.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Жена Лапутина, которой они сделали предложение в заштопанном фраке, была ещё щекотистее мужа и обожала важность. Сами они оба были не бог весть какой породы, а только отцы их по откупам разбогатели, но искали знакомства с одними знатными. А в ту пору у нас в Москве был главнокомандующим граф Закревский, который сам тоже, говорят, был из поляцких шляхтецов, и его настоящие господа, как князь Сергей Михайлович Голицын, не высоко числили; но прочие обольщались быть в его доме приняты. Моего прежнего однофамильца супруга тоже этой чести жаждали. Однако, бог их знает почему, им это долго не выходило, но, наконец, нашёл господин Лапутин сделать графу какую-то приятность, и тот ему сказал:

- Заезжай, братец, ко мне, я велю тебя принять, скажи мне, чтобы я не забыл: как твоя фамилия?

Тот отвечал, что его фамилия - Лапутин.

- Лапутин? - заговорил граф, - Лапутин... Постой, постой, сделай милость, Лапутин... Я что-то помню, Лапутин... Это чья-то фамилия.

- Точно так, - говорит, - ваше сиятельство, это моя фамилия.

- Да, да, братец, действительно это твоя Фамилия, только я что-то помню... как будто был ещё кто-то Лапутин. Может быть, это твой отец был Лапутин?

Барин отвечает, что его отец был Лапутин.

- То-то я помню, помню... Лапутин, Очень может быть, что это твой отец. У меня очень хорошая память; приезжай, Лапутин, завтра же приезжай; я тебя велю принять, Лапутин.

Тот от радости себя не помнит и на другой день едет.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Но граф Закревский память свою хотя и хвалил, однако на этот раз оплошал и ничего не сказал, чтобы принять господина Лапутина.

Тот разлетелся.

- Такой-то, - говорит, - и желаю видеть графа.

А швейцар его не пущает:

- Никого, - говорит, - не велено принимать.

Барин так-сяк его убеждать, - что "я, - говорит, - не сам, а по графскому зову приехал", - швейцар ко всему пребывает нечувствителен.

- Мне, - говорит, - никого не велено принимать, а если вы по делу, то идите в канцелярию.

- Не по делу я, - обижается барин, - а по личному знакомству; граф наверно тебе сказал мою фамилию - Лапутин, а ты, верно, напутал.

- Никакой фамилии мне вчера граф не говорил.

- Этого не может быть; ты просто позабыл фамилию - Лапутин.

- Никогда я ничего не позабываю, а этой фамилии я даже и не могу позабыть, потому что я сам Лапутин.

Барин так и вскипел.

- Как, - говорит, - ты сам Лапутин! Кто тебя научил так назваться?

А швейцар ему отвечает:

- Никто меня не научал, а это наша природа, и в Москве Лапутиных обширное множество, но только остальные незначительны, а в настоящие люди один я вышел.

А в это время, пока они спорили, граф с лестницы сходит и говорит:

- Действительно, это я его и помню, он и есть Лапутин, и он у меня тоже мерзавец. А ты в другой раз приди, мне теперь некогда. До свидания.

Ну, разумеется, после этого уже какое свидание?

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Рассказал мне это maitre tailleur Lepoutant с сожалительною скромностью и прибавил в виде финала, что на другой же день ему довелось, идучи с работою по бульвару, встретить самого анекдотического Лапутина, которого Василий Коныч имел основание считать своим благодетелем.

- Сидит, - говорит, - на лавочке очень грустный. Я хотел проюркнуть мимо, но он лишь заметил и говорит:

- Здравствуй, monsieur Lepoutant! Как живёшь-можешь?

- По божьей и по вашей милости очень хорошо. Вы как, батюшка, изволите себя чувствовать?

- Как нельзя хуже; со мною прескверная история случилась.

- Слышал, - говорю, - сударь, и порадовался, что вы его по крайней мере не тронули.

- Тронуть его, - отвечает, - невозможно, потому что он не свободного трудолюбия, а при графе в мерзавцах служит; но я хочу знать: кто его подкупил, чтобы мне эту подлость сделать?

А Коныч, по своей простоте, стал барина утешать.

- Не ищите, - говорит, - сударь, подучения. Лапутиных, точно, много есть, и есть между них люди очень честные, как, например, мой покойный дедушка, - он по всей Москве стелечки продавал...

А он меня вдруг с этого слова враз через всю спину палкою... Я и убежал, и с тех пор его не видал, а только слышал, что они с супругой за границу во Францию уехали, и он там разорился и умер, а она над ним памятник поставила, да, говорят, по случаю, с такою надписью, как у меня на вывеске: "Лепутан". Так и вышли мы опять однофамильцы.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Василий Коныч закончил, а я его спросил: почему он теперь не хочет переменить вывески и выставить опять свою законную, русскую фамилию?

- Да зачем, - говорит, - сударь, ворошить то, с чего новое счастье стало, - через это можно вред всей окрестности сделать.

- Окрестности-то какой же вред?

- А как же-с, - моя французская вывеска, хотя, положим, все знают, что одна лаферма, однако через неё наша местность другой эфект получила, и дома у всех соседей совсем другой против прежнего профит имеют.

Так Коныч и остался французом для пользы обывателей своего замоскворецкого закоулка, а его знатный однофамилец без всякой пользы сгнил под псевдонимом у Пер-Лашеза.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые, под заглавием "Московский козырь (Маленький жанр)", - "Газета А. Гатцука", 1882, от 6 и 13 марта. С изменённым заглавием и с некоторыми изменениями в тексте вошло в сборник "Святочные рассказы" (1886).

Стр. 110. Maitr taileur - правильно: Maitre tailleur (портной).

Стр. 111. ...одна лаферма... - "Лаферм" - табачная фирма.