Лев Правдин - Бухта Анфиса

• Название: Бухта Анфиса
• Автор: Лев Правдин
• Издательство: Пермское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

Это роман о наших современниках, живущих на Урале, о доброте человеческой. Большое место в книге отведено отношению к родной природе.

---

Около одного из домов Андрей Фомич остановился.

— Вот тут я и живу, — сообщил он.

И Артем с удивлением отметил, что это обычное сообщение как бы ушибло его. Алла! «Неизвестная!» Здесь, где-то в этом доме… Столько пролетело лет и столько событий, а он все еще ничего не забыл. Он покачнулся и провел ладонью по своему взмокшему лбу.

— Ты что? — встревожился Андрей Фомич, оттесняя Артема к подъезду, в тень. — Это тебя солнцем шибануло?

— Нет, — сознался Артем, — не солнцем.

— Зайдем. Отдохнешь в холодке. Жара такая, что и лошади не терпят.

— Лошади. — Артем засмеялся, как будто бы его очень уж развеселило это сравнение.

— Посидим, потолкуем, — продолжал уговаривать Андрей Фомич.

Но Артем, чтобы сразу пресечь дальнейшие уговоры, протянул руку.

— Будь здоров. Потом как-нибудь. Поздно уже.

— Что за «поздно»? Я теперь один остался на все лето.

— Один?

— Как бобыль. Все мои на даче: Надя с девочками и мама. Так что полная свобода, — продолжал он уговаривать, чувствуя, как ослабевает сопротивление Артемовой руки.

— Надя?

— Да. Жена. Ты ведь так и не знаешь ее. А она все статьи твои и книжки читает и мне выговаривает, как это я тебя не позову к нам.

— Надя. А ты мне тогда рассказывал… — не слушая его, проговорил Артем.

— Это про Аллу-то? — сказал Андрей Фомич с легкой беспечностью и в то же время с нескрываемой почтительностью. — Да, было дело и прошло.

Такая почтительность насторожила Артема.

— Прошло? — спросил он. — Что прошло?

— А черт его знает что. Я тебе потому и рассказал, что все это уже перекипело, а у нас с Надей все уже было слажено.

— А она что? Алла?

— Да ничего. В науку ударилась. Институт закончила и сейчас, кажется, директором школы или завучем. Надя с ней видится, говорит, ничего живет. А замуж так и не вышла. В холостячках числится. Не нашлось для нее человека соответствующего полета. Ну, так зайдем, чего мы, как беспризорники, в подъезде?..

Но Артем, теперь уже не скрывая своего волнения, торопливо проговорил:

— Нет, потом как-нибудь, в другой раз. — И, уже прощально помахивая рукой, прокричал издали: — А Наде привет передай! Я к вам обязательно приду!..

Вот и разрушен тот никчемный заборчик, который, оказывается, существовал только в его воображении. Глупо все как получилось. Пять лет думал, что Алла — жена Андрея Фомича. Пять лет! И сколько нелепого, ни с чем несообразного он сделал. Как изломал свою жизнь. Сам загнал себя в какие-то самим же придуманные загородочки условностей, приличий, привычек, которые так охотно многие принимают за традиции только потому, что это удобно, как разношенная обувь…

6

Он спустился к мосту, как всегда забитому звенящими трамваями и ревущими машинами. Старый деревянный мост, построенный еще тогда, когда в городе не было ни машин, ни трамваев. Мост, рассчитанный на тихую губернскую жизнь. Неподалеку уже начали насыпать широкую дамбу, которая надежно свяжет растущий город с новым районом. Но дамба строилась медленно. Общественность города с помощью газет и радио подбадривала строителей. А сейчас Артем увидел немного в стороне от дороги новый голубой автобус, на лаковых боках которого было написано: «Телевидение».

На крыше автобуса стоял молодой парень, подняв над головой кинокамеру. Тут же, на крыше, суетилась девушка в синем комбинезоне и желтой клетчатой рубашке, указывая парню, что надо снимать. В то же время она что-то выкрикивала в микрофон, который держала в руке. Готовилась очередная порция возбуждающего для медлительных строителей.

Артем подумал, что девушка неминуемо должна сорваться с крыши, но вряд ли это опасно для нее — такая она была полная, что казалась упругой, как мяч. Упадет, подпрыгнет и останется цела и невредима. И тут он узнал Милану. Вот куда ее занесло! Давно как-то она позвонила Артему и сказала, что ей нужно увидеться с ним и поговорить, посоветоваться. Он иногда помогал ей написать очерк или просто советовал, как это сделать, и потому вначале ее просьба его не удивила. Он только спросил: «А по телефону нельзя?» В трубке послышалось бурное дыхание: «По телефону все можно, — сказала Милана, — кроме одного: пока что нельзя посмотреть человеку в глаза». Он растерялся и нерешительно проговорил: «Да, пока что техника не достигла. Ладно, я тебе позвоню». И, конечно, не позвонил. Ему показалось, что на этот раз Милана не ограничится советом делового характера. Ее желание заглянуть в глаза настораживало. Он уже сталкивался с такими делами и всегда смущался при этом. Но, очевидно, ничего с этим не поделаешь: девушки любят поэзию, а заодно и поэтов. Очень юные девушки и почему-то не очень юные дамы. Особенно, как успел заметить Артем, склонны к стихам упитанные девушки. Или обиженные судьбой. Не считая Милану обиженной и зная, что ей чужды безрассудные увлечения, Артем тогда же забыл о своем обещании позвонить ей. Да и незачем.

Увидав ее на крыше телевизионного автобуса, Артем попытался скрыться. Не такое сейчас у него настроение, чтобы с кем-нибудь разговаривать. Но Милана заметила его и отчаянно замахала руками.

— Артем! Вот где ты мне попался!

Она что-то сказала киношнику и необыкновенно ловко сбежала по лесенке.

— Попался? Можно подумать, будто я убегаю от тебя.

— Всю жизнь, — легко вздохнула Милана и крепко сжала его руки.

Артем подумал, что он и в самом деле попался. Кажется, девушка настроена на лирический разговор.

— Не смейся! Я теперь просто при деле. Нашла дело для себя. А в газете я была ни при чем. Там я вечно была «на подверстку». Где не хватало строчек, подверстывали мои заметочки. А потом я стала при тебе. Помнишь наш разговор в столовой о том, что человек во всем должен быть самим собой? Я тогда не все поняла и даже очень на тебя обиделась. Только потом дошли до меня твои слова. Человек всегда должен быть самим собой. И в деле, и особенно в любви.

— Почему особенно?

— Работу можно сменить, а любовь почти невозможно. Это уж навеки, — убежденно проговорила она, поглядывая на Артема своими темными, настороженными и в то же время пытливыми, как у белки, глазами.

Эта убежденность повергла его в уныние, и он понял, что Милана не отпустит его, пока не выговорится до конца. Он-то знает ее настойчивость. Разговоры, воспоминания — как он устал от них. Хотелось только одного: свалиться и уснуть прямо здесь же, на пыльной траве. Еще хорошо, что она не восторгается его стихами, этим бы она его окончательно добила. Все-таки он не выдержал и зевнул украдкой. Но она заметила.

— Устал?

— Как зверь, — признался он. — С утра заочники в институте, потом весь день в парткоме…

— А тут еще я…

— Ты тут ни при чем.

— Всегда я ни при чем! — жизнерадостно воскликнула Милана и, как знаменем, взмахнув косынкой, сообщила: — А ведь я тогда была влюблена в тебя. Отчаянно влюблена.

Только этого ему и не хватало, чтобы достойно завершить день. Но теперь уже все равно.

— А я ничего и не заметил.

— По-моему, ты не позволил себе заметить.

— Многие почему-то думают, будто я такой волевой человек, что могу не позволить себе.

— А разве нет? Ты — железный парень!

И это она выдумала. Железный! И свою влюбленность тоже придумала.

— Ты, я вижу, на работе? — с надеждой спросил он.

— Все! Мы уже закончили.

Она все еще не выпускала руки Артема, словно догадываясь о его намерении. На них смотрел киношник с высоты автобуса, киноаппарат в его руках поблескивает своими тремя глазами. Уж не собирается ли он увековечить нечаянную встречу поэта с трепетной читательницей? Хотя, кажется, роли переменились, и трепещет не читательница, а сам поэт. И Милана это заметила.

— Ты чем-то расстроен? — участливо спросила она.

— Это от жары у меня такой вид.

— А мы-то стоим на самом солнцепеке. Идем в тень. Гоша! — крикнула она киношнику. — Перерыв.

Они спустились по склону оврага. Здесь на самом дне была трава и кусты. Они сели у самого берега высохшей речушки Ягошихи. Милана стащила желтую косынку с головы и, обмахивая ею свое загорелое лицо, с мягким укором сказала:

— Так ты мне и не позвонил тогда. А я очень ждала.

— Забыл, — ответил Артем, — замотался. Прости.

— Универсальная причина: замотался. Все ясно, хотя ничего и не объясняет. Ты, конечно, убежден, что служить обществу можно, только забывая о своих делах. Или, вернее, считаешь, что так надо думать. А ты заметил, что все говорят «замотался», когда сказать совсем уж больше нечего?

— Да, — согласился Артем. — Наверное. Дважды два…

Милана вспыхнула:

— Я с тобой серьезно.

— И мне сегодня что-то не хочется шутить.

— Ты считаешь, что я рассуждаю примитивно? Ты всегда так думал, я знаю.