Иэн Бэнкс - Вспомни о Флебе

• Название: Вспомни о Флебе
• Автор: Иэн Бэнкс
• Жанр: Космическая фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-011047-2

Йен М. Бэнкс — один из признанных мастеров «интеллектуальной космической оперы», писатель, создавший свою собственную Вселенную. Вселенную, в которой идёт ВОЙНА…

Война двух крупнейших галактических цивилизаций — республиканской Культуры и Идиранской империи.

Война, в которую Культура втянулась, только чтобы спасти свой душевный покой… самое ценное, что имела.

Война, которую идиране начали, потому что понимали: джихад должен расширяться, чтобы не стать бессмысленным.

Война, которая растянулась на сорок восемь лет и один месяц. Общее число павших — 851,4 миллиарда. Потери кораблей — 91 215 660. Количество уничтоженных планет — 53.

Учёные считали эту войну самым значительным конфликтом за последние пятьдесят тысяч лет Галактической истории.

Перед вами — один из эпизодов этой войны. Эпизод, который начался, как говорят, на планете под названием Мир Шара…

---

Теперь уже недолго. Он снова проверил запястья, но это не имело никакого смысла. Для освобождения ему понадобится час или даже больше, а оставалось — и то, если повезёт — лишь несколько минут.

Транс всё время рассеивался, и он снова и снова возвращался в сознание, будто его мозгу хотелось в полной мере прочувствовать свою смерть, своё угасание. Он попытался думать о чем-нибудь глубинном, заставить пройти перед глазами свою жизнь или внезапно вспомнить о какой-нибудь старой любви, о давно забытом пророчестве или предчувствии, но в памяти не было ничего, только эта бессмысленная фраза и страх захлебнуться в грязи и отходах других людей.

Вы старые мерзавцы, подумал он. Одной из их немногих юмористических и оригинальных черт было изобретение этой элегантной, ироничной смерти. О-о, что они должны чувствовать, волоча свои слабые от старости тела к туалетам банкетного зала и зная, что в прямом смысле гадят на своих врагов и тем самым убивают их!

Давление воздуха возросло, и далёкое стонущее урчание жидкости возвестило о новом её низвержении. Вы, подлые мерзавцы! Надеюсь, что хоть ты сдержишь своё обещание, Больведа.

Джинмоти с Бозлена Два убивают тех, кто, будучи предназначен для этого порядком наследования… — думала часть его мозга, пока трубы в потолке клокотали и выплёскивали тёплую массу жидких отходов, едва не заполнивших камеру доверху. По лицу прошла волна и откатилась, чтобы лишь на секунду освободить нос и дать время втянуть полные лёгкие воздуха. Потом жидкость снова медленно поднялась, коснулась нижней части носа и остановилась.

Он задержал дыхание.

Сначала, когда его только что подвесили, было больно. Все тело повисло на руках, связанных в тесных кожаных мешках и крепко прикрученных к стене камеры над головой толстой стальной петлёй. Связанные вместе ноги болтались внутри стальной трубы. Она тоже была укреплена у стены, так что невозможно было перенести хотя бы часть своего веса на ноги или колени или сдвинуть ноги более чем на ладонь от стены вправо или влево. Труба заканчивалась прямо над коленями. А над трубой его старческое грязное тело прикрывала лишь тонкая и грязная набедренная повязка.

Он отключил боль в запястьях и плечах ещё тогда, когда четверо охранников, двое из которых стояли на лестницах, затягивали верёвки. И всё равно где-то в затылке было гложущее ощущение, что он должен чувствовать боль. Потом уровень нечистот в маленькой камере-клоаке поднялся, и боль медленно ослабла.

Как только охранники ушли, он ввёл себя в транс, хотя вынужден был признаться себе, что все скорее всего безнадёжно. Но одиночество продолжалось недолго; менее чем через минуту дверь камеры отворилась снова, из коридора во тьму камеры упал свет и охранник положил на влажные плиты каменного пола металлическую лесенку. Он прервал транс и вывернул шею, пытаясь увидеть посетителя.

Появилась — с коротким жезлом в руке, светящимся холодной голубизной, — серая согбенная фигура Амахайна-Фролка, министра безопасности Геронтократии Сорпена. Старик улыбнулся и кивнул, показывая, что узнал. Потом оглянулся в коридор и тонкой бесцветной рукой призывно махнул кому-то невидимому, приглашая войти в камеру. Заключённый подумал, что это, возможно, агент Культуры Бальведа, и в самом деле, она легко прошла по металлическим перекладинам, неторопливо осмотрелась и остановила взгляд на узнике. Он улыбнулся и в попытке кивнуть потёр ушами о голые руки.

— Бальведа! Я знал, что увижу вас снова. Вы хотели поздороваться с хозяином?

Он заставлял себя улыбаться. Официально это был его банкет; он принимал гостей. Ещё одна маленькая шутка Геронтократии. Хорза надеялся, что в голосе нет признаков страха.

Агент Культуры Перостек Бальведа была на голову выше старика и восхитительно прекрасна даже в слабом свете голубого жезла. Она медленно покачала точёной головкой.

— Нет, — сказала она, — я не хотела ни видеть вас, ни прощаться с вами.

— Это из-за вас я здесь, — спокойно и уверенно сказал он.

— Да, и здесь твоё место, — вмешался Амахайн-Фролк и шагнул вперёд по лестнице так широко, насколько мог, чтобы не потерять равновесие и не ступить на мокрый пол. В камере снова гулко зазвучал его высокий скрипучий голос: — Я хотел, чтобы тебя подвергли пыткам, но мисс Бальведа… — министр оглянулся на женщину, — Бог знает, почему просила за тебя. Но твоё место тут, убийца! — Он погрозил жезлом почти голому мужчине, висевшему на грязной стене камеры.

Бальведа разглядывала свои ступни, выглядывавшие из-под подола длинного мрачно-серого одеяния. Круглый медальон на цепи вокруг её шеи блестел в падающем из коридора свете.

Амахайн-Фролк встал рядом с ней, поднял светящийся жезл и покосился на узника вверху.

— Знаете, я и сейчас ещё почти готов поклясться, что там висит Эгратин. Я едва… — он покачал худой костистой головой, — я едва могу поверить, что это не он, во всяком случае, до тех пор, пока он не откроет рот. Боже мой, эти Оборотни ужасно опасные твари! — Он Повернулся к Бальведе; она пригладила волосы на затылке и опустила взгляд на старика.

— Это древний и гордый народ, министр, и их осталось совсем мало. Могу я попросить у вас ещё одно? Оставьте ему жизнь. Может, он…

Геронтократ замахал на неё своей тонкой скрюченной рукой; его лицо перекосилось.

— Нет! И вы хорошо сделаете, мисс Бальведа, если не станете настаивать на том, чтобы пощадить этого… этого подлого убийцу, этого предателя… шпиона. Неужели вы думаете, что нам легко забыть, как он трусливо убил одного из наших инопланетных министров и выступал в его качестве? Сколько вреда мог бы причинить этот… эта тварь! Когда мы схватили его, двое наших охранников умерли только от того, что он их оцарапал! Ещё один навсегда ослеп, потому что этот монстр плюнул ему в глаза! Но, — с издёвкой продолжал Амахайн-Фролк, — мы вырвали эти зубы. И его руки связаны так, что он не оцарапает даже себя.

Он опять повернулся к Бальведе.

— Вы сказали, их мало? А я говорю: вот и хорошо, скоро станет меньше ещё на одного. — Старик посмотрел на женщину, прищурив глаза. — Мы благодарны вам и вашим людям, что вы раскрыли этого обманщика и убийцу, но не следует думать, что это даёт вам право указывать нам. В Геронтократии кое-кто вообще против всякого влияния извне, и их голоса день ото дня становятся тем громче, чем ближе к нам придвигается война. Вы хорошо сделаете, если не будете настраивать против себя тех, кто поддерживает ваше дело.

Бальведа поджала губы, снова опустила взгляд на ноги и заложила руки за спину.

Амахайн-Фролк опять обратился к висящему на стене мужчине, помахивая в его сторону жезлом:

— Ты скоро умрёшь, обманщик, и с тобой умрут планы твоих господ поработить нашу мирную систему! Такая же судьба ожидает и их самих, если они попытаются захватить нас. Мы и наша Культура…

Узник, насколько позволяли связанные руки, отрицательно замотал головой и громко воскликнул:

— Фролк, ты идиот!

Старик отпрянул, как от удара.

— Неужели ты не понимаешь, — продолжал Оборотень, — что захвата вам не избежать? Идиране рассчитаются с вами, и если не они, то Культура. Вы больше не властны над своей судьбой; война положила всему этому конец. Скоро весь этот сектор, если вы не сделаете его частью идиранской сферы, станет частью фронта. Меня прислали, чтобы просто сказать вам то, до чего вы должны были дойти сами… только не внушайте себе, будто вы обязаны сделать что-то такое, в чём позднее придётся раскаиваться. Ради Бога, идиране вас не съедят…

— Ха! Выглядят они очень похоже! Чудовища с тремя ногами, агрессоры, убийцы, неверные… Ты хочешь, чтобы мы заключили с ними союз? С монстрами в три человеческих роста? Чтобы быть стоптанными их копытами? Чтобы молиться их фальшивым богам?

— У них есть хотя бы один Бог, Фролк. А у Культуры вообще ни одного. — Концентрация на разговоре заставила отступить боль в руках. Он переместил, как сумел, тело и посмотрел на министра. — Они хотя бы мыслят так же, как вы. Культура и этого не может.

— О нет, мой друг, нет! — Амахайн-Фролк поднял руку ладонью к узнику и замотал головой. — Тебе не посеять семена раздора.

— Боже мой, ты просто глуп, старик, — улыбнувшись, ответил Оборотень. — Хочешь знать, кто настоящий представитель Культуры на этой планете? Нет, не она. — Он кивком головы указал на женщину. — Это снабжённый собственным двигателем мясоруб, что повсюду следует за ней, её летающий нож. Ей нравится принимать решения, ему нравится делать то, что она ему говорит, и всё-таки посланец он. Ядро Культуры — машины. Думаешь, раз у Бальведы две ноги и мягкая кожа, то ты должен принять её сторону, но на стороне жизни в этой войне стоят именно идиране…

— Ну, ты-то скоро окажешься по ту сторону жизни. — Геронтократ запыхтел и скользнул взглядом по Бальведе. Агент сквозь опущенные ресницы разглядывала прикованного к стене мужчину. — Пойдёмте, мисс Бальведа. — Амахайн-Фролк повернулся и взял женщину под руку, чтобы проводить из камеры. — Присутствие этого… этой твари куда более противно, чем запах камеры.