Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»

• Название: «Мой бедный, бедный мастер…»
• Автор: Михаил Булгаков
• Жанр: Советская классическая проза

Известный знаток творчества Михаила Булгакова В.И.Лосев реконструировал исто рию создания одного из самых известных романов XX века. В томе представлены все сохранившиеся важнейшие редакции романа. Каждый из текстов заметно отличается от последующих, каждый по-новому интерпретирует описываемые события и героев «за катного» романа, добавляя к ним новые яркие штрихи…

Представлен в томе и канонический текст «Мастера и Маргариты».

Для любящих творчество М.А.Булгакова чтение этого подробно и со знанием дела откомментированного тома – увлекательнейшее занятие. Читатель проследит эволю цию замысла, увидит, как крепла рука мастера, как преображалось произведение, связанное тончайшими нитями с современной писателю действительностью.

---

Тут гость и послал этот первый взгляд в щеку прокуратору. Но тот глядел скучающими глазами вдаль, брезгливо созерцая край города, лежащий у его ног и угасающий перед вечером. И взгляд гостя угас, и веки опустились.

– Я думаю, что Вар стал теперь безопасен, как ягненок, – загово рил гость, и морщинки улыбки появились на круглом лице, – ему не удобно бунтовать теперь.

– Слишком знаменит? – спросил Пилат, изображая улыбку.

– Прокуратор, как всегда, тонко понимает вопрос, – ответил гость, – он стал притчей во языцех.

– Но, во всяком случае… – озабоченно заметил прокуратор, и тонкий длинный палец с черным камнем в перстне поднялся вверх.

– О, прокуратор может быть уверен, что в Иудее Вар не сделает шагу без того, чтобы за ним не шли по пятам.

– Теперь я спокоен, – ответил прокуратор, – как, впрочем, и все гда спокоен, когда вы здесь.

– Прокуратор слишком добр.

– А теперь прошу сделать мне доклад о казни, – сказал прокура тор.

– Что именно интересует прокуратора?

– Не было ли попыток выражать возмущение ею, попыток про рваться к столбам?

– Никаких, – ответил гость.

– Очень хорошо, очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла?

– Конечно. Прокуратор может быть уверен в этом.

– Скажите, напиток им давали перед повешением на столбы?

– Да. Но он, – тут гость метнул взгляд, – отказался его выпить.

– Кто именно? – спросил Пилат, дернув щекой.

– Простите, игемон! – воскликнул гость. – Я не назвал? ГаНоцри.

– Безумец! – горько и жалостливо сказал Пилат, гримасничая. Под левым глазом у него задергалась жилка. – Умирать от ожогов солнца, с пылающей головой… Зачем же отказываться от того, что предлагается по закону? В каких выражениях он отказался?

– Он сказал, – закрыв глаза, ответил гость, – что благодарит и не винит за то, что у него отняли жизнь.

– Кого? – глухо спросил Пилат.

– Этого он не сказал, игемон.

– Не пытался ли он проповедовать что-либо в присутствии сол дат?

– Нет, игемон, он не был многословен на этот раз. Единственно, что он сказал, это что в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость.

– К чему это было сказано? – услышал гость треснувший внезап но голос.

– Этого нельзя было понять. Он вообще вел себя странно, как, впрочем, и всегда.

– В чем странность?

– Он улыбался растерянной улыбкой и все пытался заглянуть в глаза то одному, то другому из окружающих.

– Больше ничего? – спросил хриплый голос.

– Больше ничего.

Прокуратор стукнул чашей, наливая гостю и себе вина. После то го как чаши были осушены, он заговорил.

– Дело заключается в следующем. Хотя мы и не можем обнару жить каких-либо его поклонников или последователей, тем не менее ручаться, что их совсем нет, никто не может.

Гость внимательно слушал, наклонив голову.

– И вот предположим, – продолжал прокуратор, – что кто-ни будь из тайных его последователей овладеет его телом и похоронит. Нет сомнений, создаст возле его могилы род трибуны, с которой, ко нечно, польются какие-либо нежелательные речи. Эта могила ста нет источником нелепых слухов. В этом краю, где каждую минуту ожидают мессию, где головы темны и суеверны, подобное явление нежелательно. Я слишком хорошо знаю этот чудесный край! Поэто му я прошу вас немедленно и без всякого шума убрать с лица земли тела всех трех и похоронить их так, чтобы о них не было ни слуху ни духу. Я думаю, что какой-нибудь грот в совершенно пустынной мест ности пригоден для этой цели. Вам это виднее, впрочем.

– Слушаю, игемон, – отозвался гость и встал, говоря: – Ввиду сложности и ответственности дела разрешите мне ехать немедлен но.

– Нет, сядьте, – сказал Пилат, – есть еще два вопроса. Второй: ва ши громадные заслуги, ваша исполнительность и точность на труд нейшей работе в Иудее заставляют меня доложить о вас в Риме. О том же я сообщу и наместнику Сирии. Я не сомневаюсь в том, что вы получите повышение или награду.

Гость встал и поклонился прокуратору, говоря:

– Я лишь исполняю долг императорской службы.

– Но я хотел просить вас, если вам предложат перевод отсюда, отказаться от него и остаться здесь. Мне не хотелось бы расстаться с вами. Пусть наградят вас каким-нибудь иным способом.

– Я счастлив служить под вашим начальством, игемон.

– Итак, третий вопрос, – продолжал прокуратор, – касается он этого, как его… Иуды из Кериафа.

Гость послал прокуратору свой взгляд и, как всегда, убрал его.

– Говорят, что он, – понизив голос, говорил прокуратор, – что он деньги получил за то, что так радушно принял у себя этого безум ного философа.

– Получит, – негромко ответил гость.

– А велика ли сумма?

– Этого никто знать не может, игемон.

– Даже вы? – изумлением своим выражая комплимент, сказал игемон.

– Даже я, – спокойно ответил гость. – Но что он получит деньги сегодня вечером, это я знаю.

– Ах, жадный старик, -улыбаясь, заметил прокуратор, – ведь он старик?

– Прокуратор никогда не ошибается, – ответил гость, – но на сей раз ошибся. Это молодой человек.

– Скажите… У него большая будущность, вне сомнений?

– О да.

– Характеристику его можете мне дать?

– Трудно знать всех в этом громадном городе.

– А все-таки?

– Очень красив.

– А еще. Страсть имеет ли какую-нибудь?

– Влюблен.

– Так, так, так. Итак, вот в чем дело: я получил сведения, что его зарежут этой ночью.

Тут гость открыл глаза и не метнул взгляд, а задержал его на лице прокуратора.

– Я не достоин лестного доклада прокуратора обо мне, – тихо сказал гость, – у меня этих сведений нет.

– Вы – достойны, – ответил прокуратор, – но это так.

– Осмелюсь спросить, от кого эти сведения?

– Разрешите мне покуда этого не говорить, – ответил прокура тор, – тем более что сведения эти случайны, темны и недостовер ны. Но я обязан предвидеть все, увы, такова моя должность, а пу ще всего я обязан верить своему предчувствию, ибо никогда еще оно меня не обманывало. Сведение же заключается в том, что ктото из тайных друзей Га-Ноцри, возмущенный поступком этого че ловека из Кериафа, сговаривается его убить, а деньги его подбро сить первосвященнику с запиской: «Иуда возвращает проклятые деньги».

Три раза метал свой взор гость на прокуратора, но тот встретил его не дрогнув.

– Вообразите, приятно ли будет первосвященнику в празднич ную ночь получить подобный подарок? – спросил прокуратор, нерв но потирая руки.

– Не только неприятно, – почему-то улыбнувшись прокуратору, сказал гость, – но это будет скандал.

– Да, да! И вот я прошу вас заняться этим делом, – сказал проку ратор, – то есть принять все меры к охране Иуды из Кериафа. Иудей ская власть и их церковники, как видите, навязали нам неприятное дело об оскорблении величества, а мы – римская администрация – обязаны еще за это заботиться об охране какого-то негодяя! – Голос прокуратора выражал скуку и в то же время возмущение, а гость не спускал с него своих закрытых глаз.

– Приказание игемона будет исполнено, – заговорил он, – но я должен успокоить игемона: замысел злодеев чрезвычайно трудновы полним. Ведь подумать только: выследить его, зарезать, да еще уз нать, сколько получил, да ухитриться вернуть деньги Каиафе. Да еще в одну ночь!

– И тем не менее, его зарежут сегодня! – упрямо повторил Пи лат. – Зарежут этого негодяя! Зарежут!

Судорога прошла по лицу прокуратора, и опять он потер руки.

– Слушаю, слушаю, – покорно сказал гость, не желая более вол новать прокуратора, и вдруг встал, выпрямился и спросил сурово:

– Так зарежут, игемон?

– Да! – ответил Пилат. – И вся надежда только на вас и вашу изу мительную исполнительность.

Гость обернулся, как будто искал глазами чего-то в кресле, но не найдя, сказал задумчиво, поправляя перед уходом тяжелый пояс с ножом под плащом:

– Я не представляю, игемон, самого главного: где злодеи возьмут денег. Убийство человека, игемон, -улыбнувшись, пояснил гость, – влечет за собою расходы.

– Ну, уж это чего бы ни стоило! – сказал прокуратор, скалясь. – Нам до этого дела нет.

– Слушаю, – ответил гость, – имею честь…

– Да! – вскричал Пилат негромко. – Ах, я совсем и забыл! Ведь я вам должен!..

Гость изумился:

– Помилуйте, прокуратор, вы мне ничего не должны.

– Ну как же нет! При въезде моем в Ершалаим толпа нищих… по мните… я хотел швырнуть им деньги… у меня не было… я взял у вас…

– Право, не помню. Это какая-нибудь безделица…

– И о безделице надлежит помнить!

Пилат обернулся, поднял плащ, лежащий на третьем кресле, вы нул из-под него небольшой кожаный мешок и протянул его гостю. Тот поклонился, принимая, пряча его под плащ.

– Слушайте, – заговорил Пилат, – я жду доклада о погребении, а также и по делу Иуды из Кериафа сегодня же ночью, слышите, се годня. Я буду здесь на балконе. Мне не хочется идти внутрь, ненави жу это пышное сооружение Ирода! Я дал приказ конвою будить ме ня, лишь только вы появитесь. Я жду вас!