Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия

• Название: Изгнанник вечности, полная версия
• Автор: Сергей Гомонов
• Жанр: Научная Фантастика

Фраза-лидер:

«Сам себе и враг, и бог»…

Там, любознательный Путник, обнаружишь ты мир, полный всесильной магии, а также необычных явлений и знаний, носителями которых являются «бессмертные». Там люди при встрече говорили друг другу: «Да не иссякнет солнце в сердце твоем», а прощаясь: «Пусть о тебе думают только хорошее». Там «человек человеку — волк» (читай — друг), но может оказаться и так, что «человек человеку — человек». Не в лучшем смысле этого слова…

И когда человек явил свои пагубные стороны, позволил проявиться лжи, зависти, алчности, мелочности, ревности и беззаконию, явились в наш мир беды… Человек все-таки победил магию: он ее лишился…

Это история о том, как погибал Оритан. О том, как ори тяжело и скорбно искали себе новый дом взамен той ледяной пустыне, в которую превращалась их Колыбель. О том, как они любили и ненавидели, сражались за жизнь и погибали, побеждали и проигрывали.

Они стояли у истоков. Они сотворили наш нынешний мир. Они достойны того, чтобы мы, их потомки, знали о них.

На фоне быстрого угасания двух могущественных миров прошлого — Оритана и Ариноры — на Земле разворачиваются события, связанные с судьбой тринадцатого ученика целителя. Учитель всеми силами старается помочь тому вспомнить и осознать самое себя. Но слишком большое сопротивление со стороны объективной реальности лишь усугубляет ошибки Падшего Ала — того самого тринадцатого ученика, душа которого, однажды расколовшись, воплотилась сразу в трех телах.

Такая же беда произошла и с его попутчицей: отныне она воплощена в двух женщинах, которые… до смерти ненавидят друг друга, и речи о примирении не может и быть!

И остается лишь выяснить: в ком же из воплощений тринадцатого ученика затаился Минотавр — страж лабиринта, попасть в который можно лишь после жуткого испытания?!

КНИГА ПРЕДВАРЯЮЩАЯ ЦИКЛ

Приключения героев продолжатся в наше время в романе

«Душехранитель»

---

Мусоля в себе эти мысли и не замечая, что они уже начали идти циклом, хороводясь, одни и те же, друг за другом, он точно на ходулях прибрел к тому месту, которое прежде называл зимним садом.

Всё здесь спеклось в единый черный ком с торчащей во все стороны арматурой. Волки по привычке взбегали сюда, метались, скулили и поднимали горестный вой, пока их не отзывали назад.

— Они все были там, когда это случилось… — едва слышно пробормотал за плечом сосед, дом которого уцелел. — И те три семьи… — он, кажется, махнул куда-то рукой.

«И Саэти…» — подумал Фирэ.

Он уже сам увидел, как все было. Еще вчера он чуял, что с попутчицей стряслась беда… Беда… Хватит ли этого слова для того, чтобы обозначить конец жизни? И не только жизни попутчицы, но и его собственной…

Дым, крики боли, ужас… Чего еще он не видел там, в Рэйодэне и на Полуострове? Это все обыденно, почти каждый день в году был отмечен таким моционом. Так почему теперь его сердце стремится в землю и тянет его за собой? Почему он теряет способность дышать? Ведь ему все равно, он привык!

А может, нужно просто пошире открыть глаза, чтобы наконец проснуться? Может, все его нынешнее воплощение — чей-то долгий гипноз? Кто-то внушил ему глупости о катаклизме пятисотлетней давности, о Расколе, о том, что он родится в чужой семье… Вот сейчас он избавится от наваждения, откроет глаза уже по-настоящему и увидит над собой маму, настоящую маму — синеокую красавицу Танрэй. А Учитель, отец, подойдет и скажет: «Это был необходимый этап, мальчик. Жестокий, но полезный. Мы все рано или поздно подвергаемся этой проверке. Ты прошел, ты получил урок — и теперь все будет хорошо!» И улыбнется своей замечательной улыбкой маленького, но мудрого мальчишки, а в серых глазах запляшут солнечные зайчики…

— Будь все проклято! — заорал Фирэ в глухие небеса.

И взвыли волки, вторя ему, и заплакали женщины.

Потом он нашел себя на Самьенских Отрогах стоящим над пропастью. Впервые за всю историю Оритана Ассуриа застыла в своем беге по дну недавно образованного каньона, и здесь теперь тоже было тихо и безжизненно.

Фирэ видел, как что-то, отделившееся от него самого, стремительно падает вниз, светясь в темноте. Это была какая-то серебристая паутинка с очертаниями человеческого тела. Наверное, он очень напился… А самому ему пусто и безразлично. Это, видно, боль вылетела из него, напугавшись той выжженной пустыни, в которую обратилось его сердце!

— Мама! Мама! С тобой когда-то здесь случилось то же самое!

Юноша попятился и кое-как выкарабкался на берег. Что привело его сюда? Что удержало на краю в последний миг? А может, это сам Фирэ летит сейчас ко дну, оставив свою оболочку, получившую возможность созерцать или анализировать?

— О, мама! Как же больно и страшно было тебе в тот ужасный день!

Он сел прямо в снег. Он — Фирэ. Он родился восемнадцать лет назад в Эйсетти, в семье сына советника Корэя. У него есть брат Дрэян, старше него на десять лет. Полгода назад умер дед. Полгода назад попутчица Саэти уговаривала Фирэ бросить все и уехать отсюда. Вчера не стало ее. Вчера не стало родителей. Сегодня умер и Фирэ.

Юноша засмеялся, здоровой рукой вытащил из кармана плаща ополовиненную флягу и сделал большой глоток, обжигая рот и горло. А, так вот что привело его сюда! И почему он раньше никогда не пробовал этот эликсир забвения, прощающий всё и всех со всем примиряющий?

Фирэ побрел по сугробам обратно в город, а за ним бездомным псом тащился тот, светящийся, из пропасти. Каких неприятностей ему надо? Чего привязался, дурак? Катись назад, паутинчатая боль, без тебя легче! Не вспоминается ничего, ни капли… но это же и хорошо! Проклятье! Это же так хорошо!

Он попытался снова вспомнить день катаклизма полутысячелетней давности — и налетел на глухую стену. Но тут должна быть, всегда была дверь! «Отвали, сосунок, нет тут дверей! Тут стена, не видишь?» Он помотал тяжелой, кружащейся головой и решил зайти с другой стороны, не так далеко в прошлое. «Убирайся, щенок! — рявкнул некто, очень знакомый, в болезненно-желтом плаще. — Эти воспоминания только для того, кто умеет терпеть боль. Кто слабак — лишается памяти на будущее воплощение! И так всякий раз, пока не забудет все насовсем! Проваливай, малодушный, тебе не место за этой стеной!»

— Ну хотя бы прошлую, хотя бы предыдущую жизнь! — путающимся языком взмолился Фирэ.

Двери не было. Дверь была замурована, и кто-то гнал его прочь от свежей кладки с еще не просохшим раствором: «Вон! Ты хотел анестезии? Так живи себе в вечном наркозе!»

Он не помнил ничего. Вместе с его болью ушло и то, что было собственно им, что помнило всегда и всё.

Фирэ зашел в заброшенный парк и забрался на старые карусели, возле которых они в прошлый его приезд встретились с Саэти. Здесь он играл малышом, здесь они катались уже подростками, с попутчицей. В те времена Эйсетти еще жил, а люди не думали, не догадывались о том, что поджидает их впереди.

Забытье не приходило, а он тешил себя надеждой мертвецки напиться и замерзнуть прямо в этой скрипучей колыбельке на прокорм бездомным волкам. Вон как раз один — черный, поджарый — смотрит голодными золотыми глазами, ждет… Подожди немного, клыкастый, скоро ты наешься!

«Саэти! — вдруг теплым ручейком заструилось по жилам. — Мы ведь с нею поклялись тогда друг другу на Самьенском мосту!..»

И светящаяся паутинка, утомившись ждать, вдруг сорвалась с земли и летящей кометой устремилась в небо, клонясь к северу, в сторону океана.

Фирэ размахнулся и швырнул флягу в соседнюю карусель. Раненая рука слегка заныла — но только чуть-чуть, ведь боль его только что улетела вон, на север, к берегам Рэйсатру… Может, собралась наведаться к Дрэяну?

Прощай, боль! Прощай, атмереро! Без вас лучше!

Волк развернулся и потрусил прочь, вскоре потерявшись за стволами деревьев.

* * *

Теперь Диусоэро думал лишь о том, как вернуть клятву своему помощнику. Война все разгоралась и разгоралась. Старший кулаптр чувствовал, что обязан сохранить жизнь этому мальчишке, ученику Ала, который, в свою очередь, был учеником Паскома, а для Диусоэро Паском был самым уважаемым человеком на свете.

После гибели родных с Фирэ стало твориться что-то жуткое. Он приехал не в себе и в себя так и не пришел. Они больше не говорили по душам. Юноша вообще ни с кем больше не разговаривал, кроме как по необходимости — уточняя военный приказ или отвечая на какие-то бытовые вопросы.

А еще он отчаянно искал смерти. Он звал ее днем и ночью, готовый принять ее любую — лишь бы скорее.

При нервных срывах такое было у многих солдат, но у него это состояние не желало проходить. И не раз Диусоэро слышал, как вскрикивает во сне помощник, плачет и зовет атмереро.

Через полгода старший кулаптр понял, что ничего уже не вернется, как никогда не окажется Оритан в благодатной зоне экватора, где находился прежде. Ходячий труп по имени Фирэ настораживал и остальных офицеров. В пустых черных глазах на бледном лице не было ни единого намека на живую душу, никто не знал, чего можно ждать от такого существа. Которое, к тому же, имело убийственные навыки кулаптра и знало, как их применять по назначению. Он просто ходил. Просто произносил слова, если его спрашивали. Просто ел, пил, спал. И так же просто, не вглядываясь, убивал врагов. Но отныне его так и тянуло к смерти, он потерял интуицию, будто прежнего Фирэ заменили полуроботом-диппендеоре.

И вот однажды, когда снег уже превратился в слякоть, накануне давно уже не справляемого праздника Восхода Саэто, кулаптру Диусоэро представилась возможность спасти искалеченного мальчишку.

Перед тем вылетом Диусоэро распорядился так: Фирэ летит в авангарде, а ему самому придется координировать этот вылет с земли. Впервые за прошедшие полгода юноша оживился и с удивительным рвением сусликом поскакал к орэмашине. «Э-э-ге! — подумал Диусоэро. — Что-то тут нечисто!» Он уже успел отослать в ставку командования рапорт о рассредоточении своих помощников, и менять порядок было бы нарушением устава. А это значило, что действовать придется на свой страх и риск.

Диусоэро знал, что экипаж этой машины — все до одного проверенные (им же в свое время!) люди. Не болтуны и не стукачи. Значит, существовал простор для маневра.

Незаметно приблизившись к Фирэ, Диусоэро подчинил себе его волю и, пользуясь эффектом внезапности, смог вогнать в легкий, не вызывающий ни у кого подозрений, транс.

— Пришлось изменить комплектацию, — виновато доложил он орэ-мастеру. — Вы отправляетесь боевыми, без кулаптра.

Никто не удивился. Диусоэро и Фирэ вышли, а судно взлетело.

Юноша стоял, бессмысленно глядя себе под ноги и слегка покачиваясь на ветру. Казалось, тронь пальцем — и свалится навзничь. Старший кулаптр затащил его в окоп, завалил мешками и велел лежать, поскольку бой начался и надо было работать. Фирэ послушно вытянулся на мерзлой глине, более не шелохнувшись и почти не дыша.