Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

• Название: Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939
• Автор: Ингеборг Фляйшхауэр
• Жанр: История

---

Заслуживает внимания и второй аспект. Он касается марионе­точного государства Закарпатской Украины, которому Советский Союз, по всей видимости, придавал огромное значение. Этот вос­точный уголок чехословацкого государства, который в соответствии с Мюнхенским соглашением решением Первого Венского арбитра­жа (2 ноября 1938 г.) был отделен от Чехословакии[267], согласно немецким планам, предстояло превратить в плацдарм против Со­ветской Украины. Вынашивая честолюбивую программу реванша, Гитлер рассматривал украинскую житницу в качестве «жизненного пространства», с приобретением которого он надеялся предотвра­тить повторение того, что было после первой мировой войны, когда Германию охватил голод. Применяя принцип права народов на са­моопределение, он намеревался использовать Закарпатскую Украи­ну, с украинским меньшинством в 700 тыс. человек, сперва как пропагандистский, а позднее как силовой рычаг, для того чтобы идеологически ослабить, дезорганизовать и, наконец, захватить Со­ветскую Украину с ее 30-миллионным населением.

В первые же недели после появления этого едва жизнеспособного государственного образования Гитлер начал планировать создание «Великой Украины». В сильном замешательстве Советское правитель­ство вдруг заметило, по словам Шуленбурга, «большую опасность»[268], которая исходила от этого вассального государства Германии — «пунк­та кристаллизации украинского движения за независимость», «плацдарма для дальнейшего продвижения Германии в направлении Совет­ского Союза».

Вскоре о своей заинтересованности в прилегающих районах За­карпатской Украины заявили под сдержанное бряцание оружием приграничные государства — Польша на севере и Венгрия на юге. В конце ноября 1938 г. Гитлеру пришлось признать, что ему сле­дует надлежащим образом учитывать интересы этих стран или по меньшей мере одной из них, чтобы не создавать себе лишних вра­гов на предполагаемом пути экспансии на восток. Передача этих областей Польше означала бы усиление и расширение ее террито­рии в юго-восточном направлении, что воспрепятствовало бы осу­ществлению дальнейших планов в отношении Польши. Венгерская политика пересмотра границ больше отвечала его намерениям. С начала декабря 1938 г. правительство Венгрии стало проявлять по­нимание в отношении планов Гитлера на востоке и в качестве до­казательства своей готовности к сотрудничеству и платы за Закарпатскую Украину заявило о своем желании выйти из Лиги Наций и присоединиться к антикоминтерновскому пакту.

Оказавшись перед необходимостью выбора между усиливающейся, но не расположенной к сотрудничеству (для осуществления планов в отношении России) Польшей и еще колеблющейся Венгрией, за терри­ториальные уступки, однако, готовой к образованию совместного воен­ного наступательного фронта против СССР, Гитлер решил в пользу второго варианта. Таким образом, в конце 1938 г. маятник восточной политики Германии качнулся далеко в сторону венгерских предложе­ний. Как показал отчет германского посла в Лондоне Герберта фон Дирксена[269] в связи с новогодним посланием британского правительст­ва, западные державы отнеслись с пониманием к альянсу подобного рода. Польша, однако, не собиралась отказываться от военно-политического вмешательства в Закарпатскую Украину и с возрастающим недоверием пыталась разгадать истинные намерения Германии в Карпатах.

В беседе с польским министром иностранных дел Беком (5 января 1939 г.) Гитлер, намекая на притязания Венгрии, подчеркнул, что он не намерен допустить Польшу к дележу территории Закарпатской Украи­ны. Венский арбитраж, подчеркнул он, породил в Польше «определен­ные иллюзии». Гитлер отрицал наличие каких бы то ни было планов в отношении Украины и дал понять, что хотел бы иметь маленькую, но сильную Польшу союзницей в борьбе против России. Несколько дней спустя Риббентроп[270] в беседе с Беком подтвердил, что «рейх» не потерпит расширения границ Польши в южном направлении. 11 янва­ря 1939 г. Венгрия с одобрения Германии навязала Чехословакии пер­вое соглашение. 12 января, когда Гитлер в имперской канцелярии принимал дипломатический корпус, венгерский министр иностранных дел официально заявил о том, что Венгрия готова присоединиться к ан­тикоминтерновскому пакту. В тот же день в Закарпатской Украине под сильным военным нажимом Венгрии и после роспуска всех политиче­ских партий объявили о первых выборах в сейм. В то время как участие

Польши в расширении карпато-украинского плацдарма на восток Со­ветское правительство считало доказательством опасного для него германо-польского и антисоветского военного альянса, участие Венгрии, по-видимому, тревожило меньше.

Весьма вероятно, что Гитлер, зная о советском беспокойстве, вызванном его планами создания «Великой Украины», хотел лю­безным обращением с Мерекаловым произвести впечатление, буд­то у него нет никаких намерений относительно Украины. Кроме того, этим маневром Гитлер хотел припугнуть Польшу. Он, види­мо, решил, проявляя мнимую сердечность к Мерекалову, проде­монстрировать заболевшей «манией величия» Польше возможность совместных немецко-русских действий (против Польши). Прием дипломатического корпуса подошел для этого как нельзя лучше. До конца января 1939 г., когда Риббентроп должен был отправить­ся в Варшаву для продолжения переговоров, поляки имели время сделать для себя соответствующие выводы из этого страшного ви­дения! Таким образом, Гитлер, как видно, надеялся одним ловким ходом сделать поляков уступчивее, а русских — доверчивее. С этой же целью Риббентроп дал указание германскому послу в Мос­кве прибыть в Берлин для консультаций. 9 января 1939 г. Шулен­бург неожиданно узнал по телефону о том, что ему «санкционирована» поездка в Берлин, которой он давно добивал­ся[271].

Одновременно Риббентроп, испытывая давление со стороны своих экспертов по вопросам экономики, попросил согласия Гитлера начать новые, решающие переговоры о поставках советского сырья. Должно быть, 11 или 12 января Гитлеру передали записки Виля или устно с со­ответствующими комментариями изложили их содержание. Военно-промышленный сектор во главе с Герингом высказывался по этому вопросу совершенно однозначно: без советского сырья — будь то пря­мой вывоз с оккупированной Украины или урегулированный догово­ром советский экспорт, — дальнейшее наращивание производства вооружений невозможно и, следовательно, о конфронтации с западны­ми державами вообще нечего и думать.

Помимо сказанного, маневр Гитлера с Мерекаловым мог быть адресован и присутствовавшим немецким военным. Рискованная и по меньшей мере преждевременная ситуация двух фронтов, созданная Гитлером в период судетского кризиса, встревожила часть работников генерального штаба и побудила их предостеречь от недооценки совет­ской обороноспособности[272]. Непрерывно и с неизменным упорством передаваемые сообщения военного атташе Кёстринга и оценки дейст­вовавшего заодно с ним и послом Шуленбургом начальника управле­ния разведки и контрразведки (абвера) адмирала Канариса[273] придавали этим предостережениям требуемые реальные очертания. В результате смены настроений в военных кругах «доклад Риббентропа в январе 1939 г. перед генералитетом, в котором он подчеркнул неизмен­ность антибольшевистского курса... был принят довольно холодно»[274]. Даже начальник штаба верховного главнокомандования вермахта, ге­нерал-полковник Вильгельм Кейтель, в начале февраля 1939 г., похо­же, воспользовался неофициальной встречей с советским военным ат­таше, чтобы продемонстрировать Гитлеру преимущества если не сотрудничества, то советского нейтралитета в случае немецкой кампа­нии против Польши[275]. Вообще идея бисмарковской политики пере­страховки в отношении России стала в тот период среди генералов популярной[276]. Она захватила также и Гитлера[277].

При подобном стечении обстоятельств Гитлер и в самом деле мог на рубеже 1938 — 1939 гт. (а точнее, пожалуй, после переговоров с Беком, состоявшихся 5 — 6 января, и новогоднего приема 12 января) решить, что наступает время для такого альянса с СССР, который ему уже дав­но представлялся в виде временного «союза для войны»[278].

Таким образом, в демонстративном жесте Гитлера нужно видеть первую практическую проверку возможности сближения с СССР, диктовавшуюся желанием выяснить советскую реакцию. Биографы Гитлера справедливо указывают на то, что именно в эти недели «изво­ротливость и хладнокровие, с которыми он... перед глазами изумленно­го мира переключался с одной (альтернативы достижения своей цели в польском вопросе) на другую, вознесли его в последний раз на высоты тактического искусства»[279] .

Своим поступком Гитлер, как видно, произвел впечатление на Советское правительство, которое постоянными немецкими прось­бами относительно возобновления экономических переговоров было в известной мере подготовлено к такому повороту событий. Отсту­пала тревога по поводу украинских планов Гитлера. Как стало известно 13 января итальянскому послу в Москве Аугусто Россо, Литвинов с удовлетворением сообщил польскому послу Гжибовскому, что, хотя Париж и Лондон прилагают большие усилия, желая доказать Берлину, что его путь лежит на восток, «Гитлер убежден в этом меньше, чем утверждают о нем французы и англичане»[280]. К такому выводу, по мнению Марио Тоскано, можно прийти, зная, о чем говорили Гитлер и Мерекалов, с одной стороны, и Чемберлен и Муссолини — с другой[281].