Александр Лекаренко - Дьявольская карусель

• Название: Дьявольская карусель
• Автор: Александр Лекаренко
• Жанр: Роман

---

Разумеется, этот тип, похожий на каменного идола, был гэбэшником из тур­кмен. Но он не мог вызвать вертолет на чужую территорию и не мог обозначи­ться местным властям, находясь на ней нелегально. Более того, операция должна была оставаться в тайне не только от чужих, но и от своих, - иначе, полетели бы головы. Алеша не знал тогда и знать не мог, но понял впослед­ствии, что «чабан» действовал по личному поручению какого-то начальника среднего звена, - вероятней всего, командира погранотряда подполковника С. Нельзя было признать, что человек погиб оттого, что его отправили в опас­ное место, уже после получения селевого предупреждения, но и нельзя было бросить пропавшего без вести пограничника, который мог оказаться и перебежчиком. В любом случае, следовало найти его, не гоня волну по инстанциям и до того, как он начнет вонять, - живой или мертвый. Советская структура ох­раны границы была несокрушимой как скала, тяжелой и неповоротливой в силу этого и в силу этого, - весьма гибкой на уровне среднего звена. На окраинах гигантской империи средний начальник был царем и богом, если умел окружить себя правильными людьми и мог делать все, что угодно, - если делать быстро, не раскачивая всю систему. Подполковник С., был именно таким человеком, - удельным ханом, подмявшим под себя и пограничные и гражданские структу­ры, а сами пограничные войска были войсками КГБ, государства в государст­ве и Алеша, - винтик в машине, - формально являлся гэбистом и был включен в корпоративную связь. Кроме того, подполковник С., в отличие от многочисленных туркменских баши, был русским человеком, убежденным коммунистом и потомственным советским офицером, спасти своего или наказать своего по-свойски, - смертью, было для него делом чести.

Поэтому, чабан возился с Алешей как с ребенком, перевязывал его раны, ох­ранял, поддерживал на своем плече и делал частые остановки на их долгом пу­ти домой. На их долгом пути домой, Алеша сделал первый шаг к самому себе, теряя вместе с остатками грязноватого уже, детского жирка остатки смыслов и замещая пустоту чем-то темным, что вливалось в него от его каменного провожатого.

- Не рассчитывай на меня, рассчитывай на себя, - говорил провожатый, - И рассчитывай все вокруг себя, как змея и действуй быстро, пока тебя не сжили со свету. Надежда, - дурной советчик, надеяться нельзя даже на эти твердые камня, они могут покатиться под твоими ногами. Откуда ты можешь знать, куда я тебя веду? - Мы идем в сторону границы, - удивленно ответил Алеша. - Как ты можешь это знать? Ты что, Чингачгук-Большой Змей? - ухмыльнулся чабан, - Может, я веду тебя на расстрел. - За что? - еще больше удивился Алеша. - Откуда ты можешь знать, за что тебя убьют за следующим поворотом? Всегда есть за что, невиновных нет. Откуда ты можешь знать, кто я такой? - чабан ухмыльнулся, - Фамилию твоего напарника можно прочи­тать и на его трупе, она написана хлоркой на его х/б. Хочешь, чтобы кто-нибудь написал «дурак» твоей кровью у тебя на лбу? - Нет,- ответил сов­сем сбитый с толку Алеша. - Тогда улыбайся,- улыбнулся чабан, - Улыбайся, даже тогда, когда собираешься перерезать кому-то глотку, - а ты будешь это делать, я чую кровь своим волчьим носом. Никто не должен знать, куда ты идешь, - тогда тебя не заведут за угол и не перережут там горло. Ты и твоя смерть, вы идете вместе, - все остальные, враги. Научись улыбаться всегда, как череп, - ему уже нечего терять, кто он, - никто не знает. Сила среди лю­дей, - не в знании, а в неведении неведающих, - наедине с собой, тебе ее не надо. Ты не сможешь узнать все, а пытаясь научиться многому, - нагрузишься, как верблюд. Стань пустым, как сухой череп и улыбайся, твоя пустота разда­вит черепа врагов, - в пыль, на твоей дороге. -

Г л а в а 3.

Третий звонок прозвучал у зеленых волн Азовского моря, когда Алеша впер­вые убил человека, - как и было предсказано туркменским идолом. Азиатская грязь покрылась полуторалетней патиной далекого, как казалось ему, прошло­го и веселый студент Алеша стройотрядствовал в приморском поселке, беспеч­но купаясь в багряном море местного вина и легкой любви, с малозаметными островками необременительной работы. Убийство случилось легко, как любовь, - из-за любви и легко ушло под соленые волны, лишь слегка окрасив их крас­ным и оставив солоноватый привкус во рту. Просто однажды жаркой и хмельной ночью, на пустынном морском берегу, он ударил этого парня в голову, - всего пару раз и бедолага умер. Алеша отплыл с ним подальше от берега, придержи­вая под подбородок и оставил морю, - вот и все - и вернулся назад вдоль се­ребряной лунной дорожки, с наслаждением вдыхая сонное дыхание моря, а потом пошел домой и заснул, как убитый.

Покойный был никому неизвестным курсантом «шмотки», - мореходной школы, приехавший, на свою беду, подработать на прокладке частного водовода, - ни­кто его особо не искал, - он выплыл сам, на третий день, мелкое, ласковое море не умело хранить тайн. Никто его и не узнал, кроме ласковой Алешиной сестры, находившейся с обоими в более близких отношениях, чем позволяла степень двоюродного родства и чем мог позволить Алеша, - но умевшей хранить тайны. Так или иначе, но парнишку забрали на трахнутом, дощатом грузовике я никто больше о нем ничего не слышал, - вероятно потому, что он спьяну утопился сам, трахнувшись башкой обо что-то на дне.

Алеша был жаден к жизни, жаждал любви и многовато пил для своего возрас­та, что в силу возраста проходило безвозмездно для закаленного спортом ор­ганизма и всю жизнь его преследовало везение, как рок, не дававший его жиз­ни подломиться, - для новых роковых испытаний. Возможно, поэтому третий зво­нок прозвучал неслышно для его уха, - но набирал силу под давлением време­ни, - Алеша начал задумываться о том, как легко и безвозмездно убивать людей.

Окончание университета совпало с крахом Советского Союза, - крахнула Вели­кая Социалистическая Родина, трахнутая ее идеологами, вместе со всеми сво­ими идеями, которым Алеша приносил присягу на верность и истекал кровавым потом в трахнутом Копет-Даге, - его вынесло в Новый Мир с карт-бланшем уни­верситетского диплома в кармане и свободным от обязательств. Новый Мир тре­бовал в кармане чего-то повесомей, чем пустая бумажка, - кистеня - или золота, Большой Карман стал символом и Богом Нового Времени, «Время понеслось вскачь, стуча золотыми подковами по черепам дураков» - или потащилось кля­чей для неудачников на обочине, Время-Колесо повернулось вновь, возвраща­ясь назад, - к подножию Золотого Тельца, в землю ушла кровь раздавленных, -  вечным остался презренный металл, вожделенный всеми на Земле дураками и умниками. Так уж случилось, что в то алхимическое время хаоса, любой металл был презренным и легко обращался в золото, - алюминий, свинец, медь, железо. И так уж случилось, что к последнему, чаще всего прибегали и дураки и ум­ники, в попытках алхимического обогащения. Алюминием, свинцом, медью, ни­хромом, плутонием - и железом, было засеяно Поле Чудес и еще не взошло со­лнце демократии, как в Стране Дураков уже закипела работа. Маркс отдыхал со своей формулой «деньги-товар-деньги», формулой нового времени стало «железо-железо-баксы», - «ноу-хау» постсоветского капитализма. Железо несло немерянные прибыли, поскольку его было немеряно в многострадальной земле дураков, но добывали его, - пистолетами, поскольку между хищниками сразу возникла дикая конкуренция. Настоящей таможни еще не было, та, что была, - еще продавалась за копейки, можно было вывозить все, что угодно и вывози­ли, эшелонами и пароходами, - в Прибалтику и Польшу, ни копейки не оставляя дуракам. Польша, Литва, Латвия и Эстония, - состоялись за счет этого крова­вого металла, перепродавая его втридорога по всему миру.

Так уж случилось, что бедный Алеша, с его отменным здоровьем и первым разрядом по дзю-до, - в тяжелой форме страдал идиосинкразией к торговле, он не выносил торгашей так, как мачо не выносят педерастов, - на дух и на вид.

Он пытался преодолеть это честно и много раз, он даже работал шашлычником на базаре, хотя это было для него почти то же самое, что подставить под шашлык собственную жопу - и не смог. Он даже не смог торговать своими зна­ниями английского языка и литературы, отмеченными, черт знает зачем ему понадобившимся дипломом, он не мог ничего, - повсюду была ненавистная тор­говля и он начал уже подумывать о том, куда бы это поехать пострелять, - помимо всего прочего, он имел военно-учетную специальность «снайпер» и вообще был хорошим, призовым стрелком. В таком состояниям разброда и шата­ния его и нашел Миша, - старый кореш и собутыльник, с соседнего, физическо­го факультета. Миша был очень крутым евреем, не из дантистов и не из тех, что выезжают на мешпухе, - а из тех, что сами по себе и умеют дать в морду не хуже любого другого. В кабаке, перешедшем в мордобой с какими-то урками, Миша начал рассказывать ему печальную историю своей жизни - и закончил ее у себя дома, посасывая виски через разбитую губу. Разумеется, Миша тор­говал, достигнув в этом деле высот известных и у него была красавица жена, - фотографию которой в бикини, за неимением отбывшего в Анталию оригинала, он тут же и предъявил, в сердцах забыв, а может и не ведая, что Алеша хо­рошо знает эту фигуру, хотя никогда и не бывал дальше Мариополя, - девка была, мало сказать красива, она была ослепительна, какими нередко бывают еврейско-украинские полукровки и совмещала в себе курвость и хитрожопость обеих наций. Миша любил ее без памяти, своим беспримесным и поросшим жест­кими патлами, еврейским сердцем, но у Марины был дальний родственник, не только занятый тем же бизнесом, что и Миша, но и его женой впридачу. Миша был крут, но не настолько, чтобы думать об окончательном решении вопроса по-родственному и богат достаточно, чтобы думать и не лезть за его решени­ем к посторонним людям. И теперь он разрывался между совершенно библейской ненавистью, - такой, чтобы трава не росла - и совершенной неспособностью вырастить хоть какой-то радикал над проблемой. В конце-концов, после многих зигзагов повествования и многих скупых слез, дополнивших рассказ и нескупо налитый стакан, Алеша уяснил себе, что Миша готов обменять рога на шкуры двух зайцев и даже непротив расстаться с десятью штуками баксов, если Гри­ша куда-нибудь исчезнет, - за эту сумму. И согласился.