Александр Лекаренко - 2012

• Название: 2012
• Автор: Александр Лекаренко
• Жанр: Роман

---

На первой странице была изображена собака, причем так, как ее изображают в учебниках - каждая часть тела выделена и помечена особым значком. Не будучи знатоком немецкого языка, он все же был филологом-германистом и надеялся разобрать общий смысл текста. Но, вопреки ожиданиям, текст оказался написанным по-латински, острыми готическими буквами. С трудом продравшись сквозь несколько страниц полузабытой латыни, он, наконец, с удивлением понял, что речь идет о виноделии. Сомнений быть не могло, слова “виноград”, “вино”, “виноградная гроздь”, “виноградник”, “виноградная давильня” повторялись множество раз в сочетании со словами “месяц”, “луна”, “почва”, “кувшин”, “навоз”, “возделывать”, “серп” и другими сельскохозяйственными терминами.

Усмехнувшись, он откинулся на спинку кресла. Что это было? Черный юмор черных СС? Что могло быть более гротескным, чем справочник по виноградарству в гробу у эсэсовского офицера? И причем здесь собака? Вдруг пропел телефон. Совсем забыв об этой связи с окружающим миром, он вскочил в поисках аппарата и наконец обнаружил его лежащим на газовой плите.

- Алло.

- Привет, старик! Бакула еще не выпил твою кровь?

- Он отравится.

- Не сомневаюсь, - Данила хохотнул. - Как дела?

- Нормально, контора пишет.

- Ты уже начал роман? - оживился Данила.

- Начал. И мне понадобилась кое-какая литература, латинский словарь.

- Это зачем?

- Как зачем? Средние века, готика.

- Ну, тогда ладно. Привезу, пока погода стоит.

- Привези, привези. И лучше несколько и латинско-русских, желательно, академические издания поищи.

- Ты что, Вульгату задумал писать?

- Не Вульгату. Но ты же хочешь получить добротный роман, а не фуфло?

- Не хочу фуфла. Будут словари, сам приеду или пришлю кого-нибудь. Что еще?

- Да ничего вроде.

- Ну, тогда держи оборону. Пока?

- Пока.

Отключив связь, он вернулся в кресло и снова взялся за книгу. Он не был экспертом, но, похоже, она была из пергамента и написана вручную, каллиграфическими, ровными строчками, без всяких виньеток. Листая страницы, он обнаружил множество рисунков зверей, птиц и людей, не имеющих по его разумению никакого отношения к виноградарству. Один рисунок привлек его внимание - голая и лысая женщина, сидящая с поднятыми ногами на троне, обеими руками раздвигая влагалище. Весь рисунок был испещрен непонятными значками, над головой женщины изображены солнце и луна, а у ног - сложный символ, в котором угадывались наложенные друг на друга октаэдр, куб, восьмиугольная звезда, треугольник и свастика.

Чем бы ни являлась эта книга - она была очевидно зашифрованной, а чтобы приблизиться к первому уровню смысла, следовало, как минимум, разобрать латинский текст. Он усмехнулся, словно в старину хранили секреты виноделия. Может быть, того виноделия, квинтэссенции которого он так храбро хлебнул? Отложив книгу, он взял в руки серебряную фляжку, раздумывая, а не повторить ли эксперимент? Но по трезвому размышлению решил воздержаться - сильный галлюциноген, который явно содержался в этом снадобье, все еще присутствовал в его крови, а он понятия не имел о предельно допустимой дозе и полагал, что время для путешествия в один конец еще не наступило. Рассматривая ювелирно выполненный сосуд, он повернул его стороной и увидел то, чего не заметил в полумраке склепа - буква “А” в круге была изображена и на нем. Он отставил фляжку и встал, направляясь к более современному сосуду с менее опасным зельем - хватит головоломок, голова еще пригодится, чтобы ломать печати старых тайн.

Глава 8

Только человек из города, обитатель блочной пятиэтажки способен оценить всю прелесть пробуждения не совместно с человеческим муравейником, под шум машин, лязг троллейбусных дверей и хрюканье унитаза за стенкой, а частным образом и в горной тиши, не нарушаемой воплем будильника, призывающего к рабскому труду. Нет ничего страшнее наемного рабства, отравляющего кровь тысячами серых утр, занятых у жизни безвозвратно в обмен на кусок хлеба и право перейти в следующее, наемное утро. О, великие утописты человечества, певшие счастье свободного труда - ваши голоса утонули в грохоте будильника. О, Коммунизм! Где заблудился ты, по каким дорогам бродишь с нищенской сумой, полной несбыточных обещаний? Доколе будешь ты, о, Капитал, испытывать терпение наше? - Доколе надо, дотоле и буду, - ответил он вслух за Капитал, спрыгивая с дивана. День начинался великолепно. Любой день начинается великолепно, если ты сам выбираешь себе работу и если не перепил вчера и не кончил плохо.

Сегодня он решил начать перенос романа на бумагу, а утро отдать переносу мусора на задний двор - обязательства, взятые на себя без принуждения - священны, если хорошо оплачиваются.

Полюбовавшись восходом солнца с чашкой кофе в руке и отметив, что уже подмораживает, он отправился в подвал, где работал всю первую половину дня, не позволяя себе думать ни о чем, что касалось колодца. Он знал, что тайна либо выведет его на новый уровень бытия, либо расплавит его мозги, а потому нагружал мышцы, разгружая нервную систему в предчувствии будущих перегрузок.

“Человек, который проживает жизнь, подобно растению, чтобы бросить семя и уйти в землю - есть трава. Человек, который проживает жизнь в уверенности, что он есть тело, сражаясь с другими телами и в ужасе перед смертью тела - есть демон. Человек, который проживает жизнь, смиренно удовлетворяя потребы тела и не ведая о смерти, подобно животному - есть жертвенное животное”.

Так начал он роман.

“Как вверху, так и внизу. Каждый человек - это звезда. В небе звезды ходят по путям своим, не пересекаясь с другими звездами, пока сильны. Если звезда теряет силу, то сходит с пути своего и сталкивается с другой звездой или прекращает движение, останавливается на пути своем и угасает. Небо отражается адом на Земле, где демоны умирают мучительной смертью, топча траву и питаясь животными, чтобы снова родиться и повторить круг, а немногие человеки стоят на вершинах духа, между Небом и Землей. Как вверху, так и внизу. Каждая звезда - это ангел небесный в неисчислимой рати Небес, это Силы, Престолы и Власти в иерархии иерархий и несметной иерархии Всевышнего. Когда в гармонию Вселенной вошел грех и ангелы стали сражаться друг с другом, то, пребывая на Небе, они начали падать сквозь Сферы Небес, оставляя свое присутствие в каждой из них, ибо нет Времени на Небесах. Они теряли блеск, пока не стали плотью в Восьмой Сфере Земли, пребывая Везде, ибо нет ни прошлого, ни будущего, ни верха, ни низа, ни спереди, ни сзади, но все пребывает в точке Здесь и Сейчас - в уме Всевышнего. Человек из праха - это ангел небесный, наказуемый по воле Всевышнего, по мере греха своего и в соответствии с местом в небесной иерархии - как трава, как демон или как животное. Но нет ни греха, ни воздаяния, ни порока, ни святости - ибо ничего не происходит вне воли Всевышнего, которую не дано знать ни человекам, ни ангелам. Каждый человек - это ангел, каждый ангел - это звезда, каждая звезда - это дух, пребывающий во Всевышнем и не имеющий отдельного существования. Война идет по воле Всевышнего. Цель Войны - Совершенство. Цель Совершенства недоступна никому, кроме Того, Кто Сам есть Совершенство. Не было Святости до того, как явился Порок. Они нуждаются друг в друге, чтобы существовать, а их существование есть Творение, стремящееся к Совершенству. Совершенствование в Добре или во Зле - это единый путь ко Всевышнему, двойственность которого иллюзорна. Истинный Грех - это нежелание совершенствоваться, отказ следовать воле Всевышнего. Он удерживает человека в аду - в состоянии травы, демона или животного. Воистину греховен тот, кто не желает идти ни по какому пути, воистину велики его мучения, его волочит потоком жизни, его бьет о камни и скалы, враги одолевают его, ядовитые гады язвят его тело - это Господь, в неисповедимой благости Своей, дарует ему испытания, чтобы наставить на путь. Долг человека, которому Господь открыл истину - это помочь ближнему своему, ибо никто не может освободиться в одиночку и тот, кто остановился наедине с гордыней своей, с великим трудом взобравшись на вершину духа, будет сброшен вниз рукою Господа и повторит свой путь снова и снова. Возлюби ближнего своего, отдай ему последнюю рубашку, омой его ноги. Или возненавидь ближнего своего, ограбь его, сорви плоть с его костей - и то и другое твоей рукой творит Господь, дабы вразумить одного - добром, другого - злом. Но будь последователен, следуя по пути, а не стой посредине, творя одной рукой - благо, а другой - зло, по своему разумению, ибо не тебе решать, что есть - зло, а что - благо”.

Он отбросил перо и ошеломленно уставился на написанное. Он не собирался писать ничего подобного, задумка была совершенно иной. Откуда это взялось? Какая это, к черту, готика и какой турист будет читать такую белиберду? Он просмотрел текст, потом медленно перечитал еще раз и, неуверенно усмехаясь, откинулся на спинку кресла - неожиданно ему понравилось. Что-то в этом было. Разумеется, не было ни грана философского смысла в этой псевдооккультной и небезопасной игре философскими категориями. Но взяв на выбор любой отрывок из Фихте или Сенеки или продравшись сквозь дебри Кьеркегора, легко можно было обнаружить, что на выходе они имеют - пшик. Пшика на выходе не имела философия Ницше, на выходе она имела - взрыв. Потому что старина Ницше, будучи филологом, а не философом, сумел довести давление идей в русле своей великолепной прозы до такого эмоционального уровня, что оно выстрелило философским камнем и пробило изрядную брешь в здании тогдашней цивилизации, несмотря на общеизвестное безумие самого автора. Форма, приближаясь к совершенству, становится содержанием. Смысл, сам по себе, не имеет никакого смысла, смыслом может послужить все, что угодно. Из пушки можно выстрелить даже дерьмом - и получить весомый результат. Марксисты не грызли гранит марксова “Капитала”, который можно взять только динамитом. Поэтическая строчка из “Песни песней” коммунистов, - “Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма”, - вот что швырнуло кирпич “Капитала” в витрину буржуазного благополучия.