Александр Лекаренко - Дьявольская карусель

• Название: Дьявольская карусель
• Автор: Александр Лекаренко
• Жанр: Роман

---

Она и суженного своего-то нашла под забором, уже начищающим цепь Гименея во дворе ее дома, - а на войну была просто неспособна. Марину Елена не любила и сильно не любила, - но до ненависти ей не хватало 99°. Она была похожа на экзотический оранжерейный цветок, - он боится ветра, но никто не знает какие яды он накопил в душной атмосфере своей теплицы.

В доме, в который пришли Марина и Алеша чтобы разрушить его, жили странные люди, - но не более странные, чем пришельцы, которые бродили по Земле за его стенами, в поисках странных удовольствий топча другие жизни и не зная, что делать со своей.

Г л а в а 30.

Лирики полагают, что самой драгоценной жидкостью на планете Земля является человеческая кровь. Прагматики ухмыляются их наивности, считая, что такой жидкостью является кровь Земли, - нефть, уж им-то известно, сколько крови человеков проливается за нее и просто так, в землю, песок, мергель и сухие камни этой планеты. И те и другие ошибаются, - самой драгоценной жидкостью на планете Земля, является пресная вода. Так было всегда, - просто счастли­вые обладатели подлинной драгоценности, купаясь в ней, - этого не замечали. Две трети поверхности Земли, оставленной океаном для покинувших его обита­телей, - это пустыня, - в которую океан человеков успешно превращает оставшуюся треть, не оставляя места для самого себя. Вынужденная тенденция к цен­трализации существовала задолго до появления промышленности, выпивающей пресной воды больше, чем все желудки в мире, - люди селились там, где была вода, но и там ее стало недостаточно, - в результате централизации, вер­нувшейся бумерангом капитала. Сегодня Япония тратит на опреснение морской воды больше, чем есть в бюджетах некоторых государств, а количество заболе­ваний, связанных с исскуственным изменением структуры воды достигло катастрофических масштабов. В больших городах водопроводная вода давно уже ста­ла непригодной даже для технического использования. Те, у кого они есть, - покупают воду за большие деньги. У кого нет, - умирают от рака, - даже если в конституциях их государств прямо сказано, что земля и недра принадлежат народу.

В Палестине не было достаточного количества питьевой воды и во времена Христа, - возможно, поэтому он и появился там, обещая молочные реки кучке истомленных жаждой кочевников, в самом занюханном уголке Римской империи. Но времена изменились и с подачи империи Британской на клочке земли, неспо­собном прокормить и восточноевропейское село, собралось целое государство людей, истомленных жаждой по обетованию - и что же они должны были пить, - если не собственные слезы, стекающие со Стены Плача? Никто не хотел умирать от дерьмовой воды, привезенной в танках из Египта и Турции или суб­лимированной из рокового для египтян Красного моря, - а минералка из Италии или Греции стоила безумно дорого. С умом у Дани было получше, чем у Моисея, - он сумел открыть источник в юго-западной части постсоветской экономической пустыни и тихо направить его в нужное русло, не тыча жезлом, которым послужила ему Марина и при мудром уважении к ее партнеру. Велико­лепная минералка, уже имеющая сертификат качества, не требовала дополнительной обработки, ее даже не газировали, а просто разливали в пластиковые ем­кости по 10 литров. Почти ничего не стоило поднять ее с глубины всего в 17 метров и при минимальных затратах очень дешевого труда, - она обходилась, почти как манна небесная. Дальновидный Даня не скупил­ся, вкладывая деньги в «Источник» и дорогу к нему, - у него было самое луч­шее оборудование, у него была «зеленая улица» от Бахмуса до порта Ильичевск, где грузились пароходы в Хайфу, у него был собственный самурай и преданная, как собака жена. В умных руках Дани был договор на поставку воды в кибуцы, без всяких посредников, - а умные кибуцники брали не какую попало воду и по­ловина из них родилась где-то неподалеку от Даниного «Источника», - который теперь зафонтанировал деньгами. Даня работал под заказ, а не на склад - и первая же торговая операция вернула половину вложенных средств, - включая офисный особняк с участком, который занял бы половину торгового квартала в Хайфе. Если бы кто-то сказал Дане, что его преданная, как собака, жена со своим самураем, - могут поставить под удар это выгоднейшее предприятие… Даня постарался бы отвести этот удар, не задев жену и служащего. Он был мудр, как Соломон и читал в черных сердцах человеческих, - потому что имел такое же собственное, - он знал о Марине намного больше, чем полагала она и Алеша. Но на весах его сердца, - великолепная задница Марины, - перевешивала выгоду. А на весах его мудрости, - выгода от Марины, - перевешивала ревность.

Все предприятия, задуманные людьми, заканчиваются одинаково со времен Иова и ветер возвращается на круги своя, унося пыль сгоревших сердец и ник­чемной мудрости, Леня Кубаткин рылся в своем архиве, в поисках карточки на букву «З», Марина вынашивала планы мести, Клара с Еленой до слез смеялись над Темчиком, читающим слово «мараскин», Костя грыз кость, хозяин, один в кабинете, потирал ладонью дряблое сердце, девки вытирали носы, только, что разбитые о переднее стекло джипа, Алеша заглядывал в глаза своих писто­летов, - а ветер кружил над землей улыбку клоуна на драных афишах и вы­тертая под носом кровь, - оставалась на руках, хватающих небо.

Г л а в а 31.

Даня сидел в своем городском офисе вместе с Гелой и обучал ее буквам иврита, - она их схватывала удивительно быстро. Поначалу, он занялся этим любопытства ради и развлечения для, - но был поражен ее способностями и вскоре увлекся. Ему приходилось видеть, как азы иврита изучают взрослые люди, - у них получалось неизмеримо медленнее.

Даня был зрелым мужчиной немалого ума и опыта жизни, но в некоторых вещах оставался наивным, как ребенок, - как большинство граждан цивилизован­ного общества. Он получил серьезную военную подготовку, ему даже приходи­лось стрелять в людей и он умел выжить в пустыне, но опыт его жизни не со­держал базовых понятий для выживания в человеческих джунглях. Если бы кто-то в деталях разъяснил ему отношения в семье Марины, - он бы решил, что такие варвары не имеют права называться не только семьей, но и людьми вообще, а если бы даже сама Гела рассказала ему, что она такое, - он бы просто не поверил девочке, насмотревшейся американских «ужастиков».

Гела же, не была в состоянии поверить, что этот взрослый мужчина всерьез увлечен обучением ее каким-то сраным буквам, а не возможностью засунуть руку ей в трусы. Даня читал написанное в сердцах людей, - белым по черному, - но сердце Гелы было слепящей тьмой. Ни он, ни Гела этого не понимали, - что и давало им возможность общаться на давно вымершем в цивилизованном обществе языке чувств, - глазами, жестами, запахами, Дане нравилась эта красивая девочка, но он Никогда не позволил бы себе прикоснуться к ней даже пальцем. Гела же считала, что он просто не знает, как к ней подойти и изо всех сил старалась ему помочь. Она была чрезвычайно чувственной женщиной, с бешеным темпераментом, - но в наивности своей, полагала это нормой. Она понятия не имела о том, что большинство женщин за всю жизнь не испытывают того, что она успела испытать уже десять раз, топчась вокруг этого улыбающегося отормоза. Она злилась, она выходила из себя, она даже забыла о необходимости интриговать против Даниной жены и отставлять пальчик при письме, от нее начало пахнуть так, как пахнет морская рыба, завернутая в листья базилика.

Даня получал все больше и больше удовольствия, глядя на эту грациозную девчонку и общаясь с ней. Если бы он понял до конца хотя бы одну из фраз, которые произносила Гела, - он бы решил, что имеет дело с проституткой - и сильно ошибся бы. Но читающий в сердцах людей Даня, не ошибался, глядя на ее вишенные губы, - он понимал, что ум ее не имеет глубины, не располагая базой знаний, но в пределах ей известного, - быстр, как электронный луч. В ее прозрачно-карих глазах вспыхивали зеленые искры, на каждое движение Да­ниной руки, рисующей знак, - она реагировала мгновенно, повторяя его почти непрерывной линией, как рисунок тушью. Отраженный ритм завораживал, пока­чивались черные кудри вдоль щек Гелы, подрагивали тени ресниц на ее щеках и груди под льющимся щелком платья, - не понимая языка, не зная сердец, они танцевали древнейший танец любви, покрывая древними знаками белый лист. – «О, возлюбленная моя!» - написала рука мужчины - и рука женщины отразила летящую строку, - «Твои волосы, - как стадо чернорунных ягнят, спускающихся с гор...» - «Да что же это я делаю!» - Даня бросил ручку. Гела прямо посмотрела ему в глаза. Она была быстра, как электронный луч, так же безумна и безжалостна, это она застрелила охранника, выскочившего на шум и двух других людей в кабинете «Кредита», - в пределах ей известного она действовала мгновенно. Даня не успел ни о чем подумать, не успел сде­лать ни единого движения, - Гела прыгнула ему на колени и как змея, впилась поцелуем в его рот. Переход от «Песни Песней» к содомской чувственности был столь ошеломляющ, что Даня застыл, - а Гела взахлеб лизала его губы, ввинчиваясь ему в пах распяленной промежностью и ее сладкая слюна стекала на его чеканную, как у статуи, бороду. Это уже совсем не было похоже на тонкую лирику отношений с красивой девочкой, но даже и в такой ситуации Даня не посмел оторвать ее от себя за волосы, - он схватил ее за талию. С Гелой нельзя было так, - она распалялась, как собака, а сидя на Дане верхом уже не могла освободиться от разделяющего их клочка материи так быстро, как ей хотелось и завизжав от бешенства, - просто рванула его в сторону. Трусы порвались пополам, открывая место, где жила любовь Гелы и к которому она прижимала все свои богатства, - револьверчик ткнулся стволом в пах Дане. Гела схватила и то и другое, - Даня схватил ее за руку, - стволик хлопнул не­громко в их руках.