Андрей Никитин - Исследования и статьи

• Название: Исследования и статьи
• Автор: Андрей Никитин
• Издательство: АГРАФ
• Жанр: История
• Год: 2001
• ISBN: 978-5-7784-0041-2

В книге рассматриваются вопросы достоверности сведений древнейших русских летописей, используемых для реконструкции событий ранних веков русской истории.

Первая часть посвящена анализу структуры, хронологии, терминологии и стилистики «Повести временных лет», вопросам ее авторства, количеству редакций, их объемов, датировок и вероятного времени сложения окончательного текста.

Во второй части исследуются спорные вопросы текстологии и атрибуции памятников русской письменности и искусства XII–XV вв. (Ипатьевская летопись, «Слово о полку Игореве», «Задонщина», «Троица» Андрея Рублева), а также ряда событий истории XIV–XVI вв. (Куликовская битва, второй брак Василия III, опричнина Ивана IV).

Книга рассчитана на специалистов по истории России, историков литературы, преподавателей вузов, студентов, а также на широкий круг читателей, интересующихся этими вопросами.

Рекомендуется в качестве пособия для семинарских занятий.

* * *

Книга содержит таблицы и inline-картинки.

---

Между тем, внимательное знакомство с Ипатьевским и более поздними списками этого памятника, имеющего совершенно исключительное значение по своему содержанию как для историографии, так и для истории литературы древней Руси, убеждает, что, в отличие от других летописных сводов, Ипатьевская летопись представляет не механическое соединение разновременных текстов и сводов, а следующую (после ПВЛ) попытку создания на имеющемся материале всеобъемлющей истории Руси, сходную с той, что была предпринята в XVI в. при создании так называемой Никоновской летописи, а еще через два столетия — В. Н. Татищевым. Убеждают в этом наблюдения над текстом, позволяющие проследить на всем его протяжении, хотя и далеко не равномерно, определенные стилистические обороты и повторы[149], которые трудно объяснить «стилем эпохи»[150], наличие единой рубрикации по княжениям, прослеживаемой до конца списка, а также чрезвычайно любопытным объяснением автора о расчете хронологии событий по различным счислениям[151], в котором объясняется отсутствие дат в протографе, начиная с 6710/1202 г., как то показывают списки Хлебниковский и Погодинский, и «пустых лет» с 6747/1239 г.

Но кто был этим автором, и когда он работал? Сложность найти ответ на эти вопросы предопределена незавершенностью Ипатьевской летописи, чье повествование обрывается на событиях 1292 г., не давая никакого представления о том, принадлежит ли этот дефект самому списку или оригиналу, с которого был списан. Сомнения не разрешают и другие, более поздние списки Ипатьевской летописи (Хлебниковский, Погодинский, Ермолаевский), которые хотя и обладают своими разночтениями, порою давая более верный текст, чем Ипатьевский список, порою — менее верный, однако заканчиваются на том же месте, оставляя, таким образом, вопрос о полноте и составе протографа после 1292 г. открытым. Густинская летопись XVII в., в части своей использующая сокращение протографа Ипатьевской летописи, также не разрешает этого вопроса[152]. Предположение В. Т. Пашуто, что автором последней части Галицко-волынской летописи (так наз. «Летописного свода князя Владимира Васильковича» и «Летописца времени князя Мстислава Даниловича») был владимирский епископ Евстигней[153] или близкий к нему человек, непосредственно связанный с Владимиром (Волынским) и г. Каменцем, который также отмечен особым вниманием в тексте, оспорил в своей работе А. И. Генсиорский, вычленивший в тексте «Галицко-волынской летописи» (1201–1292 гг.) следы пяти сводов, продолжавших друг друга (I — до 1234 г., II — до 1266 г. в Холме, III — до 1286 г. в Перемышле, IV — до 1289 г. в Любомле, V — до 1292 г. в Пинске) и, соответственно, указавший возможных их авторов (I — холмский епископ Иван (ок. 1255 г.), II — Дионисий Павлович, государев дьяк (ок. 1269 г.), III — перемышльский епископ Мемнон (ок. 1285 г.), IV — духовная особа, близкая князю Владимиру Васильковичу (ок. 1289 г., переработал всё с 1261 г.), V — житель Пинска, ранее связанный с Мстиславом Даниловичем (в начале XIV в.)[154].

Как бы то ни было, все эти выкладки и предположения указывают на территорию, где мог храниться оригинал и откуда могли идти в Россию известные нам списки, в том числе и протограф Ипатьевского. Подтверждением этому служит «список Яроцкого», полученный от директора Коммерческого училища в Кременце Я. В. Яроцкого, тождественный рукописи Ермолаевского списка. Его списал в 1651 г., как обозначено на рукописи, «Марко Бунъдур, законник и послушъник монастыря Николы Пустынника», дополнив «Повестью о побоищи Мамаевом с князем Дмитрием Ивановичем Владимирским в лето 6889», т. е. 3-й редакцией «Сказания о Мамаевом побоище» по классификации С. К. Шамбинаго[155], а также идущие с Волыни списки Густинский и Мгарский того же XVII в.[156]

Список Яроцкого, тождественный Ермолаевскому и всей группе списков Ипатьевской летописи, не получивших в своей галицко-волынской части абсолютных дат, позволяет думать, что автор «владимирского летописца» не успел закончить свой труд, и собранный им свод так и не перешагнул рубеж XIII–XIV вв. Но как складывалась судьба его списка, попавшего на Русь и ставшего в середине 20-х гг. XV в. протографом (или архетипом) для списка Ипатьевского? Неизбежен и другой вопрос: можем ли мы считать Ипатьевский список сохранившим свои изначальную полноту, или до того, как был переплетен, он успел потерять какие-то тетради так же, как они были потеряны в его протографе, общем для всей группы этих списков, что отмечено в Ипатьевском соответствующими пробелами в тексте? Вопрос этот приобретает особую остроту и интерес, поскольку в рассказе о походе 1185 г., как это было показано выше, исследователь обнаруживает вторжение социальной лексики второй половины XIV в., отсутствующей во всех остальных текстах летописи («черные люди», «отроци боярские»), а наряду с этим — заимствования из ее собственного текста, которые могут быть объяснены (учитывая местоположение данного рассказа в тексте) только наличием последующей редактуры, т. е. созданием последующего списка, в интервале между 1292 и 1425 г.

Напомню, о чем идет речь.

В рассказе о походе 1185 г. мною были выделены эпизоды и реалии, которые не могли восходить ни к реально-событийной основе повествования конца XII в., ни быть почерпнуты из текста «Слова о полку Игореве» — «коуи/ковуи», присутствующие только в тексте Ипатьевской летописи, где они возникли по недоразумению, поездка «сторожей… языка ловить», «уряжение полков» на берегу Сюурлия, «спешивание» во время боя, «черные люди», «добрые люди», «отроци боярские» и, в особенности, боевой ход «вкруг озера». При этом следует отметить, что некоторые из перечисленных реалий, как выяснилось, присутствуют в самом тексте Ипатьевской летописи, в то время как другие ей совершенно неизвестны.

К числу первых относятся «ковуи», появляющиеся впервые в ст. 6659/1151 г. вместе с «печенегами» («отрядила Володимера, брата свое, по веже с торкы и с коуи, и с берендеи, и с печенегы»), хотя ранее речь шла только о «черных клобуках» [Ип., 427]. Та же четверная формула употреблена в ст. 6670/1162 г. («с куи»), причем точно так же она сразу же заменяется «черными клобуцами» [Ип., 517]. Третий и последний раз за пределами рассказа 1185 г. «коуи» фигурируют в ст. 6678/1170 г. («послал Мьстислав Михалка князя Дюргевича Новгороду къ сынови с коуи, Бастеевой чадью») [Ип., 544], после чего они исчезают. Такое положение ошибки впереди рассказа позволяет считать ее присущей данному комплексу известий (1151–1170), перенесенной и развитой в событиях 1185 г., так что для ее объяснения не требуется допущение промежуточной редакторской работы.

Совсем иначе обстоит дело с реалиями, которые содержит текст Ипатьевской летописи в составе более поздних, чем поход 1185 г., сюжетов. В первую очередь это сравнение выступающих половецких полков с «бором» (лесом) («иачаша выстоупати полци половецкии акъ борове»), что встречает точное соответствие в ст. 6676/1268 г. «бяхоуть бо полчи видениемь акы борове велицеи» [Ип., 866] и 6789/1281 г. «и сташа около города аки борове величеи» [Ип., 885]. Безусловно, оба примера можно посчитать калькированием текстов более ранних («ипоидоша полци половецьстии, аки борове» 6611/1103 г. [Ип., 254]; «иноплеменницы собраша полки своя многое множество, и выступиша, яко борове велиции» 6619/1111 г. [Ип., 267]), а то и вообще никак с ними не связанными, однако о них следует помнить, тем более, что они принадлежат к тому же хронологическому комплексу известий, что и параллель с «битвой вкруг озера», вызывающей особый интерес.

Напомню, что в рассказе 1185 г., к удивлению всех без исключения исследователей, в том числе и специалистов по истории военного дела, воины Игоря «вси соседоша с конии <…> и поидоша бьючеся <…> идоуще в кроугъ при езере <…> а прочии в море истопоша» [Ип., 641–644]. Что и когда послужило примером для правщика, создавшего столь оригинальную интерпретацию событий? Частичную разгадку происхождения этого текста дает, как мне представляется, сообщение Ипатьевской летописи в ст. 6770/1262 г. о набеге «литвы» на г. Каменец, после чего «угониша я у Небля (Невель? — А. Н.) города», где ее притиснули к берегу озера и полностью уничтожили в последующем сражении. Вот эти два фрагмента Ипатьевской летописи, свидетельствующие о своей безусловной текстуальной взаимозависимости.

И тако оугадавше вси соседоша с конии, хотяхоуть бо бьющеся доити рекы Донця <…> и поидоша бьючеся <…>-и биаху бо ся идоуще в кроугъ при езере <…> не бяшеть бо лзе ни бегаючимъ оутечи, зане яко стенами силнами огоро-жени бяхоу полкы половецьскими <…> а прочии в море истопоша [Ип., 641–644]. Литва же бяше стала при озере, и видевше полки, изрядишась и седоша во три ряды за щиты по своемоу норову. Василко же, изрядивъ свое полкы, поиде противоу имъ и сразишася обои. Литва же [не] стерпевше, оустремишася на бегъ, и не бысь лзе оутечи, обишло бо бяшеть озеро около, и тако начаша сечи е, а дроузии во озере истопоша, и тако избиша я все, и [не] оста от нихъ ни одинъ [Ип., 856].

Однако для того, чтобы текст, принадлежащий владимиро-волынскому летописцу конца XIII в. мог повлиять на сюжет конца XII в., находящийся в той же летописи, необходимо создание хотя бы одного последующего по времени списка, способного воспринять такие дополнения, причем для этого требуется еще и наличие определенного интереса именно к данному сюжету.