Тарас Шевченко - Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги

• Название: Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги
• Автор: Тарас Шевченко
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ПЯТИ ТОМАХ

Том 5

---

Расставшись с милой, очаровательной землячкой, заехали мы в школу живописи к моему старому приятелю, А. Н. Мокрицкому{349}. Старый приятель не узнал меня. Немудрено: мы с ним с 1842 года не видались. Потом заехали в книжный магазин Н. Щепкина{350}, где мне Якушкин подарил портрет знаменитого Николая Новикова. Потом приехали домой и сели обедать.

Вечером был у О. М. Бодянского. Наговорились досыта о славянях вообще и о земляках в особенности. И тем заключил свой первый выход из квартиры.

19 [марта]

В 10 часов утра вышли мы с Михайлом Семеновичем из дому и, несмотря на воду и грязь под ногами, обходили пешком по крайней мере четверть Москвы. Я не видал Кремля с 1845 года. Казармовидный дворец его много обезобразил, но он все-таки оригинально прекрасен. Храм Спаса вообще, а главный купол в особенности безобразен. Крайне неудачное громадное произведение. Точно толстая купчиха в золотом повойнике остановилась напоказ среди белокаменной. Из Кремля прошли мы на Большую Дмитровку, зашли к Елене Константиновне Станкевич{351}, моей старой знакомой, напилися чаю, отдохнули и пошли в книжный магазин Н. М. Щепкина.

Из магазина возвратилися опять к Станкевич, где я встретил еще одну мою старую знакомую, Олимпиаду Ивановну Миницкую. Пообедали у Станкевич и в 6 часов вечера благополучно пешком же возвратились восвояси, дивяся бывшему.

20 [марта]

Мой неразлучный спутник и чичероне Михайло Семенович сегодня ставил себе банки, и я один, от 10 до 4 часов, месил московскую грязь. Поутру велел я кучеру вымазать себе сапоги добрым дегтем, вооружился и по Тверской отправился в Кремль. Полюбовавшися старым красавцем-Кремлем, прошел я к юному некрасавцу-Спасу, с целью посмотреть скульптурные работы. Но меня и на двор не пустили. «Не приказано», — сказал сторож. Я ему не противоречил и возвратился в Кремль. Полюбовавшись еще раз стариком, вышел я на Ильинку и потом на Покровку. Зашел к А. А. Сапожникову, моему спутнику из Астрахани до Нижнего. Болен — никого не принимает. И хорошо делает, потому что я весь облеплен грязью. Расспросил у будочника дорогу к почтамту и поплелся тихонько к Мокрицкому. Отдохнул у него, полюбовался эскизами незабвенного друга моего покойного Штернберга и пошел к уральскому казачине Савичу{352}. Взял у него летопись Велички, которую он получил от О. М. Бодянского два года тому назад для пересылки [мне] и держал у себя, сам не знает с каким намерением. От Савичева зашел в харчевню, напился чаю с кренделями и Страстным бульваром вышел на Дмитровку. Потом к старому Пимену и ровно в 4 часа пришел домой.

Вечером Михайло Семенович был готов на новые подвиги, и мы отправились к Станкевичам. Весело, не церемонно поболтали о Малороссии, о днях минувших, и на расставанье В. А. Станкевич подарил мне экземпляр стихотворений Тютчева{353}.

21 [марта]

В 10 часов утра, не пешком, а в пролетке, пустились мы с Михайлом Семеновичем Москву созерцать. По дороге заехали к сыну его Николаю. Выпили по стакану чаю и потягли далее. Заехали также по дороге к Кетчеру, встретили там Бабста. Кетчер подарил мне все издания своей компании{354}, кроме своего перевода Шекспира: он еще в типографии. А Бабст подарил свою речь{355} о умножении народного капитала, издание той же компании. Выпили у Кетчера по рюмке сливянки и поехали к Якушкину. Хозяина не застали дома, а милейшая хозяйка подарила нам по экземпляру портрета кн. Волконского, декабриста{356}, и мы раскланялись и поехали к Красным воротам к Забелину{357}. Это молодой еще человек, самой симпатической, кроткой физиономии, обитающий не в квартире, а в библиотеке. Он не совсем здоров, и я не решился просить его показать мне Оружейную палату, где он служит помощником Вельтмана. От Забелина поехали мы в книжный магазин Николая Михайловича, и тут расстался я с моим путеводителем.

Грешно роптать мне на судьбу, что она затормозила мой поезд в Питер. В продолжение недели я здесь встретился и познакомился с такими людьми, с какими в продолжение многих лет не удалось бы встретиться. Итак — нет худа без добра.

Вечер провел у своей милой землячки М. В. Максимович. И, несмотря на страстную пятницу, она, милая, весь вечер пела для меня наши родные задушевные песни. И пела так сердечно, прекрасно, что я вообразил себя на берегах широкого Днепра. Восхитительные песни! Очаровательная певица!

22 [марта]

Радостнейший из радостных дней! Сегодня я видел человека, которого не надеялся увидеть в теперешнее мое пребывание в Москве. Человек этот — Сергей Тимофеевич Аксаков. Какая прекрасная, благородная старческая наружность. Он нездоров и никого не принимает. Поехали мы с Михайлом Семеновичем сегодня поклониться его семейству. Он узнал о нашем присутствии в своем доме и, вопреки заповеди доктора, просил нас к себе. Свидание наше длилось несколько минут{358}. Но эти несколько минут сделали меня счастливым на целый день и навсегда останутся в кругу моих самых светлых воспоминаний.

После постного обеда в Троицком трактире отправился я домой с намерением приготовиться к ночному кремлевскому торжеству. Намерение мне не удалось. Прочитав статью в 3 № «Полярной звезды»{359} о записках Дашковой, в 11 часов я отправился в Кремль. Если бы я ничего не слыхал прежде об этом византийско-старо-верческом торжестве, то, может быть, оно бы на меня и произвело какое-нибудь впечатление, — теперь же ровно никакого. Света мало, звона много, крестный ход, точно вяземской пряник, движется в толпе. Отсутствие малейшей гармонии и ни тени изящного. И до которых пор продлится эта японская комедия?

В 3 часа возвратился домой и до 9 часов утра спал сном праведника.

23 [марта]

Христос воскрес!

В семействе Михайла Семеновича торжественного обряда и урочного часа для разговен не установлено: кому когда угодно. Республика. Хуже — анархия! Еще хуже — кощунство! Отвергнуть веками освященный обычай обжираться и опиваться с восходом солнца, это просто поругание святыни!

В 10-м часу пришел к Михайлу Семеновичу с праздничным поклоном актер Самарин{360} и сообщил ему очень миленькую эпиграмму Щербины{361}, которую при сем и прилагаю.

Боже! В каком я теперь упоении
С «Вестником русским» в руках,
Что за прекрасные стихотворения.
Ах!
Тут Данилевский, Плещеев таинственный,
Майков, наш флюгер-поэт.
Лучше же всех несравненный, единственный
Фет!
Много нелепостей патетических,
Множество фраз посреди,
Много и рифм. Но красот поэтических
Жди!

24 [марта]

Еще раз виделся с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым и с его симпатическим семейством и еще раз счастлив. Очаровательный старец! Он приглашает меня к себе в деревню на лето, и я, кажется, не устою против такого искушения. Разве попечительная полиция воспрепятствует.

От Аксаковых заехали к В. Н. Репниной, а от нее к актеру Шумскому{362}. Вкусили священной пасхи с вестфальской колбасой и поехали к Станкевичам. Не застали дома. Отправились в книжный магазин Н. М. Щепкина и комп., где и осталися обедать. Обед был званый: Николай Михайлович праздновал новоселье своего магазина и по этому случаю задал пир московской учено-литературной знаменитости. И что это за очаровательная знаменитость! Молодая, живая, увлекающаяся, свободная! Здесь я встретил{363} Бабста, Чичерина, Кетчера, Мина, Кронеберга-сына, Афанасьева, Станкевича, Корша, Крузе и многих других; я встретился и познакомился с ними как с давно знакомыми, родными людьми. И за всю эту полную радость обязан я моему знаменитому другу М. С. Щепкину.

В 8 часов вечера отправились к купцу Варенцову, музыканту и любителю искусств. Тут встретился я с некоторыми московскими художниками и музыкантами и, послушавши Моцарта и Бетховена и других великих представителей слышимой гармонии, в 11 часов удалились восвояси, дивяся бывшему.

25 [марта]

Многоуважаемый М. А. Максимович задал мне обед{364}, на который пригласил, между прочим, и ветхих деньми товарищей своих, Погодина и Шевырева. Погодин еще не так стар, как я его воображал себе. Шевырев старше и, несмотря на седенькую свою благопристойную физиономию, почтения к себе не внушает. Сладкий до тошноты старичок. В конце обеда амфитрион прочел в честь мою стихи собственного сочинения. А после обеда милейшая хозяйка пропела несколько малороссийских песен, и восхищенные гости разошлись кто куда, а я заехал к Сергею Тимофеевичу Аксакову с намерением проститься. Он спал, и я не имел счастия облобызать его седую прекрасную голову. До 9 часов пробыл я у Аксаковых и с наслаждением слушал мои родные песни, петые Надеждой Сергеевной{365}. Все семейство Аксаковых непритворно сердечно сочувствует Малороссии и ее песням и вообще ее поэзии. В 9 часов с Иваном и Константином Аксаковыми поехал я к Кошелеву{366}, где встретился и познакомился с Хомяковым и со стариком декабристом кн. Волконским. Кротко, без малейшей желчи, рассказал он мне некоторые эпизоды из своей 30-летней ссылки и в заключение прибавил, что те из его товарищей, которые были заточены поодиночке, все перемерли, а те, которые томились по нескольку вместе, пережили свое испытание, в том числе и он.