Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»

• Название: «Мой бедный, бедный мастер…»
• Автор: Михаил Булгаков
• Жанр: Советская классическая проза

Известный знаток творчества Михаила Булгакова В.И.Лосев реконструировал исто рию создания одного из самых известных романов XX века. В томе представлены все сохранившиеся важнейшие редакции романа. Каждый из текстов заметно отличается от последующих, каждый по-новому интерпретирует описываемые события и героев «за катного» романа, добавляя к ним новые яркие штрихи…

Представлен в томе и канонический текст «Мастера и Маргариты».

Для любящих творчество М.А.Булгакова чтение этого подробно и со знанием дела откомментированного тома – увлекательнейшее занятие. Читатель проследит эволю цию замысла, увидит, как крепла рука мастера, как преображалось произведение, связанное тончайшими нитями с современной писателю действительностью.

---

Осмотревшись, Маргарита почувствовала теплое и мохнатое у ле вой ноги. Это был Бегемот. Он волновался и в нетерпении потирал лапы.

– Ой, ой, – восторженно говорил Бегемот, – ой, сейчас, сейчас. Как ударит и пойдет!

– Да уж, ударит, – бормотал Коровьев, так же как и все, глядя вниз, – я предпочел бы рубить дрова… По-моему, это легче.

– Я предпочел бы, – с жаром отвечал кот, – служить кондукто ром в трамвае, а уж хуже этого нет работы на свете!

Волнение кота заразило и Маргариту, и она шепнула Коровьеву:

– Но ведь никого нет, а музыка гремит…

Коровьев усмехнулся и тихо ответил:

– Ну, за народом дело не станет…

– Музыка гремит, – почтительно сказал кот, обращая к Маргари те сверкающие усы, – я извиняюсь, правильно. Ничего не может быть хуже, чем когда гость мыкается, не зная точно, что делать, куда идти и зачем, и сморкается. Такие балы надо выбрасывать на помой ку, королева!

– Первым приехавшим очень трудно, – объяснял Коровьев.

– Пилят очень после бала мужей. «Зачем спешили?.. Видишь, ни кого нету! Это унизительно…» – писклявым голосом изображал пи лящих жен неугомонный кот и вдруг остановился и переменил инто нации. – Раз, два… десять секунд до полуночи! Смотрите, что сейчас будет!

Но десять секунд пробежали, и ничего ровно не произошло. Мар гарита, капризно оттопырив губу, презрительно щипнула за ухо ко та, но тот мигнул и ответил:

– Ничего, ничего, ничего. Еще запроситесь отсюда с поста!

И еще десять секунд протащились медленно, как будто муха тащи лась по блюдечку с вареньем.

И вдруг золотая прислуга внизу шевельнулась и устремилась к ка мину, и из него выскочила женская фигура в черной мантии, а за нею мужчина в цилиндре и черном плаще. Мантия улетела куда-то в руках лакеев, мужчина сбросил на руки им свой плащ, и пара – нагая жен щина в черных туфельках, черных по локоть перчатках, с черными перьями в прическе, с черной сумочкой на руке и мужчина с боро дой, во фраке стали подниматься по лестнице.

– Первые! – восторженно шепнул кот.

– Господин Жак Ле-Кёр с супругой, – сквозь зубы у уха Маргари ты зашептал Коровьев, – интереснейший и милейший человек. Убежденный фальшивомонетчик, государственный изменник и не дурной алхимик. В 1450-м году прославился тем, что ухитрился отра вить королевскую любовницу.

– Мы так хохотали, когда узнали, – шепнул кот и вдруг взвыл: – Аншанте!

Ле-Кёр с женой были уже вверху, когда из камина внизу появились две новые фигуры в плащах, а следом за ними третья.

Жена Ле-Кёра оказалась перед Маргаритой, и та улыбнулась ей так ясно и широко, что самой ей стало приятно. Госпожа Ле-Кёр со гнула колени, наклонилась и поцеловала колено Маргариты холод ными губами.

– Вотр Мажесте*, – пробормотала госпожа Ле-Кёр…

– Вотр Мажесте, – повторил Ле-Кёр, и опять холодное прикос новение губ к колену поразило Маргариту…

– Вотр Мажесте, же лоннёр**… – воскликнул Коровьев и, даже не сочтя нужным продолжать, затрещал: – Эн верр***…

– Милль мерси! – крикнул в ответ Ле-Кёр…

– Аншанте!-воскликнул Азазелл о.

Молодые люди уже теснили мадам Ле-Кёр к подносу с шампан ским, и Коровьев уже шептал:

– Граф Роберт Лейчестер… По-прежнему интересен… Здесь ис тория несколько иная. Этот был сам любовником королевы, но не французской, а английской, и отравил свою жену.

– Граф! Мы рады! – вскричал Коровьев.

Красавец блондин в изумительном по покрою фраке уже целовал колено.

– Я в восхищении, – говорила Маргарита.

– Я в восхищении, – орал кот, варварски выговаривая по-англий ски.

– Бокал шампанского, – шептали траурные молодые люди, – мы рады… Графа давно не видно…

Из камина тем временем одни за другими появлялись черные ци линдры, плащи, мантии. Прислуга уж не стояла строем, а шевели лась, цилиндры летели из рук в руки и исчезали где-то, где, вероят но, была вешалка.

Дамы иногда задерживались внизу у зеркала, поворачиваясь и пальцами касаясь волос, потом вдевали руку в руку кавалера и лег ко начинали подниматься на лестницу.

– Почтенная и очень уважаемая особа, – пел Коровьев в ухо Мар гарите и в то же время маша рукою графу Лейчестеру, пившему шам панское, – госпожа Тофана.

Дама с монашески опущенными глазами, худенькая, скромная, поднималась по лестнице, опираясь на руку какого-то черненького человека небольшого роста.

Дама, по-видимому, любила зеленый цвет. На лбу у нее поблески вали изумруды, на шее была зеленая лента с бантом, и сумочка зеле ная, и туфли из зеленого листа водяной лилии. Дама прихрамывала.

– Была чрезвычайно популярна, – рассказывал Коровьев, – сре ди очаровательных неаполитанок, а ранее жительниц Палермо, * Ваше величество (фр.). ** Ваше величество, имею честь (фр.).

*** Бокал (фр.).

и именно тех, которым надоели их мужья. Тофана продавала таким… Ведь может же в конце концов осточертеть муж?

– О, да, – смеясь, ответила Коровьеву Маргарита.

– Продавала, – продолжал Коровьев, – какую-то водичку в ба ночках, которая прямо чудесно помогала от всех болезней… Жена вливала эту водичку в суп, муж его съедал и чувствовал себя прекрас но, только вдруг начинал хотеть пить, затем жаловался на усталость, ложился в постель, и через два дня прекрасная неаполитанка была свободна, как ветер.

– До чего она вся зеленая! – шептала Маргарита. – И хромая. А зачем лента на шее? Блеклая шея?

– Прекрасная шея, – пел Коровьев, делая уже приветственные знаки спутнику Тофаны, улыбаясь во весь рот, – но у нее неприят ность случилась. Хромает, потому что на нее испанский сапог наде вали, а узнав, что около 500 неудачно выбранных мужей, попробовав ее воду, покинули и Палермо и Неаполь навсегда, сгоряча в тюрьме удавили. Я в восхищении, – заныл он.

– Госпожа Тофана! Бокал шампанского… – ласково говорила Маргарита, помогая хромой подняться с колена и в то же время всматриваясь в плаксиво улыбающегося ее спутника.

– Королева! – тихо восклицала Тофана.

– Как ваша нога? – участливо спрашивала Маргарита, восхища ясь своею властью легко говорить на всех языках мира, сама вслуши ваясь в певучесть своей итальянской речи.

– О, добрейшая королева! Прекрасно! – искренно и благодарно глядя водяными зеленоватыми глазами в лицо Маргариты…

Молодой человек уже вкладывал в сухую ручку госпожи Тофаны бокал.

– Кто это с нею? – торопливо справилась Маргарита. – С бого мерзкой рожей? Муж?

– Не знаю я этого сукина сына, – озабоченно шептал Коровь ев, – кажется, какой-то неаполитанский аптекарь… У нее всегда бы ла манера ронять себя и связываться со всякой сволочью. Ну, Азазелло пропустил… Все в порядке… Он должен по должности знать всех.

– Как рады мы, граф! – вскричал он по-французски и, пока очень бес покойный какой-то фрачник целовал колени Маргариты, говорил ей:

– Не правда ли, светлейшая королева, граф Алессандро Феникс очень, очень поправился.

– Калиостро, – вдунул он в ухо Маргарите… Поцелуи теперь шли один за другим…

– С этой чуть нежней, – одним дыханием [подсказал Коровь ев], – она мрачная. Неврастеничка. Обожает балы, носится с бредо вой мыслью, что мессир ее увидит, насчет платка ему что-то хочет рассказать.

– Где? Где?

– Вон между двумя, – взглядом указывал Коровьев.

Маргарита поймала взглядом женщину лет двадцати необыкно венного по красоте сложения с дымными топазами на лбу и такими же дымными глазами.

– Какой платок? Не понимаю! – говорила Маргарита довольно громко под рев музыки, звон и начинающий уже нарастать гул голосов.

– Камеристка к ней приставлена, – пояснял Коровьев, в то же время пожимая руки какому-то арабу, – и тридцать лет кладет ей на ночь на столик носовой платок с каемочкой… Как проснется она, платок тут. Она сжигала его в печке, топила в реке, ничего не помо гает.

– Какой платок?

– С синей каемочкой. Дело в том, что, когда она служила в кафе, хозяин ее как-то зазвал в кладовую, а через девять месяцев она роди ла мальчика. И унесла его в лес, и засунула ему в рот платок, а потом закопала мальчика в землю. На суде плакала, говорила, что кормить нечем ребенка. Ничего не понимает.

– А хозяин кафе где? – каким-то странным голосом [спросила Маргарита]. – Где хозяин?

– Ваше величество, – заскрипел снизу кот, – позвольте вас спро сить, при чем же здесь хозяин? Он платка младенцу не совал в рот!

Маргарита вдруг скрутила острыми ногтями ухо Бегемота в труб ку и зашептала, в то же время улыбаясь кому-то:

– Если ты, сволочь, еще раз это скажешь…

Бегемот как-то не по-бальному пискнул и захрипел:

– Ваше… ухо вспухнет… зачем портить бал?., я говорил юридиче ски… с юридической точки… Молчу, молчу! Как рыба молчу!

Маргарита выпустила ухо и глянула сверху вниз. Мрачные глаза взмолились ей, но рот шептал по-немецки:

– Я счастлива, королева, быть приглашенной на великий бал полнолуния или ста королей…

– А я, – отвечала по-немецки Маргарита, – рада вас видеть… Очень рада… Любите ли вы шампанское?