Николай Гоголь - Том 14. Письма 1848-1852

• Название: Том 14. Письма 1848-1852
• Автор: Николай Гоголь
• Издательство: Издательство АН СССР
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1952

Четырнадцатый том содержит письма Гоголя за 1848–1852 гг. В конце тома (см. «Дополнения») дается несколько писем разных лет, пропущенных по недосмотру в предыдущих томах настоящего издания и черновые редакции к текстам первого тома.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Ваш весь Н. Гоголь.

О моем выезде наверно еще ничего не могу сказать. Всё будет зависеть от погоды и как установится дорога. По дурной дороге отваживаться нельзя в не весьма крепкой колясчонке, и без того уже пострадавшей в распутную осеннюю дорогу прошлого года. Во всяком случае буду стараться приехать к праздникам.

Григорову П. А., 6 марта 1851*

213. П. А. ГРИГОРОВУ. 1851. Одесса. Марта 6.

Много благодарю вас и за письмо и за книгу Затворника*. Как она пришлась мне кстати в наступивший великий пост! Много и много уже обязан я и вам и вашей обители и думаю теперь о том, как бы и чем мне показать вам мою признательность. Как мне не ценить братских молитв обо мне, когда без них я бы давно, может быть, погиб. Путь мой очень скользок, и только тогда я могу им пройти, когда будут со всех сторон поддерживать меня молитвами.

Не оставляйте же и не забывайте меня.

Ваш весь Н. Гоголь.

Передайте душевный мой поклон настоятелю, отцу Филарету и всей братии.

Погодину М. П., 7 марта 1851*

214. М. П. ПОГОДИНУ. Март 7. Одесса. — 1851.    

Благодарю тебя, друг, за доброе твое письмо. Прискорбно было узнать из него об утрате твоей. Добрая мать*, так тебя любившая, уже теперь не молится за тебя здесь на земле, она уже там… Она завещает теперь тебе молиться о ней. Не позабывай по ней панихид. Панихиды по близким душе успокаивают много нашу собственную душу. Да и самим мыслям становится после того как-то и способнее и удобнее стремиться туда, куда им предписан закон стремиться, и самые кандалы на ногах, на которые ты жалуешься, и которые у всякого человека на земле, становятся тогда неслышней и легче. Прощай! Если даст бог, увидимся в мае.

Твой весь Н. Гоголь.

Иванову А. А., Одесса. 18 марта 1851*

215. А. А. ИВАНОВУ. Одесса. Марта 18 <1851>.

Не велико ваше письмецо*, но спасибо и за то; по крайней мере, я знаю, что вы, слава богу, здравствуете. Вы называете меня прекрасным теоретическим человеком. Не думаю, чтоб это было правда. Мне кажется, я плохой теоретический человек, да и практический также. Изо всей моей жизни я вывел только ту истину, что если бог захочет — всё будет, не захочет — ничего не будет. Как умолить бога помогать нам, для этого у всякого своя дорога, и он как сам знай, так и добирайся. Но на мне, по крайней ме<ре>, вы должны научиться снисходительности к людям. Если я, человек, долго близ вас живший и притом все-таки понимающий, хоть, положим, теоретически, художество, так. еще далек от того, чтобы понимать вещи и обстоятельства в настоящем виде, то как же можно требовать от начальства, состоящего из чиновников, чтоб понят<н>ы[496] были им внутренние требования оригинального, не похожего на других, художника? Поверьте, никто не может понять нас даже и так, как мы себя понимаем. И счастлив тот, кто, всё это сообразя вперед, прокладывает сам себе дорогу, не опираясь ни на кого, кроме — на бога.

Письма адресуйте всегда на имя Шевырева в Москву, близ Тверской, в Дегтярном переулке, в собствен<ном> доме. Он доставит мне всюду, где ни буду.

Что бы вам написать хоть что-нибудь о вашем житье-бытье, не о том, которое проходит взаперти, в студии, но о движущемся на улице,[497] в прекрасных окрестностях Рима, под благодатным воздухом и небом! Где вы обедаете, куда ходите, на что глядите, о чем говорите? В иной раз много бы дал за то, чтобы побеседовать вновь так же радушно, как беседовали мы некогда у Фалькона*. Не будьте скупы и напишите о себе не как о художнике, погруженном в созерцанье, но как о добром, милом моему сердцу человеке, развеселившемся от воспоминаний о прежнем. С вами теперь, как я слышал, Брюллов* — как вы с ним ладите? и что делает брат ваш* (которому передайте поклон мой)?

Ваш весь Н. Гоголь. На обороте: Rome. Italie. Al signore Alessandro Iwanoff. Pittore e academico russo. Roma, nella via Condotti, vicina alla piazza di Spania. Caffe Greco.

Шевыреву С. П., 18 марта 1851*

216. С. П. ШЕВЫРЕВУ. Одесса. Марта 18 <1851>.

Наконец от тебя письмо*. Слава богу, ты здоров. Благодарю за труды и все твои добрые о мне попечения. На днях выезжаю из Одессы. Недели три проживу у родных, а там обниму тебя, если всё устроит бог благополучно. Очень меня обяжешь, если возьмешь в синодальной лавке и перешлешь тот же час ко мне в Полтаву «Общую Минею» (большая книга, в лист) и «Четьи Минеи» (в 12 книгах, в осьмушку). К этому присовокупи два экземпляра евангелия (библейского издания). Разумеется, вез это в переплете (каком-нибудь).

С деньгами, полученными за проданные экземпляры «М<ертвых> д<уш>», распределись так: тысячу руб<лей> с<еребром> в банк (если найдешь нужным), 150 р. с<еребром> перешли мне в Полтаву, а остальные держи у себя до моего приезда. Впрочем, можно в банк положить даже и полторы тысячи: я думаю, что будет достаточ<но> для прожитья в год находящихся у тебя прежних. Но прощай! В ожиданья личного свиданья посылаю тебе покуда заочный поцелуй.

Твой весь Н. Г.

Шевыреву С. П., после 18 марта 1851*

217. С. П. ШЕВЫРЕВУ. <После 18 марта 1851. Одесса.>

Прошу тебя присоединить к прежде сказанным книгам еще ноты церковного пения* под названием: Партитурное собрание с преложением на фортепиано, музыка Бортнянского* и других сочинителей, книга 1, СПб.,[498] 1843 года, и прислать вместе в Полтаву.

Твой весь Н. Г.

Гоголь М. И., 21 марта 1851*

218. М. И. ГОГОЛЬ. Одесса. Марта 21 <1851>.

Вчера приехал Димит<рий> Андреевич. С ним приехало и письмо ваше. Я полага<ю> выехать на будущей неделе, так, чтобы к страстной быть в Кагорлык*. Если поможет бог совершить путь благополучно, то или в субботу, или в воскре<сенье> доберусь до Кагорлыка. За лошадьми лучше пошлите домой, тем более, что Дм<итрий> Анд<реевич>, как я заметил, хочет тоже в одно время с нами ехать в Кибенцы. Да и во всяком случае, по-моему, нужно всячески избегать жить на счет других, хотя бы даже и весьма близких нам людей. Выеду я, может быть,[499] или раньше, или позже Дм<итрия> Андре<евича>, затем, чтобы не мешать друг другу на станциях. Потому что лошадей трудно доставать и на один экипаж, а как будут два, то придется посидеть и по дню на станции и все-таки разрозниться. Затем, желая вам от всей души провесть благодатно остальное время поста, прося вас передать это же самое жела<ние> и весьма уважаемому мной Андрею Андреевичу, остаюсь

признательный сын

Н. Г.

Смирновой А. О., март 1851*

219. А. О. СМИРНОВОЙ. <Конец марта 1851. Одесса.>

Христос воскрес!

Спешу поздравить вас, добрый друг, с радостным днем светлого воскресенья. Дай бог и вам и мне того же: радоваться о Христе, любить всех о Христе, позабыть себя со всем черствым окружением собственных забот и, дорожа всякой минутой, спешить благодарить за <н>ее бога, живя[500] подобно птицам небесн<ым>, не сея, не собирая в житницы, радуясь о том только, что[501] совершается его божья воля. О, пошли нам бог, и вам и мне, силу любить всех! В ней потонет всё грустное. Еще раз: Христос воскресе!

Ваш весь Н. Г.

Плетневу П. А., 6 мая 1851*

220. П. А. ПЛЕТНЕВУ. Полтава. Маия 6 <1851>

Милое, доброе твое письмо получил* уже здесь, в деревне моей матушки. Из Одессы выслали его мне довольно поздно; видно, в наказанье за то, что я свое отправил к тебе довольно поздно. Всё действительно случилось так, как ты предположил: ровно через месяц после того, как оно было написано, запечатано и, казалось, как бы даже и отправлено на почту, нашлось оно в моем письменном столе. Что прикажешь делать? Видно, горбатого могила исправит. Кажется, как бы я преуспеваю со дня на день в этой добродетели. Зато тем признательнее принял и прочел я знак твоего непамятозлобия, твое милое и милующее письмо. На замечанье только твое о моей молодости скажу: «Увы! Два года, как уже пошел мне пятый десяток, а стал ли я умней, бог весть один». Знать, что прежде не был умен, еще не значит поумнеть. Что второй том «М<ертвых> д<уш>» умнее первого — это могу сказать, как человек, имеющий вкус и притом умеющий смотреть на себя, как на чужого человека, так что, может быть, Смирнова отчасти и права; но как рассмотрю весь процесс, как творилось и производилось его созданье, вижу, что умен только тот, кто творит и зиждет всё, употребляя нас всех вместо кирпичей для стройки по тому фасаду и плану, которого он один истинно разумный зодчий. С тобою всячески постараюсь увидеться. Теперь еду в Москву. Всякие письма и замечания, какие были тебе присланы насчет «М<ертвых> д<уш>», запечатавши в один пакет, пошли ко мне, адресуя на имя Шевырева, а если присоединишь к этому две-три строчки собственно<го> письмеца, — вперед посылаю тебе самое душевное спасибо. Всем тебе близким братский поклон!