Михаил Булгаков - «Мой бедный, бедный мастер…»

• Название: «Мой бедный, бедный мастер…»
• Автор: Михаил Булгаков
• Жанр: Советская классическая проза

Известный знаток творчества Михаила Булгакова В.И.Лосев реконструировал исто рию создания одного из самых известных романов XX века. В томе представлены все сохранившиеся важнейшие редакции романа. Каждый из текстов заметно отличается от последующих, каждый по-новому интерпретирует описываемые события и героев «за катного» романа, добавляя к ним новые яркие штрихи…

Представлен в томе и канонический текст «Мастера и Маргариты».

Для любящих творчество М.А.Булгакова чтение этого подробно и со знанием дела откомментированного тома – увлекательнейшее занятие. Читатель проследит эволю цию замысла, увидит, как крепла рука мастера, как преображалось произведение, связанное тончайшими нитями с современной писателю действительностью.

---

И уж далеко внизу остался город, над которым, как море, полыхал огонь, и уж погас и зарылся в землю, когда, преодолевая свист ветра, поэт, летящий рядом с Воландом, спросил его:

– А здесь вы не собираетесь быть?

Усмешка прошла по лицу Воланда, но голос Коровьева ответил сзади и сбоку:

– В свое время навестим.

И опять уклонились от селений и огней, и вокруг была только ночь.

По мере того как они неслись, приходилось забираться все выше и выше, и поэт понял, что они в горной местности. Один раз сверк нул высокий огонь и закрылся. Луна выбросилась из-за скал, и поэт увидел, что скалы оголены, страшны, тоскливы.

Тут кони замедлили бег, и на лысом склоне Бегемот и Коровьев вырвались вперед.

Поэт увидел отчетливо, как с Коровьева свалилась его шапчонка и пенсне, и когда он поравнялся с остановившимся Коровьевым, то разглядел, что вместо фальшивого регента перед ним в голом све те луны сидел фиолетовый рыцарь с печальным и белым лицом; зо лотые шпоры ясно блестели на каблуках его сапог, и тихо звякали золотые поводья. Рыцарь глазами, которые казались незрячими, созерцал ночное живое светило.

Тут последовало преображение Воланда. С него упал черный бед ный плащ. На голове у негo оказался берет и свисло набок петуши ное перо. Воланд оказался в черном бархате и тяжелых сапогах с тя желыми стальными звездными шпорами. Никаких украшений не бы ло на Воланде, а вооружение его составлял только тяжелый меч на бедре. На плече у Воланда сидел мрачный боевой черный ворон, по дозрительным глазом созерцал луну.

Бегемот же съежился, лишился дурацкого костюма, превратился в черного мясистого кота с круглыми зажженными глазами.

Азазелло оказался в разных в обтяжку штанинах – одна гладкая, другая в широкую полоску, с ножом при бедре.

Поэт, не отрываясь, смотрел на Воланда и на его эскорт, и мысль о том, что он понял, кто это такой, наполнила его сердце каким-то жутковатым весельем.

Он обернулся и видел, что и Маргарита рассматривает, подав шись вперед, преобразившихся всадников, и ее глаза сверкают, как у кошки.

Тут Воланд тронул шпорами лошадь, и все опять поскакали. Ска лы становились все грознее и голее. Скакали над обрывом, и не раз под копытами лошадей камни обрушивались и валились в бездну, но звука их падения не было слышно. Луна сияла все ярче, и поэт убе дился в том, что нигде здесь еще не было человека.

Сводчатое ущелье развернулось перед всадниками, и, гремя камня ми и бренча сбруей, они влетели в него. Грохот разнесло эхом, потом вылетели на простор, и Воланд осмотрелся, а спутники его подняли головы к луне. Поэт сделал то же и увидел, что на его глазах луна заиг рала и разлила невиданный свет, так что скупая трава в расщелинах стала видна ясно.

В это время откуда-то снизу и издалека донесся слабый звон часов.

– Вот она полночь! – вскричал Воланд и указал рукой вперед.

Спутники выскакали за обрыв, и поэт увидел огонь и белое в луне пятно. Когда подъехали, поэт увидел догорающий костер, камен ный, грубо отесанный стол с чашей и лужу, которая издали показа лась черной, но вблизи оказалась кровавой.

За столом сидел человек в белой одежде, не доходящей до голых колен, в грубых сапогах с ремнями и перепоясанный мечом.

На подъехавших человек не обратил никакого внимания – или же не увидел их. Он поднял бритое обрюзгшее лицо к лунному диску и продолжал разговаривать сам с собой, произнося непонятные Маргарите слова.

– Что он говорит? – тихо спросила Маргарита.

– Он говорит, – своим трубным голосом пояснил Воланд, – что и ночью и при луне ему нет покоя.

Лицо Маргариты вдруг исказилось, она ахнула и тихонько крик нула:

– Я узнала! Я узнала его! – и обратилась к поэту: – А ты узнаешь?

Но поэт даже не ответил, поглощенный рассматриванием че ловека.

А тот между тем, гримасничая, поглядел на луну, потом тоскливо вокруг и начал рукою чистить одежду, пытаясь стереть с нее невиди мые пятна. Он тер рукой грудь, потом выпил из чаши, вскричал:

– Банга! Банга!..

Но никто не пришел на этот зов, отчего опять забормотал белый человек.

– Хм, – пискнул кот, – курьезное явление. Он каждый год в такую ночь приходит сюда, ведь вот понравилось же место? И чистит руки, и смотрит на луну, и напивается.

Тут заговорил лиловый рыцарь голосом, который даже отдаленно не напоминал коровьевский, а был глуховат, безжизнен и неприязнен.

– Нет греха горшего, чем трусость. Этот человек был храбр и вот испугался кесаря один раз в жизни, за что и поплатился.

– О, как мне жаль его, о, как это жестоко! – заломив руки, про стонала Маргарита.

Человек выпил еще, отдуваясь, разорвал пошире ворот одеяния, видимо, почуял чье-то присутствие, подозрительно покосился и опять забормотал, потирая руки.

– Все умывается! Ведь вот скажите! – воскликнул кот.

– Мечтает только об одном – вернуться на балкон, увидеть паль мы, и чтобы к нему привели арестанта, и чтобы он мог увидеть Иуду Искариота. Но разрушился балкон, а Иуду я собственноручно заре зал в Гефсиманском саду, – прогнусил Азазелло.

– О, пощадите его, – попросила Маргарита.

Воланд рассмеялся тихо.

– Милая Маргарита, не беспокойте себя. Об нем подумали те, кто не менее, чем мы, дальновидны.

Тут Воланд взмахнул рукой и прокричал на неизвестном Маргари те языке слово. Эхо грянуло в ответ Воланду, и ворон тревожно взле тел с плеча и повис в воздухе.

Человек, шатнувшись, встал, повернулся, не веря еще, что слы шит голос, но увидел Воланда, поверил, простер к нему руки.

А Воланд, все так же указывая рукой вдаль, где была луна, прокри чал еще несколько слов. Человек, шатаясь, схватился за голову рука ми, не веря ни словам, ни явлению Воланда, и Маргарита заплакала, видя, как лицо вставшего искажается гримасой и слезы бегут неудер жимо по желтым вздрагивающим щекам.

– Он радуется, – сказал кот.

Человек закричал голосом медным и пронзительным, как некогда привык командовать в бою, и тотчас скалы рассеклись, из ущелья выскочил, прыгая, гигантский пес в ошейнике с тусклыми золотыми бляхами и радостно бросился на грудь к человеку, едва не сбив его с ног.

И человек обнял пса и жадно целовал его морду, восклицая сквозь слезы: «Банга! О, Банга!»

– Это единственное существо в мире, которое любит его, – пояс нил всезнающий кот.

Следом за собакой выбежал гигант в шлеме с гребнем, в мохнатых сапогах. Бульдожье лицо его было обезображено – нос перебит, глаз ки мрачны и встревожены.

Человек махнул ему рукой, что-то прокричал, и с топотом вы летел конный строй хищных всадников. В мгновение ока чело век, забыв свои годы, легко вскочил на коня, в радостном сумас шедшем исступлении швырнул меч в луну и, пригнувшись к луке, поскакал. Пес сорвался и карьером полетел за ним, не отставая ни на пядь; за ним, сдавив бока чудовищной лошади, взвился кентурион, а за ним полетели, беззвучно распластавшись, сирийские всадники.

Донесся вопль человека, кричавшего прямо играющей луне:

– Ешуа Га-Ноцри! Га-Ноцри!

Конный строй закрыл луну, но потом она выплыла, а ускакавшие пропали…

– Прощен! – прокричал над скалами Воланд. – Прощен!

Он повернулся к поэту и сказал, усмехаясь:

– Сейчас он будет там, где хочет быть – на балконе, и к нему при ведут Ешуа Га-Ноцри. Он исправит свою ошибку. Уверяю вас, что ни где в мире сейчас нет создания более счастливого, чем этот всадник. Такова ночь, мой милый мастер! Но теперь мы совершили все, что нужно было. Итак, в последний путь!

ПОСЛЕДНИЙ ПУТЬ

Над неизвестными равнинами скакали наши всадники. Луны не бы ло, и неуклонно светало. Воланд летел стремя к стремени рядом с по этом.

– Но скажите мне, – спрашивал поэт, – кто же я? Я вас узнал, но ведь несовместимо, чтобы я, живой из плоти человек, удалился вместе с вами за грани того, что носит название реального мира?

– О, гость дорогой! – своим глубоким голосом ответил спутник с вороном на плече. – О, как приучили вас считаться со словами! Не все ли равно – живой ли, мертвый ли!

– Нет, все же я не понимаю, – говорил поэт, потом вздрогнул, вы пустил гриву лошади, провел по телу руками, расхохотался.

– О, я глупец! – воскликнул он. – Я понимаю! Я выпил яд и пере шел в иной мир! – Он обернулся и крикнул Азазелло:

– Ты отравил меня!

Азазелло усмехнулся ему с коня.

– Понимаю: я мертв, как мертва и Маргарита, – заговорил поэт возбужденно. – Но скажите мне…

– Мессир… – подсказал кто-то.

– Да, что будет со мною, мессир?

– Я получил распоряжение относительно вас. Преблагоприятное. Вообще могу вас поздравить – вы имели успех. Так вот, мне бы ло велено…

– Разве вам можно велеть?

– О, да. Велено унести вас…

Дописать раньше, чем умереть! 30/Х.34

ОШИБКА ПРОФЕССОРА СТРАВИНСКОГО

В то время как раз, как вели Никанора Ивановича, Иван Бездомный после долгого сна открыл глаза и некоторое время соображал, как он попал в эту необыкновенную комнату с чистейшими белыми сте нами, с удивительным ночным столиком, сделанным из какого-то не известного светлого металла, и с величественной белой шторой во всю стену.