Джеймс Джонс - Пистолет

• Название: Пистолет
• Автор: Джеймс Джонс
• Издательство: Московский рабочий
• Жанр: О войне
• Год: 1990
• ISBN: 1

отсутствует

---

Разгрузка была настоящим мучением, Маст только тем утешал себя, что вряд ли такое может выпасть человеку дважды в жизни. Муссо не узнал пистолета и вроде бы даже не заметил его, но это не значило, что он не заметит через секунду. Поэтому за сорок пять минут, пока они снимали с грузовичка два тяжелых пулемета со станками-треногами, осторожно втаскивали по ухабистому каменному склону и устанавливали в окопах, у Маста душа была в пятках. Когда он спустился к машине, Муссо улыбнулся и поздоровался с ним и он поздоровался с Муссо. Больше ничего не оставалось. После этого он все время норовил загородиться кем-нибудь или чем-нибудь от Муссо. Тот стоял, облокотившись на грузовик, рядом со старым сержантом Пендером и наблюдал за разгрузкой, чтобы они, не дай бог, не уронили, не помяли, не поцарапали его драгоценные пулеметы, а когда их сняли с грузовика и потащили вверх по опасному склону, он шел следом за солдатами и продолжал наблюдать. В глазах Маста – а самому ему казалось, что от невыносимого напряжения они у него ошалело выкатились – этот старый солдат-итальянец с худым циничным лицом был живым воплощением зла. Слово «ненависть» даже бледно не обозначит того, что чувствовал Маст. Он ненавидел итальянца люто, смертельно, ненавидел с чистым воодушевлением паладина, всеми фибрами своего существа. Далеко не сразу – по меньшей мере через полчаса после того, как уехал Муссо, а сам Маст посидел на камне, подперев голову руками – до него по-настоящему дошло, что пистолет все же остался при нем. Маст был настолько потрясен всем пережитым, что мог ухватить сам факт, но не его значение. Однако немного погодя он осознал и это: все мучения позади, а его спаситель остался при нем. Доподлинно. Его пистолет принадлежит ему, и никому больше.

Очевидно, бумажка, которую он подписал, потерялась при сборах или переезде из Скофилда. А может быть, потерялась уже здесь. Здесь или там, но, что потерялась, ясно. И так же ясно было то, что сам Муссо забыл о нем. Маст все время ходил мимо Муссо, пистолет висел у него на поясе, Муссо смотрел на пистолет, но не заметил и не вспомнил.

Так что пистолет принадлежал ему, доподлинно и безраздельно, – может быть, впервые за все время. И снова в памяти у Маста всплыло лицо артиллериста, у которого он купил пистолет, и то место, где произошла покупка, и разговор, ее сопровождавший. Все это неопровержимо доказывало, что пистолет теперь принадлежит ему, что он его все-таки купил. Когда Маст поднял голову, весь мир выглядел совсем по-другому, по-новому, как будто Маст видел его впервые или как будто он весело искрился после чистого, освежающего дождя.

Спаситель Маста, маленький козырь Маста в партии со смертью, лишний шанс для Маста уцелеть, которого нет у простых пехотинцев без пистолетов и нет у пулеметчиков с пистолетами, но без винтовок, – он остался у Маста, все же остался. Теперь надо было только уберечь его. Уберечь от этих сбесившихся шакалов на береговой позиции Макапу, которые хотели его отнять.

ГЛАВА 5

Следующее покушение на пистолет Маста случилось через десять дней после того, как каптенармус Муссо привез пулеметы.

Со дня нападения на Перл-Харбор прошло почти три недели, страх перед высадкой японцев улегся, и жизнь на Макапу более или менее вошла в колею. Ясно, что, если бы японцы намеревались после воздушного налета высадить десант, они не стали бы ждать три недели. Кроме того, основная, самая тяжелая часть работы по установке проволочных заграждений на Макапу была выполнена, оставалось только внести кое-какие улучшения и усовершенствования; это и привело, так сказать, к фланговой атаке на пистолет Маста.

Маст, когда не дежурил у пулемета, работал в большой команде из двенадцати человек под началом сержанта – командира отделения; они обносили позицию с суши проволочным забором с оттяжками на одну или на обе стороны. Это была большая работа, и в одной команде с Мастом оказался его старый враг, О'Брайен, и маленький капрал с худым лицом, помощник командира отделения Винсток; под его командой было пулеметное гнездо и, кроме того, половина их строительного отряда.

Поскольку это была большая и важная работа, время у каждого было расписано так, что вне зависимости от того, кто нес дежурство у пулеметов, двенадцать человек для рабочей команды было всегда в наличии. Поэтому Маст нередко работал бок о бок со своим старым врагом О'Брайеном. После того как О'Брайен попытался отнять у Маста пистолет, они с Мастом не разговаривали и по возможности избегали друг друга. Но паяц и пролаза О'Брайен сумел подружиться с Винстоком. А после того как основная, самая тяжелая часть работы была закончена, большую команду разбили и Маста, опять вместе с О'Брайеном, в составе отряда из четырех человек под началом Винстока поставили исправлять огрехи. Для Маста это оказалось бедствием.

Установка проволочных заграждений вокруг всей позиции была изнурительной, немыслимо тяжелой работой. Надо было поставить триста пятьдесят – четыреста метров забора, при том что на глубине нескольких сантиметров под почвой залегала сплошная скала. Металлический винтовой кол, принятый в армии со времен прошлой, позиционной войны на Западном фронте, ввинчивался в эту землю не лучше, чем вбивался деревянный колышек для палатки. В самые первые дни они поставили на берегу перед позицией длинный забор в виде буквы П, упиравшейся основаниями в их высоту, и это был труд, приносивший удовлетворение, почти приятный, благодарный, хотя море дважды смывало заграждение, пока сержант, их начальник, не сообразил отнести его назад, выше отметки прилива. Стоило только вставить железный или деревянный рычаг в проушину, и кол чуть ли не сам ввинчивался в плотный податливый песок; колья, длинные и короткие, выстраивались ровно, как по нитке, услаждая глаз и эстетическое чувство. Заграждение получилось – прямо с картинки в учебнике.

Здесь же скала подходила к самой поверхности, а местами выпирала наружу, и работа была трагически-безнадежной, утомительной, никакого удовлетворения и услады она не приносила. Колья запрашивали по полевому телефону, а привозили их кухонные грузовики, и там, где не годились другие способы, под них в скале долбили ямы, а затем засыпали винтовые основания кольев битым камнем. Там, где можно было использовать природные трещины и разломы в скале, колья загоняли в них. Забор получался растрепанный, кое-где извилистый, с неровными прогонами; колья иногда торчали под самыми неправдоподобными углами, многие из них упали бы от одного хорошего рывка. А под тяжестью человеческого тела завалилось бы не меньше трех высоких, главных кольев, не говоря о коротких, для оттяжек.

Тем не менее они справились. Ценой непомерного, каторжного труда. Маст ложился спать на нестихающем ветру, завернувшись в два одеяла и полупалатку, небритый, немытый, чумазый, ощущая, как клинья грязи подпирают каждый ноготь, и с трудом перенося запах собственного тела; спина и руки ныли постоянно, как давно подгнивший зуб, но он знал, что через шесть часов его поднимут на боевое дежурство. Иной раз руки во сне затекали до самого плеча и, когда он просыпался, были как чужие, так что, неосторожно подняв руку, можно было заехать большим пальцем себе в глаз. Во всем этом он был не одинок. Но сознание того, что и другие страдают так же, нисколько не облегчало ему жизнь. И в эти часы пистолет, прикасавшийся под рубашкой к телу, был для него самым большим, если не единственным утешением.

С начала войны у них на позиции никто – кроме, конечно, молодого лейтенанта, который мог отправиться на ротный КП когда угодно – не мылся и не брился. Запертые в своем загоне из колючей проволоки, которой они сами же себя окружили, полностью отрезанные от мира, если не считать грузовика, трижды в день привозившего пищу и воду, они с каждым днем становились все грязнее, все обтрепаннее и все угрюмее. По мере того как ослабевала угроза немедленной высадки японцев, исчезало и объединявшее их чувство опасности: свары вспыхивали все чаще. Только к исходу третьей недели, немного разобравшись с более неотложными делами, кто-то из ротного начальства догадался наладить регулярное сообщение на грузовиках между командным пунктом, где была проточная вода, и позициями – так, чтобы раз в два или три дня каждый солдат мог приехать, принять душ и побриться. Это сильно подняло дух на Макапу. Это сильно подняло дух на всех отдельных позициях роты. Но эта же система поочередного мытья оказалась роковой для Маста и его пистолета.

Решено было – кем и на основании каких расчетов, неизвестно, – что с Макапу можно отпускать не больше четырех человек за раз. С других позиций, занятых всего десятком людей, отпускали троих, но на Макапу – с потолка взялась эта цифра или еще откуда – был приказ: четверо. И когда подошла очередь ехать Масту, ремонтно-заградительный отряд капрала Винстока отправился туда в полном составе, под командованием капрала Винстока. Они ехали мыться и бриться на большом 2,5-тонном грузовике, и по дороге к ним подсаживались люди с других изолированных и безводных позиций. Эти люди встретились впервые после начала войны и не могли наговориться, словно старые, соскучившиеся друг по другу приятели, хотя до войны они были едва знакомы. Грязные, небритые, с воспаленными глазами, они жались в кузове, как будто ища друг у друга защиты, и жадно глядели на редкие гражданские дома. Перед городом дома стали попадаться чаще, и, проезжая мимо какой-нибудь из ротных позиций, они с завистью рассуждали о стоящих поблизости гражданских домах – есть ли у хозяев дочка и пьют ли хозяева спиртное. А где гражданских домов поблизости не было, грузовик останавливался и подбирал очередную партию солдат. Командный пункт роты находился у подножия высоты на мысу Коко, напоминавшем горбатого кита. То есть похожим на кита он казался с моря пассажирам туристских судов, когда они еще ходили. Через низкую седловину, отделявшую его от горной гряды, шло шоссе, и в нескольких сотнях метров начинались окраины города. Здесь были и женщины и виски, и здесь стояла другая половина роты, «курортники» – их участок обороны тянулся по богатым приморским имениям.