Тарас Шевченко - Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги

• Название: Автобиография. Дневник. Избранные письма и деловые бумаги
• Автор: Тарас Шевченко
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1956

СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ В ПЯТИ ТОМАХ

Том 5

---

ПРОШЕНИЕ

Желая посвятить себя изучению живописи под руководством г. профессора К. Брюллова{458} и с сею целию посещать художественные классы Императорской Академии и представляя при сем выданный мне от сей Академии на жительство билет и рисунки с натуры — прочих же документов никаких не имею, покорнейше прошу Совет Императорской Академии Художеств принять меня в число вольноприходящих учеников, посещающих художественные классы, причем обязываюсь ежегодно вносить следующую плату за билеты для входа в рисовальные классы и в точности исполнять все, что о вольноприходящих учениках постановлено, а равно посещать и классы наук по избранному мною роду художеств, в Академии преподаваемых; в случае же неисполнения сего, подвергаюсь строгой ответственности.

Тарас Шевченко подписался.

10 декабря 1840 года, [Петербург].

1841

3. Г. Ф. Квитке-Основьяненко*{459} — 19 февраля{460}

С.-Петербург, февраля, 19, 1841.

Либо проклятые почтари не довезли моего письма до вас, либо вы его прочитали и рассердились на меня. Что-нибудь да есть. Пусть же, что есть, то и будет, а я-таки снова буду просить вас, чтобы вы, буде ваша милость, прислали мне девичью сорочку, хорошо сшитую, плахту, лент этак две, и все. Пришлите, будьте добры. А если прислать нельзя, то ради великого бога, и высокого неба, и широкого моря, не сердитесь на меня, хотя действительно и есть за что. Как же это ни с того ни с сего, отродясь человека в глаза не видел, а прошу то, что надо купить за деньги и возможно еще и не за малые. Что ж мне делать!!! Нанял проклятую московку — и очень деликатную мадам — сшить мне девичью сорочку, — никак в толк не возьмет, хоть кол на голове теши, она — свое. Что тут делать! Попросил бы отца, мать, чтобы прислали, да вот, где их взять,

I на Україні
Я сирота, мій голубе,
Як і на чужині.{461}

Только и родни, что вы одни… Не оставьте же, любите меня, как я вас люблю, ни разу вас не видев. Вас не видел, а вашу душу, ваше сердце так вижу, как никто на всем свете. — Ваша Маруся{462} так мне вас рассказала, что я вас насквозь знаю. Ей-ей, правда, частенько сижу себе один в чужом доме и думаю: гора с горой не сходится, а человек с человеком столкнется. Вот как бы благословил милосердный бог нам с вами встретиться. Вот бы поговорили! ух, даже в жар бросило!! Конечно, если не умрем, то дождемся, хоть и не скоро, черт его дери, а когда-нибудь будет. Я, не вам будь сказано, пустился в живопись. Малость поздненько, а если, говорят, взялся, вези до конца. Не хочется, чтоб москали осмеяли. Ради этого самого я Академию не раньше оставлю, чем через два года. Через два года, может, прочтете в каком-нибудь журнале, что какой-то Шевченко нарисовал картину очень удачно, и за такое рисование Академия его (меня то-есть) посылает в Италию, в самый Рим. Весело, батьку, очень весело! Тогда запрягу лошадей — и прямехонько в Харьков. А пока это будет… я этим летом должен написать для Академии картину{463}, как наша чорнобровая дивчина молится богу, ложась спать. Так вот, видите, голубе, все есть, и модель, или — по-здешнему — натурщица, и все, что надо для художника, а одежи нет. Да и где ее здесь взять? Кругом москали да немцы, ни одной души крещеной. Просил бы кого-нибудь прислать с Украины, так, ей-богу, кроме вас не знаю никого, пришлите, будьте добры. Только сорочку, плахту и лент этак две, а я вам за то нарисую какую смогу картину, конечно, нашу или Марусю, или сердечную Оксану (ее уже печатают), или панну Сотникивну, как она, богобоязливая, сидя у окна, орарь шьет, нарисую, ей-богу, нарисую. И очень буду благодарить. Написал бы вам еще что-нибудь, да нет бумаги, и перо испортилось. Любите и вы меня, как я вас люблю, хотя бы наполовину так, коли есть за что. А ежели будет у вас время написать мне что-нибудь, то адрес мой таков: в Императорской Академии Художеств — разумеется, в С.-Петербурге. На квартире профессора Карла Брюллова — ученику Т. Шевченку.

4. Г. Ф. Квитке-Основьяненко* — 8 декабря{464}

С.-Петербург, 8 декабря 1841.

Извините, батьку, что нашлось, то и посылаю{465}, а Ганнусю сегодня на скорую руку сочинил, а и сам не знаю, удачно ли, нет. Поглядите вы на нее хорошенечко да и скажите чистую правду, если увидите, что она не вполне пристойна (а она мне такой кажется), то не отдавайте печатать. Пусть идет туда, откуда взялась. Еще посылаю вам кацапские стихи своей работы{466}. Ежели есть удачное — печатайте, а ежели нет — разожгите трубку, коли трубку курите. Это, видите, песня из моей драмы «Невеста», которую я писал для вас, трагедия «Никита Гайдай». Я переделал ее в драму. Я еще одну драму пишу{467}. Будет называться «Слепая красавица». Не знаю, что из нее будет, боюсь, чтоб не сказали москали mouvais sujet, ибо она, видите ли, из украинского простого быта. Ну их — москалей! Посылаю вам билеты на «Гайдамаков»{468}, раздайте, будьте добры, как умеете, они уже напечатаны. Да… ей-богу, стыдно сказать, не на что выкупить из типографии. Рисую вашу панну Сотникивну{469}. Хотел кончить до рождества, да и не знаю, потому тут теперь ни день, ни ночь, так, черт знает что. Проснешься утром, только примешься рисовать, глядь, уже и ночь. Такая напасть. Только кисти моешь, больше ничего. Спасибо вам и пану Артемовскому{470} за доброе слово. И спасибо всем, кто пишет по-нашему или о нашем. Кланяйтесь им, кого знаете и кто слыхал обо мне. Оставайтесь здоровы, не забывайте, а вас никогда не забудет

Т. Шевченко.

1842

5. А. А. Корсуну*{471} — 11–12 января{472}

[11–12 января 1842, С.-Петербург.]

МАРЬЯНА-ЧЕРНИЦА (Поэма)[6]

Вот так начинается моя «Черница», а что дальше будет, я и сам не знаю. Кажется, и трубки не курю, а клочки бумаги, на которых была написана «Черница», затерялись, надо будет сочинять наново. А пока что будет, напечатайте хоть то, что имею, только печатайте своею грамматикой, она мне очень полюбилась.

Т. Шевченко

6. Г. С. Тарновскому**{473} — 26 марта{474}

С.-Петербург, 1842, марта, 26.

Григорий Степанович!

Я думаю, вы меня хорошенько побранили за «Гайдамаков». Было мне с ними горя{475}, насилу выпустил цензурный комитет, возмутительно, да и кончено, насилу кое-как я их уверил, что я не бунтовщик. Теперь спешу разослать, чтобы не спохватились. Посылаю вам три экземпляра{476}, один возьмите себе, другой отдайте Николаю Андреевичу maestro Маркевичу, третий Виктору Забиле на заочное знакомство. По вашему реестру я поручил И. М. Корбе раздать экземпляры. Прощайте, желаю вам встретить весну весело. А у нас еще зима. Ваш покорный слуга

Т. Шевченко

Р. S. Чуть-чуть не забыл. Я слыхал, что у вас есть молоденькие дивчата. Не давайте им, будьте добры, и не показывайте моих «Гайдамаков», ведь там много такого, чего сам стыжусь. Пусть малость подождут, я им пришлю «Черницу Марьяну» — к пасхе думаю напечатать. Это уже будет не возмутительное.

Еще раз Р. S. Поправляйте, будьте добры, сами грамматику, а то так скверно держана корректура, что ну ее!

7. Г. Ф. Квитке-Основьяненко* — 28 марта{477}

С.-Петербург, 28 марта 1842 г.

«Напечатал, чтоб он лопнул», — вот так скажете вы, когда начнете читать моих «Гайдамаков»; а что скажете, прочитав, — не знаю. Не браните очень, если найдете что-либо неудачное, ибо написано и напечатано как попало; да я еще и до сих пор не знаю, получили ли вы мою «Утопленницу», посланную вам через Корсуна, и билеты на «Гайдамаков». Ежели у вас есть подписчики, напишите мне поскорей, потому что у меня только сто экземпляров осталось. Да ежели б вы не поленились прислать мне свои сочинения, хоть полэкземпляра, так, на память, то большое спасибо вам сказал бы.

Т. Шевченко.

Поцелуйте милого Гулака-Артемовского и отдайте ему книгу, а другую, не целуя, отдайте Корсуну.

8. Ф. Н. Королеву*{478} — 22 мая{479}

СПБ, 22 мая 1842.

Спасибо тебе, добрый человече, за ласковое слово, за деньги и за «Старину Запорожскую»{480}, спасибо и только спасибо, а больше ничего не имею. Прими, не гневаясь, «Гайдамаков», а за «Кобзарь» — извини. Нет ни одного. Напечатаю снова, пришлю не один экземпляр, с благодарностью шлю вам шесть экземпляров «Гайдамаков», и седьмой — вам на память; не забывайте меня, если есть чем меня помянуть. Лежу вот пятые сутки и читаю «Старину», хорошая книга, спасибо вам и Срезневскому. Я думаю кое-что из нее сделать, ежели здоров буду, там много такого, от чего даже облизываешься, спасибо вам. Напиши, будь добр, земляче, когда будет время, как там у вас, в Харькове, встретили моих «Гайдамаков», бранят или нет, напиши всю правду, и за всю правду скажет от всего сердца спасибо