Карлхайнц Дешнер - Криминальная история христианства

• Название: Криминальная история христианства
• Автор: Карлхайнц Дешнер
• Издательство: ТЕРРА
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00790-0

В книге современного немецкого ученого всесторонне исследована многовековая деятельность христианской церкви, приведены интересные, малоизвестные факты о становлении и развитии христианства, о борьбе с ересью, о том, какими методами распространялась, а иногда и насаждалась эта религия в разных странах.

На протяжении всех четырех томов Карлхайнц Дешнер остается верен своему тезису «Кто пишет мировую историю не как криминальную историю — ее сообщник».

В первой книге прослежена деятельность христианской церкви со времен ее основания и до 430 года.

---

Когда — в виде примера — дружественный ему Бонифаций, один из авторитетных полководцев в Африке, один из самых блестящих мужей того времени, к тому же ревностный католик и удачливый победитель донатистских еще сохранившихся групп, охотно сотрудничавший со священниками, когда генерал Бонифаций после смерти своей жены оказался в душевном кризисе и увидел в военной службе препятствие для духовного блаженства, а потому захотел уйти в монастырь, то Августин запротестовал. Хотя он ненавидел путешествия, он поспешил вместе с другом Алипием — оба епископы, оба поборники монашества, — оба уже в преклонном возрасте, оба святые — из своей отдаленной резиденции в этапный пункт Фубуне, отдаленный пограничный монастырь, и опротестовал благочестивый план. Правда, Бонифаций больше не должен был жениться, остаться «целомудренным», — однако именно как солдат. Ибо военный тоже был приятен Богу. И таким образом, святой, обычно крайне проворно склоняя к «gloria et pax et honor in aeternum»,[234] принудил уставшего от мира генерала, с указанием, естественно, соответствующих мест Библии, но также исходя (об этом говорит католический теолог Фишер) из «здорового реализма» (все — реализм и здорово, что поддерживает власть церкви) — заставил своего человека предпочтительнее воевать, защищать католицизм от арианских вандалов. Причем благочестивый офицер, которому Августин посвятил многие свои письма, вероятно, позвал их сам, даже предоставил им транспортные корабли, пусть это и не вполне бесспорно. Во всяком случае, вандалы были «морально» (обычно столь важный, однако, момент для духовных пастырей) менее «опустившимися», чем его католики. Король Гейзерих установил в Арике наказание за прелюбодеяние, закрыл бордели и принудил их девиц к браку. Напротив, питомец и защитник Августина, которому он запретил монашество, в 426 г, после посещения двора, вернулся с богатой женщиной, «пышной Пелагией, признающей себя причастной к арианскому заблуждению», приказал крестить и рожденную ею дочь по арианскому ритуалу, а сверх того пытался утешиться в тяжелые времена со многими конкубинами. Но в заключение он сражался со своими войсками не где-то, а в епископском городе Августина, причем последний до конца «религиозно и морально широко поддерживал» (Диснер) вооруженное сопротивление.

«Если свести мысли Августина о войне и мире, — резюмирует современный католик, — то получится почти классический пацифизм». На деле, — как его понимают Августин и церковь сила против силы. Мстить за несправедливость. Убивать с чистой совестью. Даже и именно в захватнических войнах видеть «счастье». А в «учении Христа» о солдатах — «великое благо».

Однако другой питомец иезуитов утверждает и сегодня «Реальность выглядела в этом случае так, что начиная с 9-го, а потом особенно в XI-м столетии, не в последнюю очередь под влиянием оборонительной войны против языческих народов, церковь приняла по отношению к войне позитивную позицию…» (Ауэр). Как будто она уже в IV и V-м веках не одобряла, не способствовала всем большим бойням и наступательным войнам! И не тогда уже практиковали «классический пацифизм» Августина. Или «пацифизм» архиепископа Синесия из Кирены по отношению к асурианам, племени пустыни, и по отношению к провинциальному наместнику Андронику, провоцировавшему церковь, выбросившего лозунг. «Счастлив тот, кто воздаст им, счастлив, кто их юношей разобьет о скалы». Проповедовавшего «Меч палача не меньше способствует поддержанию чистоты граждан, чем святая вода у церковных врат». Как будто не домогался уже Езник из Колба, видный писатель Армении, оправдания кровной мести. И не писал уже тогда епископ Феодорит «Исторические факты учат, что нам война приносит больше полезного, чем мир».

Поучителен, в свою очередь, и ученик Августина Оросий.

Война кажется Оросию иногда чем-то ужасным, вообще наихудшим злом. Однако miseriel bellorum была в основе делом языческих времен, христианская эра — мирный прогресс. Если и теперь есть войны, что Оросий не может оспаривать, так это суд Божий, возможно, из-за арианской «ереси», — а именно гражданская война при Констанции II или уничтожение «еретика» Валента при Адрианополе (причем на счет этого «еретика»-императора и арианства к тому же сходят всевозможные землетрясения). Против «оборонительных войн» Оросий, само собой разумеется, имеет столь же мало, как Августин, и подобно тому одобряет даже некоторые наступательные войны. Разумеется, когда война ведется в интересах собственно стороны, христианства, римского государства, то пресвитер Оросий закрывает один глаз, а, может, и оба, и, таким образом, собственно несчастья видеть не может, тем более что для него римско-христианское государство — идеальное государство, римско-христианский император, если он не «еретик» — император (как Констанций или Валент) — идеальный император, и гражданин ему подчинен, как христианин Богу. Ну а если потери в войне за такие идеалы еще и скромны, то это суть даже «счастливые войны». Жертвы другой стороны, «варваров», готов (особенно злых, если они язычники, менее злых, если они христиане) Оросия не печалят. Он поступает тогда так, будто не пролилось ни капли крови, сколь амбивалентно, противоречиво он часто высказывается даже по отношению к «варварам», которые нагрянули в империю, конечно же, с Божьего согласия (permissu Dei), хотя он, Оросий, предпочел бы видеть их вновь вышвырнутыми.

Мучительны лишь гражданские войны, римлян против римлян, христиан против христиан. Но и такие гражданские войны, считает Оросий, подобно оборонительным войнам против «варваров» при нынешних обстоятельствах, благодаря божественному участию — коротки и почти безболезненны, совершенно иные, чем прежде, без заметных потерь. Да, войны его идеального императора, Феодосия, добивавшегося победы за победой и, так часто кажется, без всякого кровопролития, — великолепное свидетельство tempora Christium. И именно гражданские войны Феодосия против мятежников Арбогаста и Евгения, — со времен основания Рима, уверяет ученик Августина, не было войны, «начатой с такой благочестивой необходимостью, проведенной с таким божественным блаженством и завершенной с такой кроткой благотворностью…». И в то время как Оросий, непоколебимый фанатик прогресса, в семи столетиях дохристианского времени находит лишь один год мира, в христианскую эру — войны исчезают, будут во исключение, уже с рождения Христа входит покой, pax Augusta продолжается в pax Christiana. И этого недостаточно к уже существующим «счастливым христианским временам» прибавляются еще более счастливые.

Августин еще пережил падение римского господства в Африке, когда вандалы летом 429 г и в начале 430 г прокатились через Мавританию и Нумибию. Он еще пережил дела своей жизни, целые города исчезли в огне, обезлюдели, вырезаны без всякого сопротивления, которое было бы организовано государством или церковью обескровленной католической общины, по крайней мере об этом нет ни единого сообщения. Укрепленный Гиппон защищали, как упомянуто, не кто иной как генерал Бонифаций, супруг арианки, и его тоже арианские готы. Но Августин, окруженный, будучи в центре катастрофы, утешался (что напоминает о худшем в нем) изречениями «Что все же имеют против войны? Только то, что люди, которые однажды должны умереть, там погибают?», утешал себя изречением «Тот не велик, кто считает нечто очень значительным, если падают деревья и камни и умирают люди, которые должны умереть». Это было изречение язычника — Плотина.

Августин умер 28 августа 430 г, был погребен в тот же день, год спустя Гиппон, удерживаемый Бонифацием четырнадцать месяцев, был эвакуирован и частично сожжен Биограф Августина, св. епископ Поссидий, прожил в руинах еще несколько лет, потом арианский клир изгнал его из Калама, как недавно он сам изгнал донатистского епископа, ни время, ни место его смерти неизвестно.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Никакого экстракта книги, никакой квинтэссенции, — воспоминание автора касается лишь старого изречения Теренциана Маура Habeant sua fata libelli.[235]

В пятидесятые годы во Франкии, когда я стремительно сбегал по горной тропе, моя собака вокруг меня, — все ниже, к опушке леса, к лугам — зеркальный высверк пары озерков, сонное кваканье лягушек, а на той стороне, уютно под яблонями, — два господина в черном. Я схватился за бинокль так и есть — мой крестный рядом с гостем, архимандритом из Нижней Баварии. Чуть запыхавшись, я еще понаблюдал за ними, наслаждался их пастырским шествием поверх озерной глади так тихо все, мирно, — и вдруг подумал БОГ ИДЕТ В БАШМАКАХ ДЬЯВОЛА.

Эта мысль определила мою работу, мою жизнь. Она стоила тяжелых семейных жертв, даже (возможно, не только опосредовано) нашего сына тогда я был еще не готов к этому, теперь — уже нет.

В 1955 г я написал свой первый роман за восемь дней. Моя мать лежала при смерти. Я поспешил к Эрнсту Ровольту, удивительному издателю. Он как раз пребывал, я узнал это случайно, на водах Бюлер Хое. Я удивился, не предупредив, уже в сиесту, он даже принял меня и, действительно, знал мое имя. «Вы ведь человек, который читает лекции?» Конечно. Но я также писал — и выловил из пиджака отобранные страницы романа. Однако у издателя Дос Пассоса, Вольфа, Фолкнера, Хемингуэя были трудности со зрением, а чтение вслух он не воспринимал совсем, нет, но он позвонил своему издательскому редактору, и уже через две недели я имел на руках его отказ.