Николай Гоголь - Том 10. Письма 1820-1835

• Название: Том 10. Письма 1820-1835
• Автор: Николай Гоголь
• Издательство: Издательство АН СССР
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1940

В десятом томе Полного собрания сочинений публикуются письма Гоголя 1820–1835 годов.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Через год, а может быть, и ранее, надеюсь я получить штатное место*. Это составляет покаместь единственное мое желание, и получение его будет для меня неизъяснимою радостью, потому что освободит от тягостной обязанности получать от вас вспоможения, когда оно вам более всего нужно.

Не думайте, почтеннейшая маминька, что я нерадиво занимаюсь своею должностью. Вы это заключаете из того, что мне прибавки произошло всего только 20 рублей в месяц; но не думайте, чтобы 240 рублей в год приращения было маловажно для меня. По месту мною занимаемому я не могу, хотя бы и из кожи лез, получить более. Литературные мои занятия и участие в журналах я давно оставил*, хотя[162] одна из статей моих доставила мне место, ныне мною занимаемое*. Теперь я собираю материалы только и в тишине обдумываю свой обширный труд. Надеюсь, что вы попрежнему, почтеннейшая маминька, не оставите иногда в часы досуга присылать все любопытные для меня известия, которые только удастся собрать. Не могу изъяснить моей благодарности любезной моей сестрице Машиньке, которая так много трудилась для меня в этом деле и которой прекрасные качества узнаю я с каждым разом более. Пусть однако ж она не думает, что я до такой степени неблагодарен, что забываю о ней. В письме моем, принося благодарность даже Лукер.<ье> Фед.<оровне> и Мар.<ье> Бор.<исовне> я не помянул о ней ни слова, потому, что хотел писать к ней особо. И для этого-то самого я и теперь в письме вашем не пишу ничего, относящегося к ней.

Несмотря на все старания свои, я[163] не мог, однако ж, иметь никакой возможности переехать на дачу. Судьба никаким образом не захотела свесть меня с высоты моего пятого этажа в низменный домик на каком-нибудь из островов. Необходимости должно повиноваться, но я всячески стараюсь услаждать свое заключение. Мне советуют делать сколько можно больше движения, и я каждый почти день прогуливаюсь по дачам и прекрасным окрестностям. Нельзя надивиться, как здесь приучаешься ходить: прошлый год, я помню, сделать верст 5 в день была для меня большая трудность, теперь же я делаю свободно верст 20 и более и не чувствую никакой усталости. И это здесь вовсе не удивительно, всякой этим может похвалиться. В 9 часов утра отправляюсь я каждый день в свою должность и пробываю там до 3-х часов, в половине четвертого я обедаю, после обеда в 5 часов отправляюсь я в класс, в академию художеств, где занимаюсь живописью, которую я никак не в состоянии оставить, — тем более, что здесь есть все средства совершенствоваться в ней, и все они кроме труда и старания ничего не требуют. По знакомству своему с художниками, и со многими даже знаменитыми, я имею возможность пользоваться средствами и выгодами, для многих недоступными. Не говоря уже об их таланте, я не могу не восхищаться их характером и обращением; что это за люди! Узнавши их, нельзя отвязаться от них навеки, какая скромность при величайшем таланте! Об чинах и в помине нет, хотя некоторые из них статские и даже действительные советники. В классе, который посещаю я три раза в неделю, просиживаю два часа; в семь часов прихожу домой, иду к кому-нибудь из своих знакомых на вечер, — которых у меня таки не мало. Верите ли, что одних однокорытников моих из Нежина до 25 человек*. Вы, может быть, думаете, что такое знакомство должно быть в тягость — ничуть, это не в деревне, где обязаны угощать своих гостей столом или чаем. Каждый у нас ест у себя, приятелей же и товарищей угощают беседою, которою всякой из нас бывает вполне доволен. Люди различных характеров, разного темпераменту всегда найдут об чем поговорить, поспорить и образнообразить свой разговор. Три раза в течение недели отправляюсь я к людям семейным, у которых пью чай и провожу вечер. С 9 часов вечера я начинаю свою прогулку, или бываю на общем гуляньи, или сам отправляюсь на разные дачи; в 11 часов вечера гулянье прекращается, и я возвращаюсь домой, пью чай, если нигде не пил (вам не должно показаться это поздним: я не ужинаю), иногда прихожу домой часов в 12 и в 1 час, и в это время еще можно видеть толпу гуляющих. Ночей, как вам известно, здесь нет; всё светло и ясно, как днем, только что нет солнца. Вот вам описание моего летнего дня; всячески стараюсь я лучше провесть его, но всё почти вспоминаю за каждым разом деревню. Воздуху здесь нет настояще деревенского; весны совсем нельзя заметить; самые растения утратили здесь свой запах, как пересаженные насильственною рукою на неродную им почву; всё лето и весна продолжаются здесь только три месяца; остальными девятью месяцами управляют деспотически зима и осень. Удовольствия, которые имею я здесь, все почти состоят из упомянутых, и потому не стоят мне ничего. Всякая копейка у меня пристроена, и малейшее исключение уже причиняет расстройство всему моему регулярному ходу издержек.

Но я, кажется, еще не на все пункты ваши ответил. Все распоряжения, сделанные вами касательно построек, очень хороши и отличаются всегдашнею вашею предусмотрительностью и благоразумием, касательно же моего мнения разводить картофель, если она у нас мало родит, то об этом нечего думать; не советую даже и водки из него делать, потому что это в таком только случае, когда картофлю несравненно большее множество, нежели хлеба.

Еще едва было не позабыл отвечать на один ваш запрос[164], который повергнул меня еще в большее удивление, нежели вас: до сих пор не могу постичь, отчего произошло ваше недоумение и беспокойство, услышавши, что я обрезал стеклом себе руку (еще бы ничего, если бы кинжалом, ножом или другим каким орудием). Не представлялось ли вам, почтеннейшая маминька, что я где-нибудь на вакхической пирушке, в припадке излишней веселости, вздумал колотить рюмки и бутылки, или, чего доброго, не пожелалось ли мне пролезть куды-нибудь в окошко? Ничего не бывало; я стал ломать стекло в намерении выгладить им палочку для кисти своей и обрезал большой палец, который чрез то помешал моей приятной обязанности продолжать письмо далее — вот и всё.

Посылаю вам следующий № журнала*, разрезавши который, найдете вы в листах его письмо это, хитрость, которую я сделал, во избежание двойного платежа и за письмо, и за посылку, между прочим, как мне то и другое стало столько же, сколько одно письмо.

Предуведомляю вас, что в этой книжке, равно и во всех последующих, вы не встретите уже ни одной статьи моей. Занятий моих литературных хотя я и не прекратил, однако ж как они готовятся не для журнала, то и появятся не прежде, как по истечении довольно продолжительного времени. Рекомендую вам прочесть описание Полтавы господина Свиньина*, в котором я, хотя и природный жилец Полтавы, много однако ж нашел для меня нового и доселе неизвестного.

Целуя ваши ручки, остаюсь вечно благодарным и послушнейшим сыном

Николай Гоголь.

Бабушкам, дедушке поклон; всех домашних обнимаю. Если Катерина Ивановна тетинька у нас, целую несколько раз ее ручки.

Гоголь М. И., 1 сентября 1830*

100. М. И. ГОГОЛЬ. СПб. Сентября 1-го д. 1830.

Никаким образом не могу постигнуть причины вашего молчания, почтеннейшая маминька. Вот уже скоро будет два месяца, как я не получаю от вас никакого известия. Ради бога, если вы имеете жалость к вашему сыну, которого всё счастие, всё благополучие заключается в вас, в доставлении вам утешения и минутного забвения ваших непрерывных забот, хотя одним словом, одной строчкой напишите, что вы здоровы, и я счастлив.

Два письма мои* не имели никакого успеха совершенно. Из них вы знаете подробно уже о моей службе и ежедневных занятиях. Андрей Андреевич был так милостив,[165] видя нужду мою, что оказал мне помощь, какой только можно было ожидать от добрейшего родственника. С июня месяца, т. е. с тех пор, когда я не получал ничего уже от вас, я пользовался его благодея<нием>: на три месяца он мне выдал сумму, какую следовало бы мне получить от вас. Следовательно за прошедшие месяцы июнь, июль и август[166] вам нечего беспокоиться. Завтра, или послезавтра Андрей Андреевич уезжает отсюдова, и потому вчера дал еще мне и на первую половину сентября.

Служба моя идет очень хорошо; начальники мои все прекрасные люди. Всего только четыре месяца, как я служу,[167] а получил на днях уже штатное место, до которого многие по пяти лет дослуживаются, иные даже по десяти, а всё не получают. С нового года надеюсь получать 1000 рублей жалованья*, а до того времени должен буду еще беспокоить вас, великодушная маминька. Всего в этом году следует вам выслать мне 300 рублей, которые можно разделить на два куша.

Часто большие неудобства встречаются иногда от замедления присылки, и тогда принужден я бываю продавать за бесценок самонужнейшие вещи, которых приобретение становится впоследствии мне несравненно дороже.

Но нужнее всего теперь для меня письмо ваше. Оно одно доставит мне удовольствие, и заставит забыть и крайность, и нужду, и голод, и все неприятности в свете. Ради бога, не мучьте меня более, несравненная маменька. Одна строчка ваша — и я благополучнейший человек.