Лоренцо Ликальци - Я - нет

• Название: Я - нет
• Автор: Лоренцо Ликальци
• Издательство: «РИПОЛ классик»
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-386-03431-3

Флавио и Франческо — братья. У Флавио все расписано по минутам. Он всегда точно знает, как сложится его будущее. А жизнь Франческо — это бесконечное путешествие без четкого маршрута.

Однажды жена Флавио, мечтающая подыскать для Франческо достойную партию, знакомит его со своей подругой Элизой, и одно встреча навсегда меняет судьбу всех четверых.

Куда приведет Франческо эта нежданная и, как ему казалось, совсем неуместная в его жизни, любовь?

Книга о любви, которую только предстоит найти, и о любви, которая спрятана в сердце.

---

— А если еще ей пересадить почки, печень и легкие, — добавляю я, — она стала бы так же прекрасна и внутренне, совсем как ты, Элиза. — И поясняю: — Лаура сказала мне, что ты прекрасна внутренне.

Лаура испепеляет меня взглядом, Элиза смущенно улыбается и качает головой. Лаура, чтобы не дать мне возможности сморозить очередную глупость, спешит заявить, что, как бы лично она ни выглядела, никогда бы не позволила прикоснуться к ней скальпелем. Даже если бы ее заставляли силой.

— А тебя никто и не заставляет, — уточняю я.

— Но ты же сама мне не раз говорила, что рано или поздно хотела бы сделать подтяжку, — напоминает ей Элиза.

— Это я так, просто болтала языком, — отвечает Лаура с ноткой раздражения в голосе: она не ожидала такой прямой общей атаки.

Элиза намного симпатичнее, чем я мог предположить. Выдержанная. Остроумная, ее замечания колки и неглупы. У нее своеобразная жестикуляция. Я питаю слабость к женщинам с изящной жестикуляцией, таковых очень мало. Нельзя научить красиво жестикулировать, проще отучить жестикулировать вообще, но с такой манерой жестикуляции, как у Элизы, надо родиться.

Она ест со вкусом, заметно меньше Лауры, которая готова перепробовать все у всех, ее глаза разгораются от сладострастия и изумления перед красиво оформленными блюдами, она украдкой бросает взгляды на соседние столы, чтобы увидеть, что едят другие. Пробуя каждый первый кусочек, она восклицает: высокий класс, восхитительно, очаровательно — и не прекращает комментировать еду, даже когда уже ест второй.

В какой-то момент, примерно в половине одиннадцатого, мой брат заявляет, что ему плохо. Я внимательно смотрю на него: он серый, его вот-вот вырвет. Я помогаю ему встать веду его в туалет, он шагает, еле переставляя ноги. Лаура изумлением смотрит нам вслед. В туалете его выворачивает наизнанку: рис, золото и все остальное. Ждем еще немного, чтобы убедиться, что продукты исчерпаны. Отдышавшись, он говорит, что за стол не вернется, и просит отвести его в машину, там он полежит и подождет нас.

Он пытается говорить уверенно, но у него не получается Мы с ним выходим из ресторана, старясь сделать это незаметно. Впрочем, Лаура и Элиза и так не замечают нас, увлеченные разговором. Шатаясь, мы зигзагами, с трудом, бредем в сторону машины.

Мой брат в разобранном состоянии, но ему явно легче. Видно, что свежий воздух немного привел его в чувство. Отцепившись от меня, он останавливается возле дерева.

Говорит:

— Всем стоять. Я должен поссать.

Начинается яростная борьба с брючной молнией. Чтобы выручить его из этой трагикомической ситуации, я уже готов помочь ему, но, слава богу, он справляется сам. Я отхожу на шаг, готовый вмешаться в случае, если он начнет падать. Но нет, он качается, но стоит.

Он говорит:

— Слушай, сделай псс-псс-псс, а то я никак не могу начать.

Я делаю псс-псс-псс, оглядываясь по сторонам и надеясь, что нас никто не видит. Мне кажется, что я замечаю физиономию Гуальтьеро Маркези, выглядывающего из двери ресторана. Теперь Флавио просит, чтобы я поссал вместе с ним.

Я говорю:

— Ничего не получится, Флавио, мне не хочется.

Он настаивает.

Я сдаюсь:

— Хрен с тобой, только давай быстрее.

Он хочет, чтобы мы поливали ствол в унисон, но его руки трясутся и не держат его хозяйство. Если Бог чего-то захочет, то сотворит: Флавио стоит, поливая свои «россетти» и напевая детскую песенку про мышонка:

— Тополин, Тополин, да здравствует Тополин…

Наконец после всего мне удается уложить его в машину, и я говорю ему:

— Веди себя хорошо, мы сейчас придем.

— Тебе нравится… эта… там?.. — спрашивает он с закрытыми глазами.

— Там это кто? — отвечаю я, притворяясь, что не понимаю, о ком он.

— Эта… которая журналистка, прекрасная внутри… Черт, а она ничего и внешне!

— Да уж получше всех, кого вы пытались всучить мне до нее, это правда.

— Но не тебе ее трахать.

— Я и не собираюсь ее трахать. А почему ты так сказал?

— Потому что ей нравлюсь я! — Он открывает глаза и смеется.

— Вот и отлично, — поддерживаю я его своим смехом.

— А что ты смеешься? Меня еще рано списывать со счетов. Ну-ка скажи мне, только откровенно, за кого ты меня держишь? Я еще о-го-го!

— Хорошо-хорошо, а сейчас ложись и отдыхай.

— Да если б я захотел… знаешь, сколько баб… и мужиков тоже… Ты меня поцелуешь?

Я целую его в щеку.

— Нет, в губы.

— Уймись.

— Нет, мне интересно… я никогда не пробовал, а ты да, я помню, как вы с Федерико…

— И не только с Федерико… Но это были мои друзья, а не мой брат. И нам было всего по шестнадцать, мы просто учились целоваться.

— Отлично, я тоже хочу попробовать. Дай мне испытать восторг инцеста.

— Ты соображаешь, что несешь? Прекрати! Никакого инцеста!

— Ладно, тогда давай хотя бы потремся бородами.

Я поднимаю глаза к небу и говорю:

— О господи!

Мы тремся подбородками. Он, кажется, доволен и не пытается даже поцеловать меня. Жалуется:

— Ты меня поцарапал своей щетиной.

Я возвращаюсь за стол, успокаиваю Лауру, встревоженную долгим отсутствием Флавио, и говорю, что будет лучше, если мы закончим ужин.

Мы встаем, Лаура идет к Маркези извиниться. Неизвестно, что она придумывает в оправдание. И не знаю, чего в ней сейчас больше, смущения, гнева или беспокойства. Наверное, она и сама этого не знает. И еще я чувствую, что здесь что-то не то. Будто случилось нечто. Даже с Элизой, как мне кажется, что-то не так. Уверен, что с завтрашнего дня ее отношение к моему брату изменится к худшему.

На выходе за дальним столиком я замечаю моего старого школьного приятеля, Бенетти, маленького, толстенького, лысого. Идиот и последний ученик в классе. Две вещи, как правило, не связанные между собой, за исключением случая с Бенетти. Он, в свою очередь, смотрит на меня, но делает вид, что не узнает. Тем лучше.

Я расплачиваюсь своей кредитной карточкой: миллион сто семьдесят тысяч лир, а мы еще не съели десерт (мне его едва не всучили завернутым в бумагу). И, увы, я потерял возможность попробовать ром, на который я нацелился еще от двери, демерара шерри 1975 года из Британской Гвианы, весьма редкий напиток.

Несмотря ни на что, настроение у меня прекрасное. В следующий раз закажу домашнее вино, даже если буду уверен, что заплатит мой брат, а редкий ром выпью сразу, как только войду.

Мы в машине. Мой брат спит на заднем сиденье. Лаура сидит рядом с ним.

Внезапно Флавио просыпается и несколько раз произносит:

— Простите меня. Все.

После чего опять засыпает. Мне приходит в голову, что я, может быть, впервые в жизни слышу, что Флавио просит у кого-нибудь прощения. Он явно пьян в стельку.

За рулем я. Элиза, понятно, сидит справа от меня. Я смотрю на ее ноги. Я безмятежен и развлекаюсь. Элиза мне нравится. Я веду «мерседес» к дому моего брата.

Мы не разговариваем. В зеркало заднего обзора я вижу Лауру, нервно кусающую губы. Флавио храпит.

Мы подъезжаем к калитке ограды, Лаура просит меня высадить их здесь, чтобы Флавио немного прогулялся от входа в парк до виллы.

Все выходят из машины. Я поддерживаю Флавио, который едва стоит на ногах.

Вдруг он приходит в себя, выпрямляется, отрывается от меня, говорит, что справится сам. Опирается на Лауру и, пытаясь держать марку и едва двигая языком, просит меня проводить Элизу до дому. Опять извиняется перед нами.

— Не волнуйся, — говорю я ему, — машину я пригоню тебе в понедельник.

Вновь сажусь за руль. Элиза, попрощавшись с Лаурой садится рядом. На мгновение у меня мелькает мысль, что оставить меня один на один с Элизой — часть макиавеллевского замысла Лауры, но тут же я отбрасываю эту гипотезу. Лаура не стала бы выставлять себя в таком дурацком свете и за миллиард, говорю это серьезно.

Завожу мотор, мы отъезжаем. Поглядев в зеркало, вижу Лауру, которая поддерживает Флавио, блюющего у калитки. Ротвейлеры заходятся в лае.

Украдкой смотрю на ноги Элизы, затем на ее профиль, освещаемый слабым светом уличных фонарей, мелькающих за стеклом.

— Черт возьми, как он надрался, — говорю я, — ему по-настоящему плохо.

— Это от твоего тавернелло, — отвечает Элиза.

Я с изумлением поворачиваюсь к ней и встречаюсь с ее насмешливым взглядом. Некоторое время она смотрит но меня, потом зажмуривает один глаз и упирает в меня палец, изображая пистолет. «Стреляет», сопровождая жест глухим звуком выстрела, и говорит:

— Убит.

Мы оба смеемся, сначала сдержанно, затем все неудержимее.

Понемногу смех утихает, и мы сидим молча, слегка потрясенные. Я включаю аудиосистему, вновь звучат аккорды Пако де Люсия, я отпускаю руль и изображаю игру на гитаре.

Мы смеемся по новой. Я переключаю систему на радио. Передают вещь Ван Моррисона: Loneley Avenue, блюз для саксофона и гитары. Элиза закрывает глаза, расслабленно откидывается на спинку кресла и, кажется, наслаждается музыкой. Неплохо. Никогда еще рядом со мной не было женщины, которой нравится блюз.