Национальный эпос армянского народа - Давид Сасунский

• Название: Давид Сасунский
• Автор: национальный эпос армянского народа
• Жанр: Историческая проза

Переложение одного из вариантов эпоса в прозе, созданное поэтом и прозаиком Наири Зарьяном и переведенное на русский язык Н. М. Любимовым в 60-х года XX века.

---

Конь мой копыта не замочил,

Когда мы переплывали моря, -

Нынче ручьишко мне путь преградил,

Не пропускает меня!.. Что за вздор!

Мне кручи и пропасти – все нипочем,

А нынче какой-то щелястый забор

Встал на пути широком моем!

Мгер недобро поглядел на незнакомца.

– Стало быть, молокосос – это я, ручьишко – это тоже я, и щелястый забор – это тоже я? – спросил он. – Сходи с коня, схватимся врукопашную и поглядим, кто из нас двоих молокосос, кто из нас двоих ручьишко, кто из нас двоих щелястый забор.

Сошел Давид с коня.

– Обожди, – молвил он. – Я девушку отвезу в безопасное место – на вершину вон той горы – и приеду биться с тобой.

– Отвези, – сказал Мгер.

Отвез Давид девушку на гору, воротился. Схватились они с Мгером врукопашную.

Под их ногами земля взрыхлялась, расседалась. Пыль поднялась, небесный свод затмила, ни зги не было видно, а слышно было только, как в клубах пыли отец и сын от натуги пыхтели. Пот ручьями стекал с их лиц и землю в грязь превращал.

Отпустили они друг друга, палицы схватили, стали палицами друг друга охаживать. От взмахов палиц вихрь поднялся, вырвал у Давида платок и унес. Нес, нес, нес и наконец бросил к порогу Хандут.

Узнала она платок мужа, поднялась на кровлю, смотрит – весь мир задернут завесою пыли. «Это платок Давида, – сказала она себе. – Наверно, сын с отцом встретились, не узнали друг друга – и давай драться».

Села Хандут-хатун на белого коня и полетела на поле битвы. Грохот и гром катились по горам и долам. Под облаками пыли две твердыни били друг друга в грудь. Собрались люди, издали глазеют, а ближе подойти не решаются. Закричала тут Хандут-хатун не своим голосом:

Давид! Это я взываю к тебе!

Ты просьбу мою исполни, уважь!

Голубчик Давид, не бей! Не убей!

Это Мгер, это сын единственный наш!

Куда там! Ничего не слышат отец и сын. Глаза у обоих были налиты кровью, и бились оба не на жизнь, а на смерть. Приблизилась Хандут, смотрит – у Давида силы убывают, а у Мгера прибывают. Закричала тут Хандут-хатун не своим голосом:

Мгер! Внемли материнской моей мольбе,

Пусть истошный мой вопль до тебя долетит!

Я прошу тебя: больше не бей! Не убей!

То отец твой родной, то всеславный Давид!

Ни отец, ни сын не прислушались к ее голосу. Бились они, словно буйволы, которых в первый раз выпустили весною из хлева, бились не на жизнь, а на смерть. Раскинула руки Хандут-хатун и, проливая потоки слез, воззвала:

Горы! Докличьтесь Кери поскорей -

Пусть он разнимет богатырей!

Не тут-то было! Родные – муж и сын – мольбе ее не вняли, а горы и подавно.

Не знает Хандут-хатун, как ей быть. Руки заламывает, волосы рвет на себе и снова взывает:

Ветер крылатый, лети

И нашепчи Кери:

"Бой роковой прекрати,

Сына с отцом примири!"

Тут Мгер, шумно дыша, повалил отца и коленом его прижал.

– Эй, эй, молодец, легче! – вскричал Давид. – Этак ты меня убьешь. А что ты скажешь моему удалому сыну?

– Кто твой сын?

– Мгер. У него на правой руке золотое запястье.

– Вот тебе раз! – воскликнул Мгер. – Чтоб у меня отсохла рука! Я же чуть отца не убил!..

Тут он заплакал, припал к стопам отца, поцеловал ему руку.

– Прости, отец! – молвил он.

Давид был уязвлен и гнев свой сдержать не мог.

– Мгер! – сказал он. – Ты вступил со мною в единоборство, ты меня повалил, ты меня опозорил. Молю праведного Бога, чтобы ты был бессмертен, но и бездетен.

Как услыхал Мгер отцово проклятье, в тот же миг вскочил на коня и поскакал в Капуткох.

Дорогой в ушах его звучали слова отца: «…чтобы ты был бессмертен, но и бездетен».

В Капуткохе Мгер созвал сорок неженатых юношей, сорок молодых девушек, сел с ними за стол и, чтобы заглушить отцово проклятье, упился сорокалетним гранатным вином.

Давид, Хандут и девушка прибыли в Сасун. Давид был весь в крови.

– Хандут! – сказал он. – Нагрей воды, я хочу вымыться. Разделся Давид, в корыто большое влез.

Посмотрела Хандут на правое его плечо, видит: Ратный крест стал черный, как сажа.

Ахнула Хандут-хатун и горько заплакала.

– Ты что, Хандут? – спросил ее муж.

– Давид! – сказала она. – Ратный крест у тебя на плече стал черный, как сажа.

И тут вспомнил Давид клятву, что дал он Чымшкик-султан, и ударил себя рукой, по лбу.

– Ах! – простонал он. – Я клятвопреступник! Вот почему Мгер меня и осилил. Я поклялся ей, что вернусь через семь дней, а прошло семь лет!

– Не уезжай, Давид! – молвила Хандут-хатун. – Счастье тебе изменило.

Ты преступил клятву и утратил былую силу. Сражаться ты больше не можешь.

– Нет, – молвил Давид, – мое слово крепко. Я еду.

Взял Давид меч-молнию, сел на Конька Джалали, поехал в Хлат, коня перед самым дворцом осадил.

Высунулась в окно Чымшкик-султан.

– Давид! – сказала она. – Ты дал мне клятву воротиться через семь дней, а прошло уже семь лет. Я так и не вышла замуж – все тебя жду.

– Я забыл свою клятву, – признался Давид. – А нынче вспомнил и вот, как видишь, приехал. Выходи – сразимся.

– Дай мне час времени, – сказала Чымшкик-султан. – Я только надену доспехи, вооружусь и выйду к тебе.

Давид привязал коня у ворот:

– Конь мой пусть побудет здесь, а я пока что пойду в реке искупаюсь.

Разделся Давид ,и вошел в реку.

Берег зарос густым камышом. Дочь Чымшкик-султан спряталась в камыше. Прицелилась она, тетиву натянула и пустила стрелу. Полетела ядовитая стрела, вонзилась Давиду в спину, сердце пробила и вышла через грудь.

Взревел Давид, как семьдесят буйволов. Рев его долетел до Сасуна.

– Ой, горе, горе! – воскликнул Кери-Торос. – Погиб Давид, осиротело наше Сасунское царство!

Тут Горлан Оган как крикнет:

– Дави-и-ид!.. Не бойся! Мы на помощь к тебе идем!

Сели на коней Кери-Торос, Горлан Оган, Чинчхапорик, Хор-Манук, Хор-Гусан и помчались к реке Хлат.

– Давид, мальчик ты мой! Кто пустил в тебя стрелу? – опросил Кери-Торос.

– Не знаю. Кто-то из камыша, – отвечал Давид.

Пошли сасунцы в камыш, долго искали, наконец увидели пригожую девушку, лежавшую на спине. Ее так напугал рев Давида, что она умерла от страха.

То была дочь Чымшкик-султан от Давида. Когда Давид про это узнал, то сказал:

– Это мое семя. Я нарушил клятву, и семя мое меня погубило.

Произнес эти слова Давид – и скончался. Приказал долго жить.

Конек Джалали взбесился. Вскочил на дыбы, оборвал привязь и поскакал. И сколько прохожих ни встречал он на своем пути, всех топтал копытами; сколько лошадей и другого скота ни встречал, всех топтал, убивал. Вихрем прилетел он в Сасун и остановился у дворца Хандут.

Вышла Хандут, смотрит – конь прискакал, а хозяина нет.

…Кери-Торос сказал:

– Давайте посадим Давида в седло, привяжем к коню, чтобы не упал, и двинемся в Сасун джигитуя, с песней на устах – может статься, Хандут не догадается, что умер Давид.

А Хандут-хатун глядит на все четыре стороны – живым или мертвым вернется Давид?

Смотрит, все люди едут – песни поют, джигитуют, только Давид неподвижно сидит в седле, ни направо, ни налево не наклоняется, в играх участия не принимает.

Догадалась Хандут-хатун, что ее Давид мертв, и застонала, запричитала:

Достойный пришел,

Недостойный пришел,

Лишь удалый Давид

Домой не пришел.

Верго стоял с нею рядом на кровле.

– Не плачь, Хандут-хатун! – сказал он. – Давид умер, но тебе в утешенье остался я. Удальца Давида ты лишилась – теперь я буду твоим мужем и господином.

Как услышала Хандут-хатун гадкие эти слова, поднялась она на крепостную стену, молвила:

– Умер Давид – и солнце для меня погасло. Нет у меня больше в жизни отрады.

И бросилась вниз.

Головой ударилась о камень, в камне пробила яму, и превратился тот камень в ступу.

Где ударилась грудью Хандут-хатун, там, под сасунской крепостью, доныне бьют два ключа.

Куда упали семь кос Хандут-хатун, там до сей поры высятся семь черных столбов.

Ступа еще и сейчас лежит подле крепости – сасунцы в ней просо толкут.

Отцы города Сасуна, сорок епископов, сорок архимандритов, сорок священников и простой люд сасунский завернули Давида и Хандут в саваны, друг с другом связали, а затем, молитвы творя, плача, рыдая, на Цовасар понесли и там погребли возле храма Богородицы-на-горе.

Семь дней скорбел Сасун.

Умерли Давид и Хандут. А вам и детям вашим долго жить приказали.

Ветвь Четвёртая. Мгер Младший

Пусть будет добром помянут сасунский Младший Мгер!