Виктор Крюков - Свет любви

• Название: Свет любви
• Автор: Виктор Крюков
• Издательство: Издание: Крюков В. И. Свет любви. — М.: Московский рабочий,
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1964.

Аннотация издательства: В новом романе Виктора Крюкова «Свет любви» правдиво раскрывается героика напряженного труда и беспокойной жизни советских летчиков и тех, кто обеспечивает безопасность полетов.

Сложные взаимоотношения героев — любовь, измена, дружба, ревность — и острые общественные конфликты образуют сюжетную основу романа.

Виктор Иванович Крюков родился в 1926 году в деревне Поломиницы Высоковского района Калининской области. В 1943 году был призван в Советскую Армию. Служил в зенитной артиллерии, затем, после окончания авиационно-технической школы, механиком, техником самолета, химинструктором в Высшем летном училище. В 1956 году с отличием окончил Литературный институт имени А. М. Горького.

Первую книгу Виктора Крюкова, вышедшую в Военном издательстве в 1958 году, составили рассказы об авиаторах. В 1961 году издательство «Советская Россия» выпустило его роман «Творцы и пророки».

---

— Наведите порядок у самолета. Разложились, как на ярмарке, — сделал замечание Корнев.

Ершов глянул на свой разодранный комбинезон, из которого выступала острая коленка, и сказал:

— Если меняешь хвостовую стойку, шасси, забываешь не только о порядке, а и как мать родную зовут забудешь! Целый час как на зубьях бороны лежал. Смотри...

Он расстегнул комбинезон и показал ссадины на животе.

— Работал не только на наших, но и на американских и английских самолетах — и везде одно и то же! Конструкторы наверняка сговорились, чтобы портить кровь нашему брату. Может, механику надо иметь тело без костей, как у змеи? Только тогда долезешь до агрегатов сквозь разные подкосы и силовые ребра. Чуть кишки не выпустил! — И Ершов снова ощупал живот.

С точки зрения начальника, не знающего, как трудно обслуживать самолет, такое поведение подчиненного было бы по меньшей мере бестактным. Но старшему сержанту Корневу самому не раз приходилось протискиваться в самые труднодоступные места, поэтому он даже не одернул Ершова. Этого неказистого на вид парня с небольшим смуглым лицом и хитрющими глазами Корнев знал как себя. Стоило оторвать его от дела и упрекнуть в чем-либо, как Ершов, по выражению механиков, «заводился с полуоборота». Так его тайком от офицеров, категорически запрещавших прозвища, и называли — «заводной». Не раз Ершова наказывали к за пререкания. Он был несдержан на слово. Но еще более он был несдержан, прямо-таки неистов в своей работе. Как заводной, он крутился у самолета и всегда подготовлял его раньше, чем другие. Никакой комиссии не удалось обнаружить на его машине дефектов. И вот уже два года его самолет считался образцовым.

— Ну чего завелся? — урезонивал его Корнев. — Конструкторы нам зла не желали. Они просто втиснули это сложнейшее оборудование в самую удобообтекаемую форму. Потому в ней и не осталось места для нашей работы. И форму эту не увеличишь — самолет потеряет скорость. Как видишь, не конструкторы, а сама природа воздухоплавания подставляет нам, технарям, шипы.

— А не слишком ли велики эти шипы? — возразил Ершов и стал быстро подбирать разбросанный инструмент.

Незнакомый с авиацией человек удивился бы количеству этого инструмента. Иную сложную наземную машину можно разобрать парой разных гаечных ключей и отверток. А здесь, под самолетом, лежали три развернутые инструментальные сумки, каждая с детское одеяло. Торцовые ключи с тремя шарнирами, зигзагообразные щупы, отвертки длиной до двух метров и другие металлические ухищрения самых неожиданных конфигураций лежали в брезентовых сумках. Все это, по мысли конструкторов, должно было помочь проникновению к сложной «начинке» самолета, спрятанной за сверкающей дюралевой обшивкой. Уже одно обилие инструмента говорило о сложности работы авиационного механика.

Подобрав инструмент, Ершов подлез под хвостовое оперение и из-под низу нырнул в узкий открытый люк. Но Корнев опять окликнул его:

— Сержант Ершов, наведите полный порядок, как того требует НИАС!{1}

— Хвостовую стойку надо менять да радиаторы ставить новые, а не об идеальном порядке думать, — огрызнулся Ершов, выйдя из-под самолета и унося капоты под левое крыло.

— И то и другое надо делать.

— Давайте сначала людей, а потом и требуйте. А я на месте не сижу. Вторые сутки на форсаже! Срок установки дали минимальный, людей нет — тут не до порядка. — Ершов приподнял с земли ведро и далеко выплеснул воду.

— Товарищ Ершов, вы устав знаете?

— Знаю, друг мой, очень хорошо знаю. Сколько положено солдату отдыхать? А я сколько сплю? — Он нагнулся и быстро стал собирать гаечные ключи, дюриты, отвертки.

— К трем часам монтаж окончите?

— В два машина будет готова.

— Хорошо, работайте.

— Да я и так нажимаю, — проворчал Ершов и покатил воздушный баллон в сторону.

«Да, — подумал Игорь, — этот работает как артист. Мне тут делать нечего». И он пошел к другому самолету. Навстречу ему выбежал рослый широкоплечий сержант. Он был в гимнастерке, подпоясанной кожаным, переделанным из офицерского ремнем, в парусиновых сапогах и новой пилотке.

— Товарищ врио врида инженера эскадрильи! — начал он с иронией. — На самолете номер семь производится работа по плану. Механик сержант Желтый. — Он лихо щелкнул сапогами и сделал шаг в сторону, предоставляя Корневу подойти к самолету первым.

Эта машина, пилотируемая летчиком-инструктором Беленьким, неделю назад совершила вынужденную посадку на «брюхо». Ее поставили с краю стоянки для обычной в этих случаях проверки силовых узлов. Свободных специалистов не было, и работал на самолете только Желтый.

— Что там с бензобаком, дайте посмотрю. Желтый подал Игорю отвертку. Корнев отвернул шурупы съемного люка, опустил его, и в этот момент бензиновый бак чуть не упал ему на голову. Остро запахло бензином: места соединения бака с трубопроводами подтекали. Ленты, удерживающие бак в крыле, были порваны при грубой посадке.

— Почему не сливаете бензин?

— Слушаюсь, слить бензин.

— Шасси скоро привезут?

— Не могу знать.

— А почему вы не в комбинезоне?

— Виноват.

— Торопиться надо...

— Так точно!

Корнев понимал, что одному механику и за месяц не восстановить машину, но он знал, что Желтый ленив, тяжел на раскачку. Не подгони такого — дело не сдвинется.

— Сегодня меняйте гидроподъемники шасси...

— Ясно!

— А вечером помойте чехлы.

— Слушаюсь, товарищ инженер.

— Я не инженер, а такой же механик, как ты. И брось мне этот камуфляж. Только от тебя и слышишь: «Так точно», «Никак нет», «Не могу знать». На этих словах далеко не улетишь. Инструкторам самолет нужен, а не твоя показная исполнительность. Вон Ершов: пререкается вроде, зато дело знает. Мастер. Настоящий артист своего дела!

Корнев ушел от самолета, а Желтый залез в носовую полость фюзеляжа и, проводив механика взглядом, раскрыл книгу там, где была закладка.

«Старушенции», о которых говорил Пучков, были старые машины, прошедшие войну и подлежащие списанию. Техническая комиссия училища уже давно составила акт на списание, но военный округ этого акта почему-то не утверждал. На самолетах не летали уже полгода, а чтобы они не мешали, их отбуксировали на край стоянки. Там и покоились они, законсервированные, без воздушных винтов.

Игорь пошел к этим самолетам. Из формуляров он знал, что все четыре машины изрядно потрепаны, а две из них совершили вынужденные посадки. В том, что самолеты прошли немалый боевой путь, можно было убедиться и не читая формуляров. Обшивка их была залатана, кое-где отставали заклепки, краска шелушилась. Антенны, протянутые от кабин летчиков к хвосту, уныло провисали и походили на тетиву надломленного лука. Рули высоты и поворота были отсоединены от тяг управления. Когда Корнев подошел к крайнему самолету, рули монотонно стучали на ветру; выгоревший пырей сонно бился о фюзеляж.

— Отлетались, старушки. На покой пора, в богадельню, — сказал Игорь. Он положил руку на крыло, но тут же отдернул: крыло было горячим.

Он обошел вокруг самолета. Моторы были зачехлены. Набрякшие, темно-коричневые от минерального масла чехлы грузно свисали над спущенными покрышками. Блестящими, будто застекленевшими струйками стекало по колесам масло. На темной промасленной земле виднелись желтые участки: это механики засыпали землю песком.

«Да, тут нужен пульверизатор», — подумал Корнев.

До своего рабочего места ему было далеко, и он пошел к машине Желтого за ручным насосом.

Подойдя к длинному смотровому окну, Игорь увидел, что изнутри оно застелено брезентом. Когда летчик или курсант выполнял упражнение «со слепой кабиной», это окно закрывалось фанерой или материей. И вдруг, к удивлению Игоря, брезент зашевелился. Сквозь просвет между обшивкой самолета и брезентом Игорь увидел, что на переплетах окна сидит Желтый и читает книгу. Над его головой вращался самодельный вентилятор.

«Ну и ну, устроился, как турецкий султан!» — подумал Игорь. Он вспомнил, что одного механика, забравшегося в это укромное место самолета и проспавшего там пять часов, старшина Громов просил отдать под суд, как за самовольную отлучку из подразделения.

Рукой Игорю было не достать до окна, он поставил стремянку, поднялся к фонарю кабины и постучал:

— Магараджа! Вылазь!

Сверху было видно, как Желтый вздрогнул, спрятал книгу под чехол, на котором сидел. И только после этого стал вылезать. «Я трубы осматривал», — хотел оправдаться он, выползая из носовой части фюзеляжа к кабине летчика.

— Все механики работают до седьмого пота, а ваше высочество прохлаждается под вентилятором. А ну, доставай из-под чехла «Угрюм-реку»!

Желтый испугался. Что там ни говори, а Корнев и Пучкову доложит. За нечестное отношение к службе и на комсомольском собрании пропесочат, а главное, очередных увольнений в город лишат. И если это случится, Аджемал наверняка перестанет его ждать и опять помирится со своим пузатым женихом. Упускать эту красивую девушку никак не входило в его расчеты. Он взмолился: